Коллеги

Читатели нашей газеты уже могли познакомиться с творчеством Валерия Завирохина (см. «МГ» № 69 от 13.09.06 - рассказ «Через Пяндж и обратно»). На этот раз мы публикуем фрагмент вышедшего недавно его романа «Коллеги», в котором рассказывается о службе и житейских заботах молодого военного врача Михалева, начинающего свою профессиональную деятельность в 1912 г. на одном из труднейших участков государственной границы в составе Отдельного корпуса пограничной стражи России. Увлекательная книга насыщена медицинскими подробностями и духом того времени, мы встречаемся на ее страницах с реальными историческими личностями, такими как санитарный инспектор упомянутого выше корпуса действительный статский советник Борис Шапиров и заведующий госпиталем Заамурского округа в Харбине статский советник Константин Шульгин.

Напомним, что полковник медицинской службы Валерий Завирохин продолжает работать в Главном клиническом военном госпитале Федеральной пограничной службы РФ, где долгое время занимал должность заместителя начальника. Он автор многих рассказов, повести и очерков, посвященных медикам-пограничникам, член Союза писателей и журналистов России, Международной ассоциации писателей баталистов и маринистов, заслуженный врач РФ.

...Максим Максимович Зотов в последний год прошлого века с отличием окончил фельдшерскую школу при Николаевском госпитале. Среди немногих учеников был пожалован коллежским регистратором, но за строптивый характер и хроническую ворчливость, расцененную как неблагонадежность, направлен в Амударьинскую бригаду. Старшему врачу коллежскому советнику Шульгину, завершившему двумя годами позже усовершенствование по хирургии в Военно-медицинской академии, старательный и педантичный фельдшер пришелся по сердцу.

Больше всего Константину Яковлевичу импонировала фанатичная любовь Зотова к асептике и хирургической науке. Ворчливость же Максима Максимовича он расценивал как своеобразную черту характера, на которую не следует обращать внимания.

- Максим Максимович, если вы перестанете ворчать и как следует возьметесь за дело, то на Пасху мы выполним первую операцию в новом хирургическом бараке! - пообещал Шульгин, вытирая губы салфеткой.

К назначенному сроку операционная сияла идеальной чистотой, ланцеты были отточены, перевязочный материал и инструменты стерилизованы, кокаин разведен. Опальный комиссар Гальперин неизвестно где раздобыл японские медицинские халаты и американские перчатки, чем несказанно порадовал Зотова. Ассистентом на первую операцию Константин Яковлевич избрал бригадного врача Михалева, успешно практикующего в железнодорожном лазарете, а помощником Максима Максимовича. После церковной молитвы и благословения отца Агафодора коллеги свершили хирургическое таинство: три радикальные операции по поводу грыж у нижних чинов, к вящей радости, завершились полным успехом!

Спустя месяц в операционной, которая была наконец-то устроена в бараке глазных, ушных и горловых болезней, младший ординатор Павел Илларионович Глаголев с позволения главного врача и благословения госпитального батюшки резецировал гнойные миндалины у ротмистра N., адъютанта начальника округа.

Незаметно канул в лету 1911 г. Прошла морозная харбинская зима, отшумела проливными дождями маньчжурская весна, наступило знойное лето 1912 г. Срок благоустройства госпиталя, определенный генерал-лейтенантом Чичаговым, давным-давно истек, но предписанные работы по-прежнему исполнялись подрядчиком мешкотно. Главный врач понимал, что за это его по головке не погладят. Но не генеральский выговор страшил Шульгина, а зараза, расползающаяся по Харбину и уже достигшая Офицерской улицы, где были расквартированы части гарнизона и стояли бараки госпитального городка.

Тревожное известие принес старший ординатор Френкель. На утреннем совещании Владимир Михайлович доложил, что бактериологом Харбинской центральной больницы в воде городского водопровода обнаружена брюшнотифозная палочка необычайной вирулентности.

- Коллеги, грядет небывалая с 1907 г. эпидемия брюшного тифа, констатировал Шульгин, - а к ней, увы, мы не готовы! Половина бараков не отремонтирована, а 12-саженный абиссинский колодец числится токмо на бумаге. Настоятельно советую, друзья мои, освежить свои знания клиники тифа и холеры. Вам же, Владимир Михайлович, пока не упущено время, надлежит озаботиться насчет брюшнотифозной вакцины...

Эпидемия, несмотря на грозные приказы начальника округа, санитарные меры, проводимые в частях гарнизона и полевого лагеря, разразилась. Уже к исходу июля в госпитале лежало полсотни тифозных больных, из коих двое вскоре умерло: один - по причине кишечного кровотечения, второй - от прободного перитонита. Естественно, главному врачу было о чем заботиться, не спать до рассвета и пользоваться чудодейственной микстурой Максима Максимовича.

