Нанофармакология уже в России

Пессимистические представления об упадке оте чественной фармацевтической науки и немощи фармацевтической промышленности можно считать добросовестным заблуждением. Опираясь на статистические данные, согласно которым доля России на мировом рынке наукоемкой продукции едва дотягивает до 0,3%, общество, как оказалось, незаслуженно недооценивает возможности нашей страны в плане разработки новых лекарственных средств и их производства.

Между тем сами представители данных секторов науки и экономики смотрят на ситуацию куда более реалистично, и один из таких реалистов – директор НИИ фармакологии Томского НЦ Сибирского отделения РАМН академик РАМН Александр ДЫГАЙ. Минувшей весной ему удалось представить председателю Правительства РФ В.Путину свое видение стратегии «Фарма-2020». Причем речь идет уже о фармакологии с приставкой нано-.

– Александр Михайлович, как вы и ваши коллеги собираетесь развивать нанофармакологию в стране, где в течение последних 20 лет изводили под корень фармакологию как таковую и где не осталось ни научных кадров, ни производственной базы?

– На самом деле не всё так печально. Во-первых, все последние 20 лет РАМН, хотя и не очень богатая организация, поддерживала и сохранила свои научные учреждения. Имея базовое финансирование, мы пытались сами зарабатывать деньги на прикладных исследованиях. Во-вторых, всегда находились и заинтересованные люди со стороны фарминдустрии, и научно-исследовательские институты РАН. Так что на самом деле всё не заглохло. Да, большинство разработок не доводились до конца из-за отсутствия достаточного финансирования, но самих наработок в России очень много, и они могут быть доведены до производства в течение ближайших лет.

– При условии?

– При условии достаточного финансирования, система которого теперь разработана, и весьма, я считаю, удачно. Есть стратегия «Фарма-2020», выделяются приличные деньги по грантам для проведения доклинических и клинических исследований лекарств. В том числе на препараты с использованием нанотехнологий, которые у нас и наших партнеров имеются в портфеле. Например, в активе томского НИИ фармакологии около двух десятков разработок на основе нано- и биотехнологий в разной степени готовности.

Вообще, нанотехнологии мы используем в отечественной фармакологии уже лет десять, просто не могли довести это до промышленного выпуска. Сейчас на российском фармрынке оживление, хотя объективно после кризиса фармбизнес развивается с трудом. Но, во всяком случае, никто заводы не закрывает, а наоборот, предприятия переходят на международную систему производственных требований GMP.

Что касается науки, думаю, как в рамках фармбизнеса, так и при государственной поддержке будет подъем в сфере разработки инновационных лекарственных препаратов.

– Если говорить о лекарствах XXI века, что они собой представляют?

– Это препараты совершенно нового класса, их производство основано на использовании биологически активных веществ (БАВ), полученных генно-инженерным способом с применением целого спектра технологических приемов. В основном это эндогенные регуляторы функций, вещества, которые содержатся в организме человека: гормоны, цитокины, интерлейкины, ферменты.

Таких препаратов много, на Западе их используют давно. Есть тяжелые патологии, где без них не обойтись, но длительными курсами их применять невозможно: как правило, они обладают большим количеством побочных эффектов.

Между тем биотехнологии, которыми мы сейчас в России занимаемся, дают возможность создать препарат пролонгированного действия и без побочных эффектов. Даже если мы создаем наноструктуру с уже известным веществом – гормоном, ферментом или другой белковой молекулой-регулятором, то вокруг субстанции формируется нанооболочка, не затрагивающая активные центры, но защищающая саму молекулу от действия протеолитических ферментов. Благодаря протекторным свойствам оболочки лекарства не обладают иммуногенностью, поэтому незаменимы для длительного перорального применения. Кроме того, спектр действия препаратов на основе нанотехнологий и генной инженерии расширяется.

– Это в принципе новый класс лекарственных средств?

– Да, именно так. Нанотехнологии позволяют создавать целый ряд препаратов для совершенно новой области – регенеративной медицины. В нашем институте это сейчас одно из основных направлений работы.

Интерес к использованию стволовых клеток начался примерно 15 лет назад, и сегодня эта тема в числе самых популярных в мировой медицинской науке. Но возникает много проблем с использованием экзогенных стволовых клеток: вопросы гистосовместимости, реакций отторжения, рисков малигнизации и пр.

Мы пошли другим путем, выступая одновременно и как фармакологи, и как патофизиологи. На разных моделях патологических процессов, таких как сахарный диабет, хронические гепатиты, энцефалопатии, повреждения кожных покровов, деструктивные процессы в легких, стали изучать, как ведут себя разные пулы эндогенных стволовых клеток, насколько активно они участвуют в регенерации внутренних органов. Выяснилось, что они плохо работают. К примеру, исследователи моделировали сахарный диабет, стволовые клетки участвовали в регенерации, но недостаточно для излечения болезни в эксперименте. При тяжелой форме гепатита с начальной стадией цирроза получали ту же картину – реакция была, но недостаточная для стимуляции регенеративных процессов в пораженной печени. И  все-таки  в Институте фармакологии нашли способы, как активировать все эти процессы в организме с помощью лекарственных веществ, созданных на основе эндогенных регуляторов функций. 

