Мертвая вода

Дистиллированный спирт был изобретен нето арабами в VII в., не то средневековыми алхимиками Европы Раймон) дом Луллием или Арнольдом де Виллановой в ХIII в. ...«Al-kuhl» означает в переводе с арабского «тонкий порошок». Успешное использование спирта в медицинских целях и поразительное влияние в ряде случаев на пациентов наградили его эпитетом, почти адекватным панацее. «Aqua vitae» («вода жизни» - так по традиции и сейчас иногда называют этиловый спирт. Люди, регулярно употреблявшие эликсир жизни, впрочем, отнюдь не отличались долголетием и здоровьем. В то же время из всех органических соединений только нефть оказала такое сильное влияние на человеческие судьбы и исторические ситуации.
Великий русский композитор Модест Петрович Мусоргский попал под влияние алкоголя в ранней юности. Семнадцати лет от роду он, окончив военное училище, поступил в Преображенский полк, где его встретили «маршировки, карты, пьянство...» Мусоргский регулярно «...участвовал в кутежах, целые ночи отбрякивал на фортепиано польки». Однако до первых сокрушительных дипсомании ему оставалось еще несколько лет относительно спокойной жизни.

Причиной его первого длительного запоя была смерть матери. В результате этого эксцесса Мусоргский перенес и первый алкогольный психоз, обозначенный в его скорбных листах (истории болезни), как «Delirium tremens» (белая горячка). Через несколько лет он «...начал проводить время до раннего утра в трактирах и ресторанах за рюмкой коньяка один или в компании вновь приобретенных знакомых. Обедая со мной или общими друзьями, он отказывался от вина, но позже к вечеру видели его в трактире «Малый Ярославец», - вспоминал Н.Римский-Корсаков. Он же писал об «алкоголизме и вследствие этого почти всегда отуманенной голове» Мусоргского. В лексикон Модеста Петровича исподволь вошло сленговое словцо завсегдатаев дешевых трактиров: «проконьячиться».

Премьера его оперы «Борис Годунов» была встречена музыкальной критикой холодно и враждебно. Один из композиторов, входивших в объединение «Могучая кучка», Ц.Кюи, бывший когда-то эстетическим единомышленником Мусоргского, опубликовал статью, в которой во многом упрекал автора оперы. Предательство бывшего соратника вновь толкнуло композитора в сторону дешевых кабаков. Надо сказать, что отношение к Мусоргскому со стороны его единомышленников довольно часто было пренебрежительным. «Почти идиотом» называл его в частной переписке с друзьями композитор М.Балакирев; «мне кажется, он совершенный идиот», - соглашался музыкальный и художественный критик В.Стасов.

Порой в неудержимых запоях Мусоргский даже расставался с мебелью и одеждой. Попытавшись поселиться самостоятельно, он вскоре был выселен за неуплату, после чего был вынужден переехать к одному из своих прежних приятелей П.Наумову, разорившемуся помещику и офицеру в отставке. Здесь алкогольная зависимость обоих проявилась с новой силой. В своей книге воспоминаний «Далекое близкое» И.Репин пишет о нем: «...невероятно, как этот превосходно воспитанный гвардейский офицер, с прекрасными светскими манерами, остроумный собеседник в дамском обществе, неисчерпаемый каламбурист. .. быстро распродавал свою мебель, свое элегантное платье, вскоре оказывался в каких-то дешевых трактирах, теряя там свой жизнерадостный облик, уподобляясь завсегдатаям типа «бывших людей», где этот детски веселый бутуз с красным носиком картошкой был уже неузнаваем». В 1878 г. (Мусоргскому только 39 лет) Балакирев пишет о нем Стасову: «...Мусоргский слишком физически разрушен, чтобы стать не тем трупом, каким он теперь...». Тогда же у композитора впервые развивается алкогольный эпилептиформный припадок. В письме к своему другу поэту А.Голенищеву-Кутузову он пишет: «...с самой весны со мною приключилась какая-то странная болезнь, разыгравшаяся в ноябре настолько сильно, что доктор мой, хорошо знавший меня, приговорил меня только к 2-м часам жизни».

