Корифеи хирургии совсем рядом…

Накануне своего 80-летия один из ведущих европейских сосудистых хирургов, президент Российского общества ангиологов и сосудистых хирургов, руководитель отделения хирургии сосудов Института хирургии им. А.В.Вишневского, академик РАМН, лауреат Государственных премий СССР и РФ Анатолий ПОКРОВСКИЙ встретил корреспондента «МГ» крепким рукопожатием и живым взглядом. Не берут годы этого неутомимого человека! Та же подвижность, острый ум, открытость в общении с коллегами, учениками, пациентами. Думается, что монологи Анатолия Владимировича, первый из которых посвящен, в том числе, отношениям между корифеями хирургии и молодыми эскулапами, позволят нашим читателям задуматься и лишний раз с почтением вспомнить знаменитых врачей недавнего прошлого.

Об атмосфере и провидении

В начале 50-х годов во время учебы на последнем курсе 2-го Московского медицинского института в клинике академика Бориса Васильевича Петровского (он только что вернулся после длительной работы в Венгрии) я впервые почувствовал в хирургическом коллективе ту атмосферу товарищеского отношения друг к другу, которая серьезно помогает в нашей нелегкой профессии. Теплый и непринужденный фон хирургического отделения 2-й градской больницы создавали, в том числе, и будущий академик РАМН Николай Никоди-мович Малиновский, который был тогда аспирантом, и будущий профессор, а тогда аспирант Эдуард Никитич Ванцян, который во время неформальных встреч прекрасно играл на фортепиано популярные шлягеры и не приветствовавшиеся тогда джазовые композиции. Мы часто дежурили в клинике, работавшей в режиме экстренной хирургии, активно участвовали во всех операциях, что тоже было неотъемлемой частью стиля клиники. Нам давали работать руками, и мы были счастливы в отличие от тех наших сверстников, которые лишь стояли рядом с операционными столами и слышали от старших коллег: «Ты постой пока, посмотри…»

Помню, когда Б.В.Петровский был избран членом-корреспондентом АМН СССР, то на торжественный прием в клинике пригласили не только сотрудников и врачей, но и медсестер, и санитарочек, и нас, студентов. Этот момент остался в моей памяти на всю жизнь. Такие эпизоды только укрепляли медицинскую субординацию, а отсутствие резкой грани между учителями и учениками показывали особенные качества врачей старого поколения.

Сам Борис Васильевич был трудоголиком – характеристика, важная для ученого, врача, человека. Как-то я пришел посмотреть на выполняемые им вмешательства (это было, когда академик перешел работать в Институт грудной хирургии – так тогда назывался Научный центр сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева). Между первой и второй операцией я обратился к Б.В.Петровскому: «Может быть, вы попьете чай?» Он ответил: «Это вам, молодым, нужно пить чай. А я иду в операционную сразу».

Борис Васильевич видел на десятилетия вперед, был, можно сказать, провидцем. Хотя микрохирургия начиналась как чисто сосудистое направление (его возглавлял профессор В.С.Крылов), он настоял на том, чтобы микрохирургия вошла во все разделы хирургии – травматологию, трансплантологию, офтальмологию и т.д. В экспериментальную группу направили талантливую молодежь – там были известные теперь академики РАМН Ренат Акчурин, Николай Миланов и другие.

Петровский не только говорил о новых разделах – он внедрял их по всей стране. О нем следует говорить не только как о величайшем враче, но и как о крупном государственном деятеле. Именно в годы его руководства Министерство здравоохранения финансировалось лучше, чем в другие периоды советской эпохи. До сих пор основу нашего здравоохранения составляют большие 1000-коечные областные больницы, построенные в то время. Он видел их многопрофильными, что позволило работать в одной команде врачам совершенно разных специальностей. Невропатологи, терапевты, хирурги, акушеры-гинекологи «подпитывают» друг друга, выходя на совершенно иной уровень работы. И сейчас мы всё чаще и чаще говорим о том, что в медицине должна быть командная работа: слишком уж разными стали специальности, в каждой из них появилось много всевозможных нюансов. А основу такой командной работы заложил именно Борис Васильевич Петровский.

Сделай сам!

Хочу подчеркнуть, как много значит в научной работе инициатива самого исследователя. Когда я был аспирантом кафедры оперативной хирургии и топографической анатомии 2-го Московского мединститута, профессор Василий Алексеевич Иванов при выборе темы диссертации предложил мне подумать самому, что представляет интерес именно для меня. Он считал очень важным, чтобы тему научной работы выбирал сам исследователь.

