В 1970 г. в СССР произошла революция для тех, кого обманула природа, кто ощущает себя иным по отношению к собственному телу и физиологии…
Мы беседуем с хирургом, который первым в мире более 40 лет назад провел завершенную смену пола, – академиком РАМН и Латвийской академии наук, Героем Социалистического Труда, лауреатом Государственных премий СССР и Латвии, кавалером высшей награды Латвии – ордена Трех звезд Виктором Калнберзом.
– Виктор Константинович, пациенты обращались к вам, как правило, со сложными травмами. Как же возник у нас этот абсолютно новый участок хирургии – смена пола?
– Понимаете, я хирург как хирург. Специалистов таких – тьма в России, хватало их и в СССР. Но иногда становишься заметным благодаря какому-то стечению обстоятельств, непредвиденной ситуации. И когда я совершил смену пола в 1970 г. , по сути начался иной этап, иной уровень работы.
Прислал мне письмо мой друг легендарный Владимир Петрович Демихов, который первым в мире осуществил пересадку головы собаке. Он просил принять девушку, которая решила стать мужчиной. Дело в том, что вначале пациентка обратилась именно к нему, зная об уникальных экспериментах. Она не знала, что Демихов – пусть выдающийся, но биолог, врачебного диплома у него нет. Собаке даже голову может присоединить, а вот человека оперировать не имеет права.
Ко мне пациентка поступила в 1968 г. Решение оперировать было очень трудным, два года ушло на обдумывание, консилиумы и консультации с коллегами из разных областей медицины – урологами, гинекологами, эндокринологами. Кроме того, требовались сведения от юристов и психологов. Беседовал я и со священником, потому что совсем не хотелось быть преданным анафеме; он снял грех с души. В целом сомнений было предостаточно, всё было внове, идти предстояло в неизвестное.
Что же получилось уже потом, после операции? Меня осудили… Правда, я заранее получил разрешение нашего, республиканского министра здравоохранения Канепа, хотя и устное. Кстати, он и после не отрицал, что дал добро. Человек солидный, авторитетный, к тому же зять члена политбюро Арвида Пельше.
– А кто же начал, что называется, гнобить вас?
– Сам союзный министр, Борис Васильевич Петровский. Может, у него в душе были сомнения. Когда-то он ко мне по-отцовски относился, потому что они с моим учителем профессором Мачабели были друзьями. Приедет он на взморье – и: «Виктор, посмотри, что с фотоаппаратом, ты же в этом соображаешь». Я тогда активно занимался фотографией. Потом еще что-нибудь, да и сам посоветует по делу. Словом, относился очень хорошо. Но после этой операции всё изменилось…
Вызвал в Москву. Беседа была на «вы», тяжелой, многочасовой. «Вы преступник, ваше место – за решеткой. Вами интересуется министр юстиции Теребилов: ведь искалечена абсолютно здоровая женщина». И пошло-поехало. Наконец, задает вопрос: «Знаете, на кого вы были бы похожи, если бы две недели не брились и не мылись?» – «Борис Васильевич, не представляю себе». – «Да на Солженицына». Это было просто бранным словом в его устах. «Я знаю, – продолжает, – кто вас надоумил на эту операцию. Этот Демихов ничего более толкового не может, кроме как собачьи головы к задницам пересаживать». Такой вот диалог.
Потом в Ригу прислали комиссию; она, кстати сказать, целиком встала на мою сторону. Я представил фильм о подготовке и ходе операции, они беседовали с пациенткой, смотрели историю болезни.
– А было ли этично раскрывать человека, в чьих документах указана фамилия и иные данные, перед более широкой аудиторией – пусть даже специальной комиссией?
– Это делалось только с ее согласия, а оно было.
– Но пациентка давала согласие на операцию, а не на раскрытие своей истории и возможной новой легенды…
– Но они затребовали встречу с ней. Что касается досье, то это – относительная вещь. Когда женщина поступала в клинику, то фигурировала как Инна NN. После же операции она получила другие документы, и новое имя в досье не значится. У нее началась другая жизнь.
– А юридически как это оформлялось?
– Через республиканское Министерство внутренних дел. Оформление шло целиком в Риге. Вместе со мной и с документами клиники пациент должен был предстать перед генералами и полковниками из комиссии. Но никакого осмотра… В отличие от медиков из Москвы, которых результаты интересовали с профессиональной точки зрения.
– Извините, что cтоль дотошно выясняю, но ведь это было впервые. Пациентка была москвичкой. И на какую жилплощадь, в качестве кого она бы прописалась по возвращении? Тогда с пропиской было жестко.
– Она всё предусмотрела. Более того, когда пришла перед отъездом, спросила: «Сказать вам мою новую фамилию, имя?» Я говорю: «Знаешь, Инна, ты для меня уже новый человек, Иван или Иннокентий, неважно. Мне не надо знать. Ты ведь сама говорила, что боишься, если твоя история раскроется. Не дай Бог – и будешь подозревать своего доктора. Не надо. Я тебе оставляю свои координаты, но ты свои оставь при себе».
