Коллекционер жизни

Путеводители называют Капри «островом Мечты». Красота отвесных скал, роскошная флора, мягкий климат привлекают сюда многотысячные толпы туристов. В 1876 г. этот маленький остров впервые посетил 18-летний студент-медик из Швеции Аксель Мунте: «Я спрыгнул с соррентийской парусной лодки на песок. На небольшом пляже между перевернутыми лодками играли мальчишки, их обнаженные бронзовые тела мелькали в волнах прибоя, а у лодочных сараев сидели старые рыбаки в красных фригийских колпаках и чинили сети. Возле пристани стояло шесть оседланных осликов, их уздечки были украшены букетиками цветов, а рядом болтали и пели шесть девушек с серебряными булавками в черных волосах и красными платками на плечах».

На Капри всего два населенных пункта - одноименный городок недалеко от пристани и расположенная в горах деревушка Анакапри, куда ведет крутая лестница. Вот как вспоминает Мунте о своем знакомстве с местом, где ему будет суждено провести почти полвека в компании собак, мангуста, совы и бабуина и написать книгу «Легенда о Сан-Микеле», ставшую бестселлером и переведенную более чем на 50 языков: «Наконец мы достигли последней, семьсот семьдесят седьмой ступени и прошли под сводчатыми воротами, где из скалы еще торчали огромные железные петли, оставшиеся от подъемного моста. Мы были в Анакапри. У наших ног лежал Неаполитанский залив, обрамленный Искьей, Прочидой, заросшим пиниями Позилиппо, белой полоской сверкал Неаполь, над Везувием клубился розоватый дым, долина Сорренто укрывалась под защитой горы Сант-Анджело, а вдали виднелись еще покрытые снегами Апеннины. Как раз над нашими головами к отвесной скале, точно орлиное гнездо, прилепилась маленькая разрушенная часовня. Сводчатая крыша провалилась, но покрытые странным сетчатым узором стены, сложенные из больших каменных плит, еще стояли (...). «Как называется эта часовня?» - спросил я с жадным интересом. - «Сан-Микеле». Далее Мунте описывает внезапно появившуюся перед его мысленным взором «высокую фигуру в роскошном плаще», мелодичным голосом предложившую ему эту часовню, а также дом, сад и гору с ее замком. В качестве платы Мефистофель (а это был, конечно же, он) потребовал:

«-Отрекись от своей мечты стать знаменитым в своей профессии, принеси в жертву свое будущее.
- Но чем же я тогда стану?
- Человеком, обманувшим свои и чужие ожидания. Неудачником.
- Ты отнимаешь у меня всё, ради чего стоит жить!
- Ты ошибаешься. Я даю тебе всё, ради чего стоит жить.
- Оставишь ли ты мне, по крайней мере, сострадание? Я не смогу обойтись без сострадания, если стану врачом.
- Да, я оставлю тебе сострадание. Но без него тебе жилось бы намного лучше».

*   *   *

В 22 года Мунте получает в Сорбонне диплом доктора медицины и становится самым молодым врачом во Франции. Он быстро приобрел известность в среде скандинавской богемы, жившей в Париже, и французской аристократии. «Я не был хорошим врачом - я учился слишком торопливо, моя практика в больнице была слишком короткой, но я, без сомнения, был удачливым врачом. В чем секрет удачи? В умении внушать доверие. Что такое доверие? Исходит ли оно из головы или от сердца? Возникает ли оно в высших слоях нашего сознания или это могучее древо познания добра и зла, корни которого гнездятся в самых глубинах нашего существа? Какими путями передается доверие? Видят ли его глаза, звучит ли оно в речи? Я не знаю. Я знаю только, что этого нельзя приобрести ни из книг, ни у постели больного. Это магический талисман, который одному дается по праву рождения и в котором другому бывает отказано. Врач, обладающий этим даром, может чуть ли не воскрешать мертвых. Врач, им не обладающий, должен быть готов к тому, что по поводу самой простой кори его попросят пригласить кого-нибудь еще для консилиума. (...) Я даже мог бы стать со временем неплохим врачом, продолжай я работать в больнице, останься я верным моим беднякам-пациентам. Но я утратил свой шанс, превратившись в модного врача», - объясняет Мунте причины своей популярности.

