Записки врача-философа

«...Ночью я услыхал раздававшиеся из одного закрытого вагона стоны. Открыв вагон, я увидел там раненного в голову (в бессознательном состоянии), сорвавшего с себя повязку: раненый стоял у форточки товарного вагона, доставал из раны пальцами кусочки размозженного мозга и рассматривал их при свете луны, а на полу в темноте лежали раненные в живот с начавшимся уже воспалением брюшины и на каждый толчок вагона отвечали громкими стонами и проклятиями...»

Это , Вересаев, его записки «На японской войне», впервые опубликованные 100 лет назад, в 1906 г. Судьба не была к ним также благосклонна, как к другому его произведению, «Запискам врача», которые сразу же получили огромную популярность. Русский литературный журнал «Парнас» даже писал, что «...совершенно изумительные по своим литературным и врачебно, профессиональным достоинствам «Записки врача», действительно, по отзывам многих и многих, врача замечательного, а как теперь мы еще узнали , и не менее, а наверное, и более замечательного писателя, так вот эти самые «Записки врача» на сегодняшний день , самая читаемая в России книга, и нет в России любителя словесности, который бы о ней не знал».

Любопытно, что оба лучших своих сочинения писатель-врач назвал записками. Назвал предельно скромно (это качество всегда его отличало. Так, Максим Горький писал в одном из своих писем: «Не могу перестать удивляться на совершенно фантастическую скромность Викентия Викентьевича (Вересаева. - Ю.З.). С его-то талантом, а вот надо же, никуда не лезет, ничего из себя не строит. Молодец!»). Ноесли при всей удивительнейшей скромности автора «Записки врача», можно сказать, с упоением читала вся Россия, то книга «На японской войне», где Вересаев был младшим ординатором в полевом подвижном госпитале, так, к сожалению, и осталась произведением неизвестным или очень мало известным.

И чтобы привлечь к нему ваше, читатель, внимание, позволю себе еще одну цитату: «...Один солдат обратился к старшему врачу полка с жалобою на боли в ногах, мешающие ходить. Наружных признаков не было, врач раскричался на солдата и прогнал его. Младший полковой врач пошел следом за солдатом, тщательно осмотрел его и нашел типическую, резко выраженную плоскую стопу. Солдат был освобожден. Через несколько дней этот же младший врач присутствовал в качестве дежурного по стрельбе. Солдаты возвращаются, один сильно отстал, как-то странно припадает на ноги. Врач спросил, что с ним. «Ноги болят. Только болезнь нутряная, снаружи не видно», - сдержанно и угрюмо ответил солдат. Врач исследовал - оказалось полное отсутствие коленных рефлексов. Разумеется, освободили и этого солдата».

Антон Павлович Чехов (коллега-врач), прочтя «На японской войне», как раз об этом эпизоде писал: «Как все у Викентия Викентьевича просто, непритязательно, а между тем, вот они - два драматургически цельных, интересных образа: забитый судьбою солдат и младший врач, который по совести своей всех старших повыше».

Что такое «На японской войне» Вересаева? Антуан де Сент-Экзюпери свои обошедшие весь мир испанские репортажи тоже в первом варианте назвал записками. Какое же поразительное сходство в записках врача и записках летчика! Помните, Экзюпери обнаруживают на железнодорожных путях, принимают за шпиона и хотят расстрелять. Он просит у арестовавшего его сержанта закурить - ну, перед смертью, что ли. Сержант дает ему сигарету, и то ли случайно, то ли нет, Экзюпери улыбается. Улыбается и сержант. И вот уже эти две улыбки (Экзюпери пишет: «... Это ведь чудо - человеческая улыбка») подхватывают другие, тоже арестованные, и Экзюпери понимает, что никто теперь уже его не расстреляет.

Разумеется, Экзюпери не читал Вересаева, но как же на удивление похожи сцены в записках писателя-врача и писателя-летчика!

...Берут в плен японца, и кто-то уже вытащил пистолет - расстрелять врага. А японец неожиданно обращается ко всем, может быть, тоже с последней просьбой: разрешить ему... помыться. Ну что ж, помыться, так помыться.

