Он предпочитал лечиться консервативно

Он предпочитал лечиться консервативно

Несмотря на весьма значи­тельный срок, минувший по­сле кончины, величественный образ Бильрота по-прежнему притягивает к себе присталь­ное внимание историков науки, врачей и литераторов.

Харьковский профессор хи­рургии Аполлинарий Подрез, выступая с траурной речью, в частности, сказал: «Я не стану описывать заслуги Бильрота в костных операциях, я не буду указывать на его блестящие операции над селезёнкой, щи­товидной железой и многими другими органами, так как я не кончил бы сегодня моего обзора, скажу лишь кратко, но точно: от головы до пят чело­вечество обязано Бильроту».

Многогранный талант

Теодор Бильрот родился 26 апреля 1829 г. в городе Бергене на острове Рюген (тогда это была Пруссия) в семье пастора.

Его творческая активность при­шлась на «золотой век» немецкой клинической хирургии – время, когда оперативная техника хи­рургов достигла небывалого со­вершенства, он встал во главе прославленной во всей Европе школы выдающихся хирургов-практиков и учёных.

В 1860 г. Бильрот возглавил кафедру хирургии Цюрихского университета, а в 1867 г. перехо­дит на кафедру Венского универ­ситета и остаётся её бессменным руководителем до самой смерти. Венский период деятельности Бильрота явился необычайно продуктивным.

Студентам очень импонировало то, что Бильрот, безупречно точ­ный и аккуратный в своей хирур­гической работе, в повседневной жизни был совершенно чужд бук­воедства. Блистательный хирург, обладавший энциклопедически­ми знаниями во всех областях современной ему медицины, Бильрот вместе с тем был благо­склонным и снисходительным эк­заменатором, отчего на экзамен к нему студенты записывались чрезвычайно охотно.

Ряд специальных журналов, редактируемых Бильротом, боль­шое количество прекрасных руко­водств и отдельных монографий принесли ему славу талантливого литератора.

К литературному наследию Те­одора Бильрота относятся также и стихи, некоторые из которых он положил на музыку собственного сочинения, а также обширная переписка, изданная отдельной книгой, выдержавшей несколь­ко изданий. В описании красот природы южной Италии и других живописных уголков Бильрот проявил себя неподражаемым художником. Временами письма его носят характер захватываю­щих поэтических произведений.

Судя по всем дошедшим до нас сведениям, Бильрот относился к жизни в общем-то легко, что вовсе не означает – легкомыс­ленно. Но многое, в силу высокой одарённости его натуры, ему давалось без чрезмерной затраты сил, будь то музыка, наука или овладение оперативной техникой. Столь же быстро налаживались и профессиональные контакты Бильрота с коллегами и просто интересными ему людьми.

Разумеется, ничто человече­ское, в том числе и слабости, Бильроту не были чужды. И под­тверждением тому служит следу­ющий пример.

Давно замечено одно удиви­тельное явление: очень многие врачи, среди которых встречают­ся самые отчаянные и безоглядно смелые хирурги-радикалы, вдруг в один момент почему-то дела­ются страшно осторожными и донельзя консервативными, как только речь заходит об операции на их собственном теле...

Так было и с Бильротом, когда его в Цюрихе «прихватил» приступ печёночной колики. Он выразил полную готовность использовать все из существующих средств лечения, но кроме, разумеется, хирургического ножа. Приступ удалось снять с помощью такого желчегонного, как карлсбадская соль, которую Бильрот принимал усердно и аккуратно и был готов принимать ещё, сколько ни по­требуется, лишь бы коллеги не заводили своих ужасных разго­воров про операцию.

Настало время, а было это уже в Вене, во второй половине 80-х, когда Бильрота начали беспоко­ить боли, с безошибочностью указывавшие на застрявший камень в нижнем отделе левого мочеточника.

И к чьей же помощи прибегнул Бильрот на этот раз? К помощи своих коллег, хирургов-урологов?

Как бы не так! Он как всегда упо­вает на воздействие всё тех же заветных «вод» – Карлсбадской и Виши; поглощает несметное количество этих жидкостей, разъ­ясняя всем непонятливым, как с помощью них «вымываются» из различных отделов мочевого тракта конкременты и бактерии.

История страданий

В 1867 г. Бильрот переехал из Цюриха в Вену, что знаменовало собой начало нового, наиболее блестящего периода его карьеры.