В тот момент пик популярности переживала методика местной анестезии по А.В.Вишневскому. Она спасла жизни десяткам тысяч бойцов во время Великой Отечественной войны и постепенно входила во всё более сложные разделы хирургии. Под местной анестезией уже проводились операции на органах грудной полости, например на легких. Я же решил изучить возможности этого вида обезболивания при вмешательствах на сердце. Формально кафедра не занималась этим направлением, но в тот момент очень большим авторитетом пользовалась институтская Центральная научно-исследовательская лаборатория, там же, на Малой Пироговке, где был большой виварий и хорошие условия для работы. Кандидатскую диссертацию я выполнял в эксперименте, а в результате оказалось, что местной анестезии для защиты больного во время операции на сердце недостаточно. Это тогда появилась довольно сомнительная шутка: «Под местной анестезией можно оперировать только коммунистов».

Думаю, что тезис «научной инициативы в выборе темы, исходящей от самого исследователя», актуален сейчас как никогда. В наши дни у врача имеются колоссальные возможности владения современными информационными системами, собственно информацией. Если раньше мы с трудом доставали иностранные клинические журналы в Государственной библиотеке им. В.И.Ленина, то сейчас из Интернета можно получить любые научные сведения.

Субординация без пропасти

Когда я начал работать в Институте грудной хирургии, заведующим отделением сосудистой хирургии был Юлий Ефимович Берёзов, который, между прочим, сам был абдоминальным хирургом и особенно любил этот раздел. Он всячески поддерживал молодых коллег, поощрял их на самостоятельное освоение новых разделов сосудистой хирургии. И мы делали первые ангиографии, транслюмбальную пункцию аорты. Юлий Ефимович доверял молодежи, но одновременно строго спрашивал. Этот остроумный и позитивный человек прививал сочувствие к судьбе каждого больного, которого ты лечишь, впрочем, это относится ко всем выдающимся клиницистам. Я помню, как у нас погибла девочка и Юлий Ефимович сказал: «Надо обязательно поехать домой к ее родителям, мы не посторонние люди». Он часто собирал своих сотрудников, чтобы отвлечься от хирургической работы, рассказывал анекдоты, шутил. Он подчеркнуто демонстрировал товарищеское отношение к коллегам, хотя был старше по возрасту и выше по положению – он был секретарем партийной организации института. Во врачебном коллективе работали люди разного возраста, разного человеческого опыта. И создание обстановки, в которой не сказывается эта разница, очень важно. Чтобы люди чувствовали себя единым коллективом, надо предотвращать образование пропасти между начальниками и подчиненными, но при соблюдении субординации. Юлий Ефимович умел создавать такую атмосферу, так же как и поддерживать дружеские отношения со многими светилами советской медицины. Помню, после очередного съезда хирургов он пригласил академика АМН СССР Петра Андреевича Куприянова поужинать в ресторан «Метрополь». Одновременно пригласил и своих молодых помощников, чтобы дать им возможность поговорить, пообщаться с крупным ученым. Это тоже, на мой взгляд, важный воспитательный момент. Нас учили достоинству и культуре общения, как вести себя за столом, как выбирать театральные постановки.

Обратная сторона конференций

Академик АМН СССР Александр Александрович Вишневский-старший отличался не только широтой своих научных взглядов, но и широтой души. Когда я работал в Институте сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева, то одновременно руководил курсом в Центральном институте усовершенствования врачей. Как-то смотрю на список участников очередного цикла и думаю: «Надо же так подобрались!» Сплошь заведующие кафедрами из разных городов СССР. Мне очень захотелось, чтобы они познакомились с работой Института хирургии им. А.В.Вишневского. Позвонил Александру Александровичу – никаких проблем, пусть приезжают. На следующий день курсанты взахлеб рассказывали: академик принял их в своем кабинете, провел по отделениям, а потом еще организовал хороший стол. Провел с ними весь вечер, обсуждая и профессиональные, и житейские вопросы. Впечатлений – на всю жизнь! Так тепло встретил незнакомых коллег чрезвычайно занятой человек, главный хирург Советской Армии.

Когда мне говорят, что какой-то профессор не пускает коллег в свою операционную, я удивляюсь: все выдающиеся хирурги, которых я знал, никогда не отказывали в этом. Был негласный закон – операционная для врачей открыта! Эта традиция имела огромное значение особенно в начальных периодах развития того или иного раздела хирургии.