Вот как это описывает Вересаев: «...Японец раздевался. Снял широкую верблюжью шинель с козьим воротником, под нею был меховой полушубок - безрукавка. Солдаты засмеялись. Японец взглянул на них и тоже засмеялся. За полушубком следовал черный мундир с сорванными погонами (чтоб не узнали, какого полка), за мундиром -жилетка, за жилеткою - еще жилетка. Смех усиливался, перешел в хохот. Хохотали солдаты, хохотал японец. И от того, что он так весело и добродушно хохотал со всеми, в смехе солдат пропала враждебность <...> Палатный служитель сбегал к баку и принес еще воды. Японец благодарно взглянул на него и радостно засмеялся. Служитель поглядел вокруг и тоже засмеялся. <...> В углу на нарах лежал раненный в бедро солдат, которого я только что перевязал. Смотрел он, смотрел на японца; смотрел, как тепло сверкало под водою его чистое, крепкое тело. Вдруг вздохнул, почесал в голове и решительно приподнялся. - Ну-ка! Дайко-ся и я помоюсь!».

Почему книга Вересаева до сих пор не инсценирована для театра или не использована кинематографом, ведь это такой благодатный материал! Некоторые фрагменты можно использовать просто в чистом виде. Вот, например, такой эпизод:

«...Худой, высокий и испитой хохол Кучеренко, остряк нашей команды, дурачился на полянке у поезда. Он напялил на себя какую-то рогожу, шатался, изображая пьяного. Солдат, смеясь, столкнул его в канаву. Кучеренко повозился там и полез назад: за собою он сосредоточенно тащил погнутый и ржавый железный цилиндр из-под печки.
- Каспада, сейчас путит мусика!..
Пашалста, нэ мэшайт! - объявил он, изображая из себя иностранца.

Вокруг толпились солдаты и обитатели станционного поселка. Кучеренко с рогожею на плечах возился над своим цилиндром, как медведь над чурбаном. С величественно-серьезным видом он задвигал около цилиндра рукою, как будто вертел воображаемую ручку шарманки, и хрипло запел:
-Зачем ты, безумная... Трр...Трр...
 Уу-о! Того, кто... у-ээ! Трр... Трр... завлекся... Трррр...
Кучеренко изображал испорченную шарманку до того великолепно, что все кругом хохотали, - станционные жители, солдаты, мы».

Уже читая этот текст Вересаева, действительно хочется хохотать, а если представить мастерство актеров, которые сыграют этот эпизод... А впрочем, написать сценарий никогда не поздно! Мы, врачи, -за!

Но драматургически великолепными сценами достоинства «японской» книги Вересаева, конечно, не исчерпываются. Отнюдь. Пожалуй, все-таки самое ценное в этой книге - философские размышления автора, именно автора-медика, о порочности, или нелепости, или и том и другом вместе всей организации медицинского дела на той самой японской войне.

Боюсь перегрузить читателя цитатами, но вот это, одно из умнейших философских размышлений Викентия Викентьевича не могу не привести: «Армия все время стояла на одном месте. Казалось бы, для чего было двигать постоянно вдоль фронта бесчисленные боевые госпитали вслед за их частями? Что мешало расставить их неподвижно в нужных местах? Разве было не все равно, попадет ли больной солдат единой русской армии в госпиталь своей или чужой дивизии? Между тем, стоя на месте, госпиталь мог бы устроить многочисленные, просторные и теплые помещения для больных с изоляционными палатами для заразных, с банями, с удобной кухней.

В том сложном большом деле, которое творилось вокруг, всего настоятельнее требовалась живая эластичность организации, умение и желание приноровить данные формы ко всякому содержанию. Но огромное, властное бумажное чудовище опутывало своими сухими щупальцами всю армию, люди осторожными, робкими зигзагами ползали среди этих щупальцев и думали не о деле, атолькоотом, как бы не задеть щупальца».

Это только часть большой концепции по организации врачебного санитарного дела в действующей армии, созданной Вересаевым. Заинтересовавшихся могу отослать к первоисточнику, к книге «На японской войне». Нам, медикам, вообще негоже не прочесть эту книгу. К сожалению, уверен, что покас ней знакомы далеко не все.

Так что давайте, перевернув последнюю страницу «Медицинской газеты», отметим замечательный юбилей вересаевской книги. Как отметим? Ну конечно же ее прочтением.

Юрий ЗАРАНКИН,
лауреат премии Союза
журналистов СССР.