А на том берегу не погаснет костер...

60 лет назад вышел роман Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Сталинскую премию за него автор по совету своей матери-врача отдал на коляски для инвалидов войны...

Ночной звонок

В советские времена издавались толстенные справочники с адресами и телефонами членов Союза писателей СССР. Даже не зная кого-то лично, можно было ему позвонить с чем-нибудь поздравить, что-то спросить.

Вот так сидел ночью у себя в ленинградской холостяцкой квартире Виктор Конецкий, листал свежий номер литературно-художественного и общественно-политического журнала «Север» (выходившего с 1940 г. в Петрозаводске), попивал коньяк. Его внимание обожгла публикация некоего Владимира Христофорова под названием «Послушай! Не идет ли дождь?» о недавно ушедшем из жизни писателе с мировым именем Юрии Казакове. Это было самое первое воспоминание о прозаике, о котором Юрий Нагибин в журнале «Дружба народов» напишет: «Никто и не заметил, что с нами рядом жил живой классик русской литературы».

...Где-то под утро все той же промозглой сентябрьской ночи 1985 г. у меня в московской квартире раздался телефонный звонок. «С хорошей вестью можно звонить в любое время даже незнакомому коллеге, правда?» - язык Конецкого слегка заплетался, как, впрочем, и мой: - Хочу вас поздравить с публикацией о Казакове. Она самая первая... Сколько у вас сохранилось писем Юрия Павловича? Дюжина? А у меня около или более ста, начиная с 1958 г. Я напишу об этом отдельную книгу».

Действительно, после моих небольших по объему воспоминаний появилось много других. С тех пор встречались мы с Виктором Конецким в столичном Доме литераторов теперь уже как старые приятели. Однажды он мне сказал со значением и как всегда с некоторой язвительностью: «Представляешь, еду за счет Союза писателей в Париж. Перестройка».

Пора сказать о нем несколько слов. Родился в 1929-м. Начал ходить по морям еще юнгой. Автор многих известных книг, среди которых 7-книжный роман-странствие «За доброй надеждой». С именем Конецкого связано создание фильмов «Тридцать три» и «Полосатый рейс».

Некогда писатель Виктор Астафьев писал известному и ныне здравствующему литературному критику Валентину Курбатову: «Ты мне Витю Конецкого описал... Очень хороший мужик, в самом деле, и писатель первоклассный, но у нас же б...о, а не критика, вот и замалчивают его. Впрочем, читатель его хорошо знает, настоящий читатель».

В свою очередь Курбатов как-то написал Астафьеву: «Ездил в Ленинград вызволять Конецкого из тягчайшего запоя и, увы, не вызволил... он ведь один-одинешенек».

Виктор Конецкий умер 30 марта 2002 г. И позже вышла его книга «Эхо» - о всех тех, с кем он дружил, переписывался.

Лучшая книга о войне

Воспоминания Конецкого стояли у меня на полке не читанными несколько лет. А тут взял, и сразу наткнулся на любопытный эпизод. В Париже Виктор Конецкий конечно же разыскал своего давнего друга Виктора Некрасова. Они встретились в кафе, разговорились. Некрасов вдруг спросил о владивостокском судовом враче и поэте Яне Вассермане. Конецкий ответил, что тот жив-здоров и прочитал по памяти одно из последних стихотворений Яна Вассермана «Залив Креста».

Дело в том, что в 1979 г. я с Чукотки переехал жить во Владивосток и остановился у Яна Вассермана. А так как на Чукотке последние четыре года я жил в Эгвекиноте это Залив Креста и туда же заходило судно, на котором работал судовым врачом Ян, то он и написал это стихотворение, посвятив его мне. Оно создано на отголоске сталинских лагерей, и есть в нем такие строки: «Там лагерь был. Войди и посмотри: / Сторожевые вышки, как бояре. / Сутулятся, как батраки, бараки, / С засовами снаружи не внутри».
Некрасов спросил, а будет ли стихотворение Вассермана опубликовано. Конецкий ответил: «Теперь все будет опубликовано. Гласность».

Прежде чем рассказать о малоизвестном ныне враче и поэте Яне Вассермане, надо вспомнить Виктора Некрасова и его книгу «В окопах Сталинграда», которой исполнилось 60 лет.

За два дня до своей кончины (а умер Некрасов 3 июля 1987 г.) Виктору Платоновичу принесли свежий номер «Московских новостей», в котором писатель-фронтовик Вячеслав Кондратьев заявил, что «В окопах Сталинграда» остается лучшей книгой о войне. Некрасов попросил жену дважды перечитать эти строки. Он умирал на 77-м году жизни от рака легкого, спровоцированного неумеренным курением. Ему об этом сказал врач, так как во Франции не принято скрывать диагнозы от безнадежных больных. На что он ответил: «Боже, как скучно». И так случилось, что в последние минуты перед потерей сознания Некрасов услышал про себя эти слова Вячеслава Кондратьева. Кондратьев и раньше писал: «Окопы» родоначальница всей истинно военной прозы, предельно правдивая, честная, принятая всеми бывшими фронтовиками». Сам Кондратьев, чье имя навсегда вписано в советскую литературу о войне, не избежал приступов тяжелой депрессии и 23 сентября 1993 г., застрелился из трофейного пистолета. Было ему 73.