12 февраля 1881 г. во время выступления певицы Д.Леоновой, которой Мусоргский аккомпанировал, у него развился алкогольный эпилептиформный припадок, повторившийся в течение дня дважды. Композитор был помещен в военный госпиталь. У него обнаружены болезнь печени, ожирение сердца и «воспаление спинного мозга». Стасов в письме Балакиреву писал: «Доктора говорят теперь, что у него были не удары, а началась падучая болезнь... Говорят также, что кроме падучей и ударов он также несколько помешан. Человек он конченный, хотя может прожить еще (говорят доктора), пожалуй, год, а может и день». К началу марта состояние Мусоргского несколько улучшилось. В это время Репин и написал его портрет (см. иллюстрацию). Как оказалось, за десять дней до смерти композитора.

Незадолго до дня рождения Мусоргского его брат принес Модесту Петровичу немного денег, чтобы тот мог отметить праздник. Композитор, подкупив сторожа суммой в 25 руб., уговорил его купить бутылку коньяка, каковую и выпил разом, закусив яблоком, после чего состояние Мусоргского резко ухудшилось. Он еще успел воскликнуть: «Все кончено! Ах, я несчастный!» Паралич рук, ног и дыхательного центра, признаки «воспаления спинного мозга» привели к смерти этого замечательного мастера. Узнав об этом, один из бывших собутыльников сказал: «Кофейник медный и тот на спирту выгорает, а ведь человек-то похрупче кофейника». Мусоргскому было только 42 года.

* *   *

Николай Васильевич Успенский, русский писатель, о литературном даровании которого даже язвительный и непримиримый Бунин был очень высокого мнения, выпивать начал сравнительно поздно –около 40 лет(после смерти жены), но сразу же стал пить «как следует», по выражению того же Бунина. Успенский вел почти кочевую жизнь, бродя с малолетней дочерью по селам, играя на гармонике за денежную мелочь и не пропуская в дороге ни одного кабака. Один из трактирщиков, знавших писателя, впоследствии вспоминал о нем: «Известно - бродяга был... шлялся нищебродом... Налил ему стакан воды. Так, поверите, затрясся, - глотает, обжигается. Потом говорит: «Дай водочки... ведь знаю, торгуешь». -«Ну а знаешь - деньги давай». - «Денег нету». - «Ну и водки нету».-«Так возьми, говорит, что-нибудь». - «А что у тебя?» - «Возьми штаны». Успенский зарезался тупым перочинным ножом близ московского Смоленского рынка. В карманах писателя нашлось 8 копеек. Ему было 52 года.

Начиная со второй половины ХIX века хронический алкоголизм становится обыденным явлением в русской художественной среде. Пьянство А.Саврасова и В.Сурикова, Н.Помяловского и А.Левитова, кузенов Глеба и Николая Успенских, эпические дипсомании А.Григорьева уронили тот пьедестал, на котором прежде находился художник, сломали котурны жрецов искусства. И если прежде сообщение о пьянстве писателя могло быть подано исключительно в комическом ключе (первая редакция «Ревизора» будто бы содержала в себе упоминание Хлестаковым того, как сочиняет Пушкин, - выпивая шампанское бутылку за бутылкой, но этот фрагмент был снят автором именно из этических соображений), то теперь оно стало обыкновенной констатацией факта в духе натуралистической школы. «Усиленное поклонение Бахусу считалось в ту эпоху для писателя положительно-таки обязательным... Это было какое-то бравирование, какой-то надсад лучших людей 60-х годов», - писал один из современников этой эпохи. Другой вторил ему: «Талантливые люди на Руси, любящие простой народ, не могут не пить». Очевидно, именно здесь берет начало та печальная традиция, которой следовали позднее деятели русской культуры: К.Бальмонт и А.Блок, Ю.Олеша и С.Есенин, А.Фадеев и М.Светлов, С.Довлатов и Вен.Ерофеев, А.Твардовский и Д.Шостакович, Г.Шпаликов и В.Высоцкий...

До тех пор, пока русская литература была уделом аристократов и дворян (А.Пушкин, М.Лермонтов, Л.Толстой, И.Тургенев, Ф.Достоевский, И.Гончаров...), клинический алкоголизм в писательской среде встречался в качестве исключения. Появление же генерации разночинцев, поповичей, выходцев из крестьянской среды (не всегда в первом поколении) совпало, а быть может, и привело к повальной алкоголизации в той части общества, которая, помимо эстетической, должна была исполнять и этическую, и культуртрегерскую функции.