Как-то спросил молодых коллег: «Вы были в такой-то клинике?» Они отвечают: «А что там, дескать, смотреть?» Так вот – в любой клинике есть что посмотреть, даже если негативного больше, чем позитивного. Это тоже опыт, тоже учеба. И профессиональный обмен между клиниками должен быть обязательно.

С Александром Александровичем мы общались не только в Москве, но и во время конференций во многих городах страны. Как-то в конце 60-х годов на юбилейных мероприятиях в Дагестане, на родине его выдающегося отца – академика Александра Васильевича Вишневского, я заметил, какое внимание известный хирург придавал неформальной стороне профессиональных встреч. За научными заседаниями обязательно следовала культурная часть, в которой участвовали все. Мы, например, посетили знаменитый Гуниб, куда поехали не только ближайшие его сотрудники. Так было во время съездов и конференций в других местах. Желание показать культурно-историческое наследие региона, расширить кругозор собравшихся врачей, познакомить их с экспозициями музеев, рассказать о неординарных личностях, чья жизнь была связана с этой территорией, было неотъемлемой частью мероприятий. Это стало традицией.

Как-то в начале 70-х годов коллектив нашего отделения выезжал в Троице-Сергиеву лавру, при этом мы договорились о посещении не только доступной для экскурсий части, но и музея патриарха, семинарии. Примерно в это же время нам удалось попасть в закрытый Звёздный городок.

Последняя инстанция

Директор Института сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева академик Владимир Иванович Бураковский был милейшим, донельзя гостеприимным человеком. Он любил приглашать к себе домой, при этом почти всегда готовил для гостей сам и делал это превосходно. Со своими помощниками он общался не только на работе, но и на рыбалке, охоте.
 
Владимир Иванович очень активно налаживал связи с американскими коллегами. Он и его помощники часто бывали в США, устраивали совместные советско-американские симпозиумы в Москве. Тогда в Бакулевский институт приезжала вся мировая элита сердечно-сосудистой хирургии. И надо сказать, что во многих разделах, например, с врожденными пороками сердца, аортитом, по клиническому опыту мы превосходили американские клиники и имели самый большой багаж в мире. Ведь Институт сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева централизованно собирал больных со всего 300-миллионного СССР, в то время как центры в США отличались рассредоточенностью.

Дальновидность Владимира Ивановича проявлялась во многих его делах и высказываниях. Он говорил, что хирург не может приобрести опыт, если не будет много оперировать. Его важнейшей целью было постоянное увеличение количества операций, проводимых в институте. Во всех подразделениях, в том числе в руководимом мной отделении сосудистой хирургии, собирались самые тяжелые пациенты со всего Советского Союза. Мне неоднократно задавали вопрос: «Зачем вы берете самых тяжелых больных?» И я всегда отвечал, что должен быть последней инстанцией в стране. Если отказываю, то это должно означать, что никто больше не оперирует таких пациентов. Но как я могу отказать человеку, если у него есть хотя бы минимальные шансы на выздоровление, продление жизни? И если он настаивает на проведении операции, даже после предупреждений о возможных тяжелых последствиях, я должен ее делать. Кстати, В.Бураковский всегда приветствовал такую постановку вопроса. Это же в полной мере относится и к академикам РАМН М.Кузину, и В.Фёдорову, о которых я скажу чуть позже.

К сожалению, к 1983 г. мои отношения с Владимиром Ивановичем стали напряженными, и встал вопрос о дальнейшей работе в институте. Огромную роль в моей жизни сыграл тогда президент АМН СССР академик Николай Николаевич Блохин. Он предложил мне перейти в Институт хирургии им. А.В.Вишневского, более того разрешил сделать это и моим основным помощникам Перчу Ога-несовичу Казанчяну, Раисе Степановне Ермолюк, Виктору Львовичу Буяновскому, а также нескольким аспирантам и ординаторам. Для меня это был подарок судьбы, так как в одиночку приходить в другой клинический коллектив чрезвычайно сложно. Для хирурга всегда важно, кто его первый ассистент, его помощники, особенно если вы годами последовательно выполняете какую-то научную работу.