А знаменитый Виктор Некрасов родился в 1911 г., долго жил на Крещатике, дом 15, где в 1990-м появилась мемориальная доска. Отсюда в 1974-м вынужден был эмигрировать из страны. Полковник Самуил Гольдберг в 1988 г. вспоминал: «Написанная им книга «В окопах Сталинграда» отражает во многих ее разделах ту исключительно тяжелую обстановку, в которой мы оказались с ним (Некрасовым) в те дни в одной землянке, на Тракторном заводе и у берегов Волги».

Впервые произведение Некрасова появилось в журнале «Знамя» в 1947 г. Говорят, сам Сталин, подписывая список лауреатов своей премии, вписал в него имя писателя. Это было голодное и страшно неустроенное время. Мать Некрасова, врач Зинаида Николаевна, которую все во дворе звали «народным доктором», одобрила (или сама посоветовала) решение сына отдать все громадные по тем меркам лауреатские деньги на изготовление колясок для тяжелых инвалидов-фронтовиков. С высоты наших дней поступок невероятный, но такие жили люди до нас...

Зинаида Николаевна скончалась 7 октября 1970 г. и похоронена на Байковом кладбище в Киеве. Слава Богу, она не дожила до тех времен, когда в 1975 г. книга «изменника» Некрасова была изъята из всех библиотек, когда вовсю поползли слухи, что он якобы никогда не был в окопах Сталинграда. Неприятности с властями предержащими у Некрасова начались с того момента, когда он вместе с другими деятелями советской культуры поднял голос о необходимости соорудить памятник жертвам гитлеровцев в Бабьем Яру. (Он и был установлен 2 июля 1976 г.). Кроме того, после резких слов Н.Хрущева в адрес Некрасова того обвинили в «низкопоклонстве» перед Западом , у него произвели обыск, изъяли почти весь архив, допрашивали, ну и так далее...

Вассермана знали все

Ян жил в очень хорошей квартире в центре Владивостока. Ему страшно не повезло с женой, той, которая родила ему дочь. Ян безумно любил обоих. Даже будучи в разводе и неудачно женившись на другой (это уже было на моих глазах), он умолял непутевую бывшую супругу вернуться, готов был «за компанию» с ней лечиться (хотя сам был абсолютно здоров) от одной нехорошей болезни. Все у этого разносторонне талантливого человека доходило до крайностей, включая пристрастие к алкоголю. В 1979-м он работал врачом крупной рыболовецкой базы «50 лет Великому Октябрю», в просторечии на «полтиннике». У него был то ли отпуск, то ли отгул. Ранним утром он сказал мне: «В восемь открывается магазин, опохмелимся, и я тебе покажу письма Вики Некрасова. Они у меня в тайнике, чтоб в случае обыска их не нашли и не изъяли. Понял? Тебе первому показываю».

Опохмел как-то мне не пошел, чему очень огорчился Вассерман и даже заколебался показывать письма Некрасова или нет. После очередной рюмки все же показал...

Оказывается, почти половину жизни Вассерман, кроме врачебной работы, еще был инструктором по альпинизму, в частности на Камчатке. Туда же прилетал и Виктор Некрасов, для которого песня Высоцкого «Лучше гор могут быть только горы» тоже была своего рода гимном. А познакомились они еще в Киеве... Оказавшись в Париже, Некрасов умудрялся каким-то образом пересылать Яну письма, что могло грозить последнему немалыми неприятностями.

Содержание показанных мне писем Некрасова я не запомнил.

Вообще, у Яна все было ярко, начиная с родословной. В Гражданскую войну его отец, профессиональный революционер, командовал в бригаде Котовского, в Отечественную заправлял стрелковой дивизией. Бескомпромиссный и крайне несдержанный, он чудом избежал репрессий даже тогда, когда советские евреи попали подмощный кремлевский прессинг. Таким вырос и Ян. Как-то он написал восторженное письмо Станиславу Куняеву по поводу выхода у того книги «Солнечными ночами». И тут же гневно упрекнул поэта-патриота в очернении еврейской нации. Два с лишним года длился этот эпистолярный далеко не шуточный идеологический спор. Не сдержанный Вассерман порою открыто материл Куняева, объявляя его стихи бездарными. Не скупился на уничижительные эпитеты и широко известный поэт. Недавно он издал «Книгу воспоминаний и размышлений», где одна глава посвящена переписке с Вассерманом. Куняев пишет: «...получив письмо от Вассермана, я, ни разу не встречавшийся с ним, вспомнил, что где-то на восточной окраине живет такой еврей сибирской породы, лихой парень, человек такого склада, которых Борис Слуцкий с уважительной иронией называл «иерусалимскими казаками».