Как известно, «поэт в России - больше, чем поэт»... А коль скоро учителя жизни и инженеры человеческих душ не чужды «веселию Руси», то прочим оно и тем более не заказано. Исследования в среде творческой интеллигенции дают поразительные цифры. Алкоголизм диагностируется у 28% писателей, 19,2% художников и 21,2% композиторов. Это данные, взятые в культуре Запада. Интересно, каковы могли бы быть цифры у наших нынешних культуртрегеров?

Любопытно, что рост алкоголизации в среде пресловутой творческой интеллигенции совпал с отменой в 1861 г. крепостного права в России. Общенародное пьянство, по поводу которого так сокрушался Н.Некрасов, сдерживаемое социальным барьером, стало одним из признаков «демократизации» общества. В результате этого уже не народ «понес с базара Белинского и Гоголя», а вчерашние семинаристы, и нынешние писатели пошли по кабакам. Движение навстречу друг другу оказалось возможным, но вместо ожидаемого взлета низов после устранения некоторых социальных барьеров, произошло падение верхов. Кривая графика та же, но направление -диаметрально противоположное. Действительно, падать всегда легче, чем восходить.

В пьяненьких разговорах под водочку-селедочку (предтечах пресловутых шестидесятнических кухонь), вероятно, и возникла та идиотская идея о «вине интеллигенции» перед народом, о том «нравственном долге», который вышедший из «низов» интеллектуал числил за собой из-за того, что он-де приподнялся над народной массой (не втащив ее за собой) и стал чем-то вроде «паразита, питающегося народными соками». (Какова гордыня этих людей, возомнивших себя выше кого-то только из-за прохождения ими курса наук!) Подобную алкогольную логику раскусил А.Чехов, который как-то посоветовал «коллеге»-писателю, пожаловавшемуся на рефлексию: «А вы поменьше водки пейте!»

*   *   *

На самом деле пресловутый «нравственный долг интеллигенции перед народом» суть не что иное, как неразделенное желание «быть любимым», «понравиться», которое у человека «неинтеллигентного» и слегка подвыпившего выражается сакраментальной формулой: «Ты меня уважаешь?» Неинтеллигент всегда услышит от собутыльника: «Конечно!», а интеллигент, увы, не слышит ничего, хотя очень хотел бы услышать в ответ на признание своей выморочной «вины» прощение, дескать, «ничего-ничего...»

Из-за этого извечного комплекса русской интеллигенции произошло впоследствии много бед, революций, крушений и войн. Непременное желание «вернуться к народу», «приблизиться к нему» и даже «уйти в народ», словом, отыскать «великую сермяжную правду» принимало порой и такие странные формы, как амикошонское «демократичное» пьянство за одним столом с обитателями дна городских вшивых рынков. Абсурдность подобного сближения в комментариях не нуждается, однако многие избрали именно этот путь «хождения в народ», теша себя иллюзией единения.
Все эти интеллигенты позабыли, а скорее всего, никогда и не читали Пушкина:

...лишь Божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы...

Ибо неотъемлемыми свойствами такой интеллигенции являются верхоглядство, недообразованность и атеизм. Поэтому и Пушкина они не знали, и Божественный глагол до их ушей не долетал.

А водка постепенно становилась главным действующим лицом в движении просветительской мысли XIX века. И Д.Менделеев, известный своими опытами с водкой не менее, чем созданием периодической системы элементов; и И.Сеченов, написавший докторскую диссертацию на тему «Материалы для будущей физиологии алкогольного опьянения» и ставивший эксперименты на себе, словно легитимизировали ее, и она стала тем волшебным составом, который, как в русских сказках, сращивал разрубленные части социального организма. Водка постепенно растворила различие между классами, уравняв их в угаре кабака. Именно она и стала катализатором и эрзац-предтечей последовавших русских бунтов, ратовавших за всеобщие равенство и братство.
Но в сказках такая вода всегда называлась мертвой.

Игорь ЯКУШЕВ,
кандидат медицинских наук.
Архангельск.