Мы стимулируем выход стволовых клеток из органов-депо, они мигрируют через периферическую кровь в пораженный участок  –  печень, головной  мозг, поджелудочную железу, легкие, где дифференцируются и восстанавливают функцию органа. Механизм очень сложный, но путем стимуляции эндогенных стволовых клеток, их функциональной активности оказалось возможным добиваться стойкой ремиссии и даже излечения многих недугов, которые до настоящего времени вообще не лечились.

– По виду это будет обычная таблетка?

– Капсула, в которой содержится БАВ в определенной нано-структурной оболочке, активирующее функцию стволовых клеток.

Те подходы, которыми мы руководствуемся, позволяют вылечить острое воспаление и не перевести его в хроническое, а хроническое заболевание излечить, задействовав собственные резервы организма.

– В данном направлении российские фармакологи – пионеры?

– Многие лаборатории в мире работают над механизмами регуляции функции стволовых клеток. Томская медицинская школа занималась этим последние 30-40 лет. Начинал работу академик РАМН Евгений Гольдберг, его ученики одними из первых проводили эксперименты со стволовыми клетками, изначально занимаясь фармакологией и патофизиологией системы крови. Но накопленные огромные фундаментальные данные привели нас к мысли, что эти результаты можно экстраполировать на любые органы и ткани. По существу, система крови – это модель для развития теории онтогенеза в целом.

– Значит, можно говорить о приоритете России в этой области?
 
– В определенной мере – да. До сих пор в мире не создано ни одного препарата для клинического применения в регенеративной медицине. А многие из наших разработок уже прошли «патентную чистоту» и, думаю, они будут широко применяться не только в России.

Один пример. На Западе был создан препарат для лечения нейтропений различного генеза – гранулоцитарный колониестимулирующий фактор. Он используется, в частности, при цитотоксических нейтропениях, которые возникают у онкологических больных, из-за чего приходится прерывать химиотерапию. Но и он также может применяться лишь короткими курсами из-за побочных эффектов.

Научный поиск продолжается, над решением данной проблемы работали и российские фармакологи. Причем препарат, который мы создали уже на основе нано- и биотехнологий, демонстрирует совершенно другие качества. И с этих позиций мы – первые.

Причем само производство данного класса препаратов на Западе настолько сложное и финансово емкое, что стоимость готовых лекарств по карману только долларовым миллионерам. В России получение нано-структурированного препарата ведется методом электроннолучевого синтеза. Затраты на его производство кратно меньше, препарат получается недорогой, а эффективность его очень высокая.

– Можно ли обрисовать круг заболеваний, в терапии которых в первую очередь предполагается использовать нанофармпрепараты?

– Если говорить о регенеративной медицине, целый ряд патологий нервной системы, в частности, болезнь Паркинсона и болезнь Альцгеймера. Это пока отдаленная перспектива, но работы уже начались. Из распространенных патологий – энцефалопатия. Причем при использовании препаратов нового класса возможно полное восстановление когнитивных функций головного мозга.

Следующая позиция, которой мы также активно занимаемся, – хронические гепатиты разного генеза. В том числе в начальной стадии цирроза, когда можно стволовыми клетками восстановить и паренхиматозную часть, и строму печени. Да, при запущенном процессе ничего, кроме пересадки органа, больного не спасет. Но в эксперименте модель с начальным циррозом излечивается полностью. Вообще, если до определенного этапа вмешаться в патологический процесс, можно нормализовать и структуру соединительной ткани в любом органе и, следовательно, функцию.

Далее, разрабатываются методы терапии сахарного диабета без инсулина. Можно создать препараты, которые будут восстанавливать структуру пораженной поджелудочной железы за счет эндогенных стволовых клеток, тогда инсулин будет вырабатываться в организме в достаточном количестве. Определенные успехи в этом направлении уже есть.

Деструктивные болезни легких – большая группа заболеваний, которые не лечатся, требуют гормональной терапии, приводят к ранней инвалидизации и смерти. Здесь очень сложный патогенез, подходы для регенеративной терапии нужны совершенно другие, и мы уже наметили пути работы.

Не могу не отметить, что мы также можем предложить методы снижения в 5-6 раз эффективной дозировки препаратов на основе БАВ, которые уже используются в клинике. Я имею в виду гормоны, эритропоэтин, иммуномодуля-торы на основе интерлейкинов, колониестимулирующий фактор. Мы хорошо проработали данный вопрос и получили очень интересные результаты. Если эффективная доза препарата снижается, следовательно, побочные эффекты станут развиваться позже или не начнут развиваться вообще, результат терапии возрастет, и что немаловажно – курс лечения будет значительно короче и дешевле.

– Нужно признать: выводы, будто российская фармакология немощна, безосновательны.

– Именно так. Каждая из российских фармакологических лабораторий имеет свое оригинальное направление и не дублирует того, что делается в мире. И мы оптимистично смотрим на применение оригинальных отечественных препаратов в практической медицине в ближайшем будущем.

Начинается государственная поддержка фармацевтической науки в виде грантов, что позволит интенсифицировать нашу деятельность, сократить сроки разработок препаратов и выведения их на рынок. Поэтому я не просто оптимистично смотрю на будущее российской фармакологии, но совершенно уверен, что у нас всё получится.

Беседу вела
Елена БУШ,
соб. корр. «МГ».