– Потом какие-то сигналы были – звонком, письмом?
– Я узнал, что у него появилась жена, они долго жили вместе, но потом она скончалась от онкологического заболевания. Пациент женился на другой. Много уж лет прошло, постарел пациент.
– А как узнали?
– Звонок: «Я отдыхаю на Рижском взморье. Хочу встретиться». Вот тогда и узнал… Потом опять долгое молчание. А в прошлом году – снова звонок. Ну, думаю, слава Богу…
– Все-таки давайте вернемся к обстановке после первой операции по смене пола…
– Шум уже рос среди медиков всего Союза. Потому что министр Петровский ездил на активы медработников в республики. И везде, не называя моей фамилии, вещал: «В хорошем стаде нашелся один такой хирург, позволил себе искалечить женщину, сделать из нее…» – «Кого?» – «Мужчину. Да еще без разрешения». А доктора: «Кто это, где это было?» Министр молчит. Многие подумали на министра здравоохранения Белоруссии Савченко – он занимался гермафродитами. Оборвали тому телефон: «Ты ж такое чудо сотворил!» – «Да не знаю я ничего». Потом выяснили: это дело рук рижанина.
В общем, результат получился обратный: заинтересовались, стали активно приглашать при иных сложных случаях.
– Логика проста: если он такое смог, то уж с иным случаем, любой сложности, справится. Скажите, а до вас в этой области что-то происходило, были ориентиры? Или приходилось рисковать, где-то наощупь, первым – как сапер?
– Конечно, ориентировался. Естественно, вначале многого не знал. Решил изучить соответствующую литературу. Есть журналы международные, из коих выяснил: в мире таких операций было сделано четыре. Последнюю делал чешский хирург Клуцек. Тщательно всё описывал, дал фотографии. Меня насторожило другое: в результате всех четырех операций появились… гермафродиты. То есть пришив мужское достоинство – честь за это и хвала докторам! – пациенткам сохранили остальное женское естество. Значит, у них сохранялись месячные, они могли родить ребенка; при этом отсутствовал мочеиспускательный канал – такой, как у мужчин.
– То есть ваши коллеги подошли по-хирургически: здесь пришить, там отрезать.
– Да, удалялись молочные железы, но матка сохранялась. Обдумывая стратегию действий, я решил, что надо сделать шаг вперед – и добиться того, чтобы мужчина был как мужчина. И пятая операция стала первой в мире по завершенности: были удалены матка, влагалище. Из плоти пациентки я сделал мужской член с кровеносными сосудами и каналом, чтобы даже «по-маленькому» можно было ходить по-мужски.
Так что развивал идеологию этой операции не с нуля, а с учетом опыта других, пусть и неполного. Привнес и свое, что было отмечено авторским свидетельством союзного Госкомитета по науке и технике…
Важно, что у пациентки после операции не было отторжения: ведь все компоненты, материалы были от собственного организма. Правда, следовало принимать гормоны, чтобы общий процесс «мужания» был более явным.
– Закрепилось ли, получило развитие данное направление?
– Конечно, прогресс огромный. Ныне применяется другая технология. Я использовал для создания мужских достоинств филатовский стебель, эти операции требовали нескольких этапов. Сегодня действует микрохирургия.
Кроме того, сократились сроки. Тогда приходилось делать паузы по 2-3 месяца (заживление, срастание, фактор наркоза). Пациентке это было даже выгодно: она уезжала, работала, потом возвращалась.
Впервые гражданам СССР об этой операции рассказал академик Чазов в знаменитой телепрограмме середины 80-х годов «До и после полуночи», более 15 лет спустя.
А потом были операции по фаллоэндопротезированию, маммопротезированию, по устранению элефантиаза, сотворению носа, из того же филатовского стебля, на месте зияющего отверстия (результат травмы), восстановление утраченных пальцев. Сделал компрессионно-дистракционный аппарат для лечения переломов и вывихов. В общем, вместе с коллегами помогал больным, искалеченным... Директорствовал, депутатствовал, написал воспоминания на русском языке, никак не договорюсь об издании...
– Вы работали в боевых условиях Афганистана, летали на Кубу, оперировали, консультировали и лечили политиков, спортсменов, космонавтов. Есть ли школа академика Калнберза?
– Мой учитель, профессор Лепу Кална был учеником академика Бурденко. Так что Николай Нилович – как бы мой «хирургический дедушка». Учителем для меня был и Пауль Страдынь, а он работал с С.П.Фёдоровым. Значит, и Сергей Петрович – мой воспитатель. Профессор Арчил Мачабели – тоже…
Я же не склонен называть кого-то своим учеником. Когда сам говорю о наставниках, то ощущаю их вклад в мое становление, мои знания и навыки. Если кто из младших признает меня как учителя, мне будет приятно и гордо. Но не могу брать на себя смелость отвечать вместо них, показать: вот – моя школа, мои «птенцы»…
Беседу вел Александр ПЕСЛЯК.