«В те дни среди богатых людей, искавших для себя приятной болезни, был большой спрос именно на аппендицит, - пишет Мунте. - Всех нервных дам томил аппендицит - если не в брюшной полости, то в мыслях, и он приносил им большую пользу, как и лечащим их врачам. Поэтому я постепенно стал знатоком аппендицитов и часто пользовал от него с переменным успехом. Когда же прошел слух, что американские хирурги начали кампанию за удаление всех вообще аппендиксов в Соединенных Штатах, число больных аппендицитом среди моих пациентов начало угрожающе сокращаться. «Вырезать аппендикс! Мой аппендикс! - восклицали светские дамы, точно матери, которых грозят разлучить с ребенком. - Что я буду без него делать?!» (...) Вскоре стало ясно, что аппендицит доживает последние дни. Надо было найти другой недуг, который удовлетворил бы общий спрос. Специалисты не ударили в грязь лицом, и на рынок была выброшена новая болезнь, отчеканили новое слово, подлинную золотую монету - колит! Это был милейший недуг - ему не грозил нож хирурга, возникал он по требованию и отвечал любому вкусу. Никто не знал, когда начинается эта болезнь, никто не знал, когда она кончается». Сначала Мунте диагностировал колит у одной графини, затем у маркизы: «Колит распространялся по Парижу, как степной пожар. Моя приемная была настолько переполнена, что мне пришлось устроить еще одну приемную из столовой».

В 1884 г. Мунте работает врачом во время эпидемии холеры в Неаполе. «Письма из скорбного города», опубликованные в стокгольмской газете, а затем изданные отдельной книгой и переведенные на английский, принесли Мунте европейскую известность. Мунте описывает агонию обитателей неапольских трущоб: «Час за часом, день за днем они лежали холодные, словно трупы, с остекленевшими глазами и открытым ртом - как будто мертвые, но еще живые. Сохраняли ли они еще способность чувствовать и понимать? Счастливы были те, кто мог проглотить чайную ложку опия, которую торопливо вливал им в рот какой-нибудь доброволец Белого Креста. Во всяком случае, у них был шанс уснуть последним сном до прихода солдат и полупьяной похоронной команды, являвшейся ночью, чтобы сбросить их в огромную яму на Холерном поле. Скольких сбросили туда еще живыми? Я полагаю - сотни и сотни. Умирающие и покойники с виду были совершенно одинаковы, и даже я не всегда мог различить их. А времени терять было нельзя, трупы валялись в домах десятками, и строжайший приказ запрещал откладывать погребение до утра.

Когда эпидемия достигла наивысшей точки, мне уже не приходилось жаловаться на то, что агония длится слишком долго. Люди стали падать на улице, точно сраженные молнией, их подбирали полицейские, везли в больницу, и через несколько часов они умирали там». Но еще больший страх внушали неапольские крысы: «Никогда я не видел таких крыс: лысые, с удивительно длинными красными хвостами, налитыми кровью глазами и острыми черными зубами, длинными, как у хорька. Если такую крысу ударяли палкой, она в ярости вцеплялась в нее мертвой бульдожьей хваткой. Ни одного животного я в жизни не боялся так, как этих бешеных крыс. Они терроризировали весь Бacco-Порто. В первый же день их вторжения в больницу Пеллегрини привели более ста искусанных мужчин, женщин и детей. Несколько младенцев были съедены в буквальном смысле слова».

Вскоре Мунте окончательно покидает Париж и переезжает в Италию. Его приемная в Риме располагается в доме, где в 1821 г. умер английский поэт Джон Китс. Среди пациентов Мунте - английский посол, шведская кронпринцесса, американский миллионер. Всю жизнь он исповедовал философию Робина Гуда, согласно которой врач вправе взять любой гонорар с богатого больного для того, чтобы помочь лекарствами и деньгами бедному. Мунте никогда не выставлял счетов за свои консультации, но суммы его доходов от врачебной практики в 1890-е годы были астрономическими. Мечта о вилле Сан-Микеле обретает реальность. «Мой дом должен быть открыт для ветра и солнца и для голоса моря, как греческий храм. И свет, свет, свет повсюду!» - писал Мунте.