Приведу несколько строк из этой переписки. Вассерман: «Евреи меня считают чужаком, и совершенно правильно считают. В морях и в горах я их не видел. Но я не хочу, чтобы другие руки, которые давят меня как поэта, проделывали это под лозунгом мести еврейству, так много принесшему зла русскому народу». Он посылает Куняеву свой стих, я приведу лишь последнее четверостишие:

Голос крови... Я не слышал зова.
Сколько нас осталось, знаешь ты?
На три дня древнегерманской
злобы,
На пять лет расейской доброты.

Куняев великодержавно обиделся и так ответил Вассерману: «...кроме «древнегерманской злобы» и «расейской доброты», есть еще в мире кое-что пострашнее. (...) А ты все кричишь: городовые! Вместо того чтобы каяться за своих «соплеменников» организаторов всероссийского ГУЛАГа».

Точку в переписке поставило последнее письмо Вассермана Куняеву: «Стас! Когда-то давным-давно за год до моей смерти (такая метафора. - прим. В.Х.) ты написал мне, что у меня деревянные мозги. Так вот, лучше быть с деревянными мозгами, как у Буратино, чем с мозгами, залитыми гудроном, по которым ты маршируешь в своих лакированных сапогах. Посылаю тебе стихи, чтобы ты хоть что-то понял. Хотя ты ни х... не поймешь. Потому что твой талант уже в третьем нокдауне». И ранее он писал Куняеву, правда, малоубедительно: «Вы доказываете отсутствие у евреев самокритичного отношения к себе, приводя Гоголя, Пушкина, Блока. А я бы мог привести Бабеля очень самокритичного в национальном плане. Или поэта Хаима Бялика».

...Получив по ходатайству Сергея Михалкова хорошую квартиру, я вскоре покинул Владивосток. По слухам, Вассерман поменял свое жилье на Ялту, где, кажется, он ранее жил с родителями. Далее следы этой колоритной личности затерялись. И вдруг, листая книгу Виктора Конецкого «Эхо», нахожу фамилию известного магаданского врача и поэта Гранта Халатова. В начале 1996 г. он пишет Конецкому в Ленинград: «Дорогой дядя Витя! Как я рад, что вы живы и телом и душой. Душой? потому что так долго горевать о смерти Яна Вассермана может только живая душа. Не думаю, что он ушел от водки... сколько Янов ушло из той собачьей жизни». Выходит, Вассерман умер в 1995 г.?

Магаданский армянин, врач, специалист по лучевым болезням Грант Халатов, курильщик со стажем, умер от рака легких 5 июня 1966 г.

И снова Конецкий

Юрий Казаков умер от диабетического криза и инсульта 29 ноября 1982 г. в возрасте 55 лет. Еще раньше «при мне» у него вырезали желчный пузырь. Запреты на алкоголь и никотин не действовали никак, слишком высока была зависимость. За неделю до своей смерти Казаков писал Конецкому: «А лежу я, брат, товарищ и друг, в Центральном военном госпитале по поводу диабета и отнимания ног (...) А вообще-то настроение хуже некуда... Пульс у меня последнее время 120, давление 180/110. Сегодня утром чуть сознание не потерял, говорят, спазм в мозгах, загрудинная боль схватывает раза два в день. Так что, на всякий случай, прощай, друг мой, не поминай лихом. Остаюсь любящий тебя Ю.Казаков».

В том году я заканчивал Высшие литературные курсы. Был на похоронах. Одно из своих писем Юрий Казаков написал мне во Владивосток в 1979 г., и тоже из больницы. «Дорогой Володя! Не писал я вам, т.к. всю зиму был в шоковом состоянии, не писал никому, мать у меня провела всю зиму в больнице... Ну а теперь о вас. (...) Мне больше понравилась «Невеста для отшельника». А вот «Деньги за путину», по-моему, слабее... Прочтите Конецкого «Соленый лед», мало того что талантлив, он профессиональный моряк, и одно удовольствие читать о корабле, о разных вахтах и тому подобное. Крепко жму руку! Ваш Ю.Казаков».

С матерью Казакова, Устиньей Андреевной (в прошлом медицинской сестрой), я продолжал изредка видеться, в чем-то ей помогал, она была совершенно одинока, почти слепая, еле передвигалась.

Как все же трудны судьбы у героев этого рассказа. О них я бы сказал так, ни в коей мере не «обожествляя» себя: унесенные водкой и никотином.

Берега, берега... У всякого они свои, всякий ждет часа, чтобы зажечь свой костер. Не всем удается.

Владимир ХРИСТОФОРОВ,
спец. корр. «МГ»,
член Союза писателей
СССР - РОССИИ.
Москва.