Он бежал от сумрачной ав­стрийской зимы с её обвола­кивающими туманами, и оттого стремился туда, где осень длится ещё и в декабре, а затем, без зимы, вслед за весной приходит лето; потому-то излюбленными местами отдыха Теодора Биль-рота являлись Ривьера и среди­земноморский курорт Аббация. В тех местах бодрящая утренняя прогулка по побережью дарила Бильроту огромный приток новых сил, необходимых для борьбы «с людьми, обстоятельствами и прочими сложностями жизни». А силы нужны были постоянно. И тогда, когда он тяжело вы­здоравливал после затяжной своей болезни, и тогда, когда в 1891 г. стал членом австрийского парламента и предпринял шаг, равносильный «политическому самоубийству»: начал бомбар­дировать запросами относитель­но денежных ассигнований на строительство школы-госпиталя Rudolfinerhaus императора, чле­нов его фамилии, всевозможных герцогов и прочих высокопостав­ленных лиц.

Всегдашняя привычка Бильрота плотно поесть при ограниченной двигательной активности привели к тому, что собственный вес его подобрался к 110-килограммовой отметке. Неотъемлемыми спут­никами Бильрота-хирурга в ходе его работы были стрессовые си­туации, которые он «гасил» конья­ком и сигарами. Словом, худшее сочетание всех так называемых факторов риска и представить себе трудно.

Тяжело болел Бильрот уже и в 1884 г. , из-за чего не смог присутствовать на XIII конгрессе немецких хирургов.

В 1887 г. Теодор Бильрот се­рьёзно заболел в очередной раз, и европейские газеты публико­вали бюллетени о его состоянии здоровья, отражавшие все этапы течения болезни, а в редак-

ции поступали сотнями письма с пожеланиями хирургу скорейшего вы­здоровления и со словами поддержки. Данный факт лишний раз удостоверил то, что Бильрот сделался фигурой мирового мас­штаба.

У него появилась одыш­ка и подскочила темпе­ратура. Несколько дней Бильрот лежал в постели в полузабытьи, с ощу­щением, как будто «тя­жёлое железное кольцо сдавило грудную клетку» (K.B.Absolon). Симптомы, наличествующие у Биль-рота, с несомненностью свидетельствовали о раз­вившейся коронарной не-

достаточности, обусловившей и общую недостаточность крово­обращения из-за слабости сер­дечной деятельности. Бильрот вдруг с несомненной ясностью ощутил, что умирает! Созвав к своей постели семью, ближай­ших друзей и учеников, Бильрот сделал всем им последние, как он решил, напутствия. Отправил прощальные послания Ганслику и Брамсу, поблагодарив послед­него за дивную красоту мелодий, слушая которые Бильрот чувство­вал себя счастливым, которые так украсили и обогатили яркими впечатлениями его жизнь.

Позже Теодор Бильрот в дру­гом письме Брамсу поведал о субъективных переживаниях и ощущениях из тех, что довелось изведать ему до полного свое­го выздоровления; выражаясь его языком – в процессе воз­вращения с того света на этот: «В течение какого-то времени, мне неведомого, я пребывал в полусне, ощущая при этом жуткий дискомфорт. Но по временам я был способен оценивать своё состояние с профессиональной точки зрения. Я слышал, как моё дыхание делалось всё более шумным и прерывистым, потом появилось головокружение. Ясно помню, как я проговаривал слова одной из Ваших песен, полагая, что я уже умер: «Всё это мне, как в смертном сне...»

И несмотря ни на что, всё это мне представлялось необычайно приятным, нежным. А я парил где-то в вышине и взирал на землю под собою, где остались мои друзья – все такие приветливые и умиротворённые!»

Не подлежит сомнению, что Бильрот получал лучшие и самые квалифицированные медицин­ские консультации специалистов. Но такие рекомендации, как раз­грузочная диета и ограничение приёма жидкости, Бильрот встре­чал без энтузиазма. Здесь у него был свой собственный взгляд на вещи: «При той склонности моего организма к образованию желч­ных и почечных камней и том об­стоятельстве, что потоотделение является для меня своего рода дыханием, я полагаю, что вызы­вать мне у себя дегидратацию не следует. Соли потреблять – одну крупицу! А там поглядим».

В периоде выздоровления Бильрот старательно «вытягивал» свой организм из состояния декомпенсации. С деспотичным педантизмом он вновь и вновь заставлял себя ежедневно совершать 5-мильные пешие про­гулки.