*   *   *

Несколько лет назад мне посчастливилось побывать на Капри и, конечно же, я посетил дом Мунте, ставший музеем. Лучше всего описать его словами из «Легенды о Сан-Микеле», тем более что за прошедший век здесь мало что изменилось: «Дом был мал, в нем немного комнат, но его окружают террасы, лоджии и галереи, с которых можно смотреть на солнце, на море, на облака. Душе нужно больше пространства, чем телу. В комнатах   мало мебели, но эта мебель была такой, какую нельзя купить за одни только деньги. Ничего лишнего, ничего некрасивого, никаких безделушек, никакого брикабрака. На беленых стенах -несколько картин раннего Возрождения, гравюра Дюрера и греческий барельеф. На мозаичном полу два-три старинных ковра, на столах несколько книг, и повсюду цветы в сверкающих вазах из Фаэнцы и Урбино. Посаженные вдоль дорожки к часовне благороднейшие в мире деревья - кипарисы с виллы д’Эсте - уже выросли и образовали великолепную аллею. А сама часовня, давшая имя моему жилищу, стала наконец моей собственностью. Ей предстояло превратиться в библиотеку. По белым стенам тянулись прекрасные старинные хоры, а посередине стоял большой стол из монастырской трапезной, заваленный книгами и терракотовыми обломками. На каннелированной мраморной колонне стоял базальтовый Гор - самое большое из всех изображений этого бога, какие мне доводилось видеть. Со стены над письменным столом на меня смотрела мраморная голова Медузы (IV века до нашей эры), которую я нашел на дне моря. На флорентийском камине XVI века стояла крылатая Победа. С другой мраморной колонны изувеченная голова Нерона смотрела в окно на залив, где по его приказанию гребцы галеры убили веслами его мать. Над входной дверью сверкал прекрасный цветной витраж XVI века, который Флоренция преподнесла Элеоноре Дузе, она подарила мне этот витраж на память о своем последнем посещении Сан-Микеле». К этому описанию необходимо добавить гранитную статую египетского сфинкса над обрывом. Взор сфинкса обращен к морю.

*   *   *

Личность Акселя Мунте не менее загадочна. Глубокая религиозность сочеталась в нем с очень «современными» взглядами по таким вопросам, как гомосексуализм и эвтаназия. Он бесплатно лечил бедняков и много жертвовал на благотворительность - и приобретал дорогостоящий антиквариат. Резко осуждал нацизм - и обратился к Герингу с предложением о продаже виллы Сан-Микеле (сделка не состоялась). Он был аскетом и эстетом одновременно - предпочитая простую еду, он ел ее на блюде эпохи чинквеченто. Его сын Малькольм отмечал, что по своей натуре отец был коллекционером. Всю жизнь Мунте коллекционировал - впечатления, людей, животных, произведения искусства.

...Как и предрекал незнакомец в роскошном плаще, к концу жизни Мунте почти ослеп. Его слабые глаза уже не могли вынести яркого света, и он переселился в средневековую башню в тенистой части острова: «Последний золотой луч заглянул в готическое окно старой башни, коснулся старинного молитвенника и серебряного распятия XIII века на стене, скользнул по грациозным статуэткам из Танагры, по хрупким венецианским бокалам на столе, по греческому барельефу с нимфами и вакханками, танцующими под звуки флейты Пана, и озарил бледный лик святого Франциска, моего любимого умбрийского святого, написанного на золотом фоне рядом со святой Кларой, держащей в руке лилии. Вот золотой ореол одел спокойные черты флорентийской мадонны, вот выступила из мрака суровая мраморная богиня Артемида Лафрийская с быстрой стрелой Смерти в колчане. А вот сверкающий солнечный диск вновь увенчал изувеченную главу Эхнатона, царственного мечтателя с берегов Нила, сына Солнца. За ним стоял Озирис, судья человеческой души, Гор с головой сокола, таинственная Изида и ее сестра Нефтида, а у их ног притаился могильный страж Анубис. Свет погас, приближалась ночь».

В этих декорациях Мунте привиделась сцена Суда, где, как на консилиуме, собрались пророки, апостолы, ангелы и святые для того, чтобы определить местопребывание его души. В уста ангела Мунте вложил слова, которым следовал в жизни: «Всё, что вы раздаете на земле, сохраняется для вас, а всё то, что вы себе оставляете, пропадает». Чаша весов неумолимо склонялась в сторону ада, но в последний момент спасло заступничество св. Франциска Ассизского.

*   *   *

Согласно завещанию, тело Акселя Мунте, умершего на 92-м году жизни, было кремировано, а прах развеян над морем. Вилла Сан-Микеле была подарена им правительству Швеции с тем условием, чтобы в ней могли «бесплатно или за умеренную плату проживать шведские художники, ученые, писатели и журналисты».

Болеслав ЛИХТЕРМАН,
спец. корр. «МГ»,
кандидат медицинских наук.
Остров Капри - Москва.