...В полдень главный врач вернулся из тифозного барака после обхода немногочисленных больных и намеревался слегка перекусить, но ему помешал старший фельдшер.

- Константин Яковлевич, к нам кого-то нелегкая несет, - указал Зотов через настежь раскрытое окно на экипаж, въезжающий на госпитальный двор. - Не иначе высокое начальство!

Шульгин глянул в окно, хмыкнул и направился к выходу. В господине, вальяжно развалившимся в коляске, он признал бригадного врача Михалева, а сопровождающий коллегу молоденький господинчик был ему неизвестен.

После дружеских приветствий Константин Яковлевич проводил Дмитрия Петровича в свой кабинет и усадил за стол, накрытый для скромной трапезы.

- Надеюсь, ваш вояж за границу был полезен?

- Слава Богу, лечение у коллеги Мюллера увенчалось успехом: пуля извлечена, свищ иссечен. Сохраняется незначительная хромота, - признался Дмитрий Петрович, демонстрируя изящную трость, - но в этом полностью моя вина - сбежал, не завершив курс предписанной реабилитации.

- Затосковал витязь по бескрайнему русскому полю, и потянула его неодолимая силушка на родимую сторонушку...

- Вот именно, потянула, - тяжело вздохнул Михалев. - Прежде я не рассказывал вам о трагической судьбе моего старшего брата, не было повода. Так вот, в один из дней нашего позорного бегства из Порт-Артура он был ранен в живот японской картечью, сиречь «шимозой». Врачебную помощь ему оказали непрофессионально, а в тыл эвакуировали лишь на вторые сутки. Иван Петрович скончался у меня на руках... С тех пор я опекаю нашего единственного наследника, последнего отпрыска рода Михалевых. В этом году Санечка, простите, Александр Иванович, окончил университет, а я, воспользовавшись частью заграничного отпуска, побывал в Петербурге и устроил его медицинскую карьеру.

Дмитрий Петрович огладил бороду, аккуратно поправил на шее красную орденскую ленту, затем неспешно достал из миниатюрного докторского саквояжа казенный пакет и протянул Шульгину со словами:

- Константин Яковлевич, у меня к вам небольшая дружеская просьба: примите на командирское попечение Михалева-младшего.

Шульгин сломал сургучные печати, вскрыл пакет, прочел высочайший приказ и вопросительно посмотрел на Дмитрия Петровича.

- Племянник, вероятно, дожидается в коляске...

- Максим Максимович, пришлите к нам доктора, который мается на госпитальном дворе, - распорядился Константин Яковлевич.

...Молодой чиновник вошел, отдал честь и представился:

- Ваше высокородие, титулярный советник Михалев явился!

- Прошу к столу, Александр Иванович. Привыкайте употреблять настоящий китайский чай с цветками жасмина: такой в России единственно у Елисеева бывает - по десять червонцев за четверть фунта!

Юный доктор присел к столу и, осторожно прихлебывая из маленькой пиалы горячий чай, принялся с любопытством разглядывать интерьер кабинета главного врача окружного госпиталя.

- Я ведь не просто так завел речь о попечении, - продолжал Дмитрий Петрович, - на то есть серьезные основания. Уже доподлинно известно, что в управлении медицинской частью корпуса грядут кадровые перемены. Борис Михайлович по осени уходит в отставку, должность медицинского инспектора прочат господину Гурьеву, а вместо него, всего вероятнее, назначат вашего покорного слугу. Возможно, я переоцениваю свою персону, опережаю события...

- Да уж, неисповедимы пути Господни, - молвил Шульгин.

- Но при благоприятном стечении обстоятельств навсегда покину Северную Маньчжурию. А посему, любезный Константин Яковлевич, зная вас как человека исключительной порядочности и высокой чести, еще раз прошу стать Александру Ивановичу медицинским наставником.

- Дмитрий Петрович, учить молодежь искусству врачевания – мой конек! Верю, что при искреннем желании и настойчивости Александра Ивановича из него выйдет хороший куратор, а возможно, и хирург.

Шульгин повернулся к титулярному советнику и спросил юного коллегу:

- Александр Иванович, считаете ли вы за честь служить в нашем госпитале - единственном в корпусе пограничной стражи?

- Да, - коротко ответил начинающий доктор и покраснел, словно только что сосватанная девица из благородного семейства.

- Великолепно! С командирским и медицинским попечением, о коем вы просите, Дмитрий Петрович, полагаю, проблем не будет.

Валерий ЗАВИРОХИН