Перенесённое Теодором Биль-ротом заболевание во всех от­ношениях не прошло бесследно. Было ли это случайным совпа­дением по времени, или же под этим кроются какие-то вполне конкретные причины, но после случившегося с Бильротом его отношения с Брамсом измени­лись: «Никогда не болевший, он (Брамс. – И.Т.) с каким-то стра­хом относился к болезни своих друзей и с трудом общался с ними в это время. Возвратившись после очередной итальянской весны 1887 г. в Тун, он узнал о тяжёлой болезни Бильрота. Мо­гучий организм друга переборол недуг. Однако после болезни Бильрота между ним и Брамсом всё чаще стали возникать недо­разумения, и, несмотря на то, что они в конце концов ликвидирова­лись, Бильрот потерял своё место самого близкого поверенного в творческих делах Брамса, какое он занимал в течение многих лет» (Е.Царёва, 1986).

Впрочем, причина, и вполне конкретная, того, что Брамс от­далился от Бильрота, была. И об этом следовало бы рассказать в отдельной статье. То была одна из череды причин, приведших ко всё более и более нарастающей изоляции от людей стареющего Брамса. Порой им овладевали приступы внезапной ярости и агрессивности. Друзьям Брамса волей-неволей приходилось при­выкать к тому, что такие вспышки обрушивались именно на них, прекрасно относящихся к Брам­су, а тот зачастую даже и не от­давал себе отчёта в допущенной грубости.

Вскоре после перенесённой бо­лезни у Бильрота появились при­знаки миокардита, постепенно усиливающиеся и в значительной степени подрывавшие его рабо­тоспособность. Теодор Бильрот не строил никаких иллюзий в отношении своей болезни. В од­ном из писем он писал: «Строго конфиденциально, только между нами: моим лёгким нанесён со­крушительный удар, и сердце моё вот уже столько времени не в лучшем состоянии. Не уверен, обрету ли я вновь былую актив­ность, чтобы наверстать матери­альные потери, которые я понёс за то время, пока не наступило моё выздоровление. И при всём при этом я вынужден приучать себя работать вполсилы!»

Помимо несомненно скомпрометированных лёгких у Бильрота, как он сам считал, были ещё и «ожиревшие сердце и печень», недостаточные в функциональном отношении почки. Поэтому, когда Теодору Бильроту предложили занять пост ректора Венского университета, он отказался, об­рисовав состояние своего здоро­вья самыми мрачными красками. Но постепенно физическое состояние Теодора Бильрота улучшалось, он обретал былую форму: «В настоящее время мой вес снизился до 80 кг! Перед бо­лезнью же я весил 120 кг! Таким образом, я освободился от 80 фунтов бренной плоти! Произо­шло так оттого ли, что мне удалось проявить твёрдость характера, а может оттого, что в прежнее вре­мя я проявлял безалаберность?!

Эта материальная потеря, если её вообще таковой нужно считать, стала источником роста моей духовной силы. Безус­ловно, я становлюсь всё более духовным, но могу и всегда материализоваться, прибегнув к такому средству, как «Hermine» (задушевная подруга Теодора Бильрота Hermine Seegen.

Несмотря на всю серьёзность состояния своего здоровья, Бильрот продолжал интенсивно работать. Но с обострением бо­лезни настроение его становится всё более и более угнетённым. В те дни Бильрот как-то раз не­весело пошутил: «Что если моё капризное сердце сыграет шутку и остановится? Сколько радости это событие доставит молодёжи, которая использует передвиже­ние, имеющее произойти после моей смерти!»

В письме от 7 января 1886 г. он написал: «...Рабочие пока за­няты у меня устройством парка, вскоре они же выроют мне моги­лу, в которую я, усталый, уютно улягусь».

Тогда в 1886 г. до роковой даты оставалось ровно 8 лет...

К несчастью, Теодор Бильрот почти не ошибся в своих груст­ных предположениях.

6 февраля 1894 г. в Аббации перестало биться его наполнен­ное любовью к людям сердце.

И хотя Бильрот предчувство­вал близкий конец и спокойно за несколько дней сделал не­обходимые распоряжения, умер он неожиданно. Смерть застала его за разработкой итальянских народных мотивов. Так завер­шилась большая красивая жизнь выдающегося учёного и челове­ка, труженика и гуманиста.

Теодор Бильрот прожил непол­ных 65 лет – по общепринятым меркам немного.

На его могиле ныне стоит па­мятник с высеченным в мраморе благородным профилем. Ещё при жизни Бильрота его бюст был установлен в родном горо­де Бергене. В столице Австрии Вене – городе, где учёный столь плодотворно трудился почти 30 лет, также установлены мрамор­ный бюст и памятник. Надпись на памятнике гласит: «Теодору Бильроту – великому врачу-хи­рургу от благодарных учеников и потомков».

Игорь ТЕЛИЧКИН, кандидат медицинских наук.

Великобритания.