Валютный казус

В самом начале деятельности в новом институте я удачно прооперировал дочь влиятельного члена правительства страны. В результате «под меня» первый заместитель председателя Совета Министров СССР Иван Васильевич Архипов выбил 2 млн долл. для приобретения очень дорогого дефицитного зарубежного оборудования. Это были операционные инструменты, лампы, столы, оборудование для ангиографии, наркозные аппараты – всё то, в чем нуждался институт. Но неожиданно радостное событие начало приобретать неприятный оттенок. Директор института академик Михаил Ильич Кузин вызвал меня да и говорит: «Что же вы наделали! Вы оставили весь наш коллектив без зарплаты!» А тогда существовал порядок, по которому приходящие инвалютные средства должны были быть компенсированы бюджетными деньгами, выделенными данному учреждению. Впрочем, и здесь мне повезло – валюту выделили как дополнительное финансирование, и на зарплате сотрудников это никак не сказалось.

В Институте хирургии им. А.В.Вишневского мне всегда было работать комфортно, потому что он был и остается ведущим в стране, его отличает высокий научный и практический стиль работы. При Михаиле Ильиче атмосфера в институте была очень хорошая. Сердечную хирургию возглавлял профессор Арнольд Николаевич Кайдаш, ангиографию – профессор Юрий Донович Волынский, анестезиологическую службу – профессора Александр Семёнович Харнас и Марк Яковлевич Авруцкий. Перечисление прекрасных имен наших сотрудников заняло бы много времени.

Наиболее хорошо характеризует руководителя крупного медицинского центра его стремление развивать новые направления. Эта сторона, пожалуй, самая сложная, и может показаться, что новаторская деятельность дается легко и без ошибок. К сожалению, не бывает такого в жизни, а в хирургии тем более. Наша работа сопровождается ошибками, осложнениями. Мы в то время развивали раздел хирургии брахиоцефальных сосудов – сонных артерий, который требует тщательного подбора больных, проведения операций, ведения послеоперационного периода. И Михаил Ильич Кузин очень помог нам в продвижении и расширении этого направления.

Бродят слухи тут и там

На директорском посту Михаила Ильича сменил академик Владимир Дмитриевич Фёдоров. Его первые шаги как руководителя развенчали слухи, ходившие вокруг его имени. Многие годы он возглавлял Научно-исследовательский институт проктологии. Отсюда первый слух: институт будет трансформироваться в сторону научных приоритетов нового шефа. И отдадим должное Владимиру Дмитриевичу, он не сделал Институт хирургии новым институтом колопроктоло-гии, более того, он даже не открыл соответствующего отделения (а большинство руководителей на его месте это сделали бы наверняка). Новый директор взял твердый курс на продолжение и развитие традиций института.

Развенчаю и вторую сплетню. Когда В.Фёдоров возглавил Всесоюзную научно-исследовательскую лабораторию проктологии, там была очень сложная обстановка. Чтобы улучшить работу этого учреждения, потребовались жесткие меры. Многие ожидали и в нашем институте увольнений, смены кадров. К чести Владимира Дмитриевича и этого не произошло. Атмосфера в институте не стала авторитарной, она оставалась демократичной, с директором вполне можно было поспорить. Хотя строгость характера сохранялась до последних дней его жизни, как и сверхответственное отношение к любому делу – это было у него в крови. Он отверг, например, предложение не устраивать традиционных врачебных утренних конференций ежедневно. Он контролировал работу института ежечасно, вникая в ведение и судьбу каждого больного. Не забывайте, за плечами Владимира Дмитриевича стояла длительная работа ведущим хирургом 4-го Главного медицинского управления, главным хирургом Минздравсоцразвития России. Еще одно удивительное качество этого гражданина и врача – он знал практически все научные публикации, выходящие в хирургических журналах, мог подчас процитировать хирургическую статью автора из другого города. Он обладал редкой, феноменальной клинической эрудицией. Академик РАМН В.Д.Фёдоров часто спрашивал молодых коллег, а что они прочитали по этому вопросу? И сам подсказывал им нужные номера периодических медицинских изданий. Наблюдая жизнь Владимира Дмитриевича, скажу, что она была тяжела, постоянные днем и ночью профессиональные нагрузки и ответственность на протяжении многих лет. Но, говоря об этом, хочу напомнить, что издавна у хирургии существовало кредо, которое, с моей точки зрения, не устаревает – для хирурга нет понятия «рабочий день». Он работает, когда он нужен, и с полной отдачей.
*  *  *
Вот несколько портретов, живо сохраняющихся в моей памяти. Это корифеи хирургии Советского Союза и России, которые оставили яркий след в нашей истории.

Записал Альберт ХИСАМОВ, корр. «МГ