На грани тьмы и света

Академик РАН Леонид Ильин – о научных открытиях, радикально меняющих геополитическую обстановку и психологию человечества

На излёте прошлогоднего бархатного сезона, проездом в Респуб­лику Абхазия, довелось остановиться в одном из адлерских санаториев. Приятно и полезно для здоровья бродить по приморскому парку. Совершая, как рекомендуют врачи, многокилометровые прогулки, вдосталь запасался на зиму животворными ароматами южного взморья. Маршрут пролегал под декоративными тенистыми кронами чудо как поэтичной магнолиевой аллеи. Роскошные вечнозелёные, светолюбивые, мощные, но при этом нежные дерева выросли отнюдь не сами по себе и даже не благодаря стараниям работников жилищно-­коммунального хозяйства. С самыми доб­рыми посылами и любовью их посадили известные представители Роскосмоса, Росатома, легендарного Третьего Главного медицинского управления Минздрава, а ныне – Федерального медико-­биологического агентства. Отдыхавшие и проходившие в санатории реабилитацию знаменитые космонавты, прославленные конструкторы, врачи не только наслаждались здешним благолепием, но и собственными руками создавали красоту. Так появилась живописная «аллея космонавтов», первые робкие ростки которой высажены примерно полвека назад. Нынче это одна из достопримечательностей парка.

Магнолии именные, возле каждой – табличка с фамилией хозяина. Одно из деревьев, которое, как говорится, цветёт и благоухает, посажено бывшим директором Института биофизики, а ныне почётным президентом Федерального медицинского биофизического центра им. А.И.Бурназяна ФМБА России,Героем Социалистического Труда, единственным из ныне живущих лауреатом 5 высших премий: Ленинской, 2 государственных и 2 премий Правительства РФ в области науки и техники (причём все, за исключением одной, под грифом «совершенно секретно»), лауреатом Нобелевской премии мира, академиком РАН Леонидом Ильиным. Невольно останавливаешься возле величественного растения, вспоминаешь легенду отечественной и мировой медицины и науки. За плечами этого удивительного человека почти целый век: непростой, беспокойный, подчас трагичный, но и прорывной, яростный, полный открытий. Так вот труды и сама жизнь Леонида Андреевича воплотились, как писал В.Маяковский, «в пароходы, в строчки и в другие долгие дела»...

В Адлере зародилась надежда на встречу с нашей национальной гордостью. Сегодня, 15 марта, знаменитый соотечественник, герой страны отмечает своё 95­-летие, а ровно месяц назад, в праздник Сретения, что означает встречу, она состоялась. С выдающимся отечественным учёным в области радиобиологии, радиационной медицины и безопасности мы беседовали в его рабочем кабинете, где напольные часы своим малиновым звоном каждую четверть часа напоминают о быстротечности времени и жизни. Порази­тельно, как деятелен, активен, открыт миру и людям, как увлечён своим делом Леонид Андреевич! Не зря, видно, говорят: сколько в человеке добра, столько в нём и жизни. Запаса жизненной энергии у нашего героя – целый арсенал.
Россия делает сама
– Леонид Андреевич, как создавался ядерный щит нашей страны и что определило ваш выбор – встать на стражу людей и целого государства от смертоносной силы, способной уничтожить всё живое?
– Так случилось, что в течение более 70 лет я занимаюсь проблемами защиты людей от воздействия ионизирующего излучения. В моей судьбе это было определено эпохальными открытиями ХХ века в ядерной физике и радиохимии, которые завершились,к сожалению, созданием ядерного оружия.
Конечно же, сказалось влияние нашего гениального учёного академика В.Вернадского, основоположника учения о биосфере и ноосфере, одного из наиболее компетентных специалистов в области радиации и радиоактивности. Ещё в 20­е годы прошлого века на заседании Академии наук он прогнозировал и предупреждал: «…мы подходим к великому перевороту в жизни человечества, с которым не может сравниться всё им пережитое. Недалеко время, когда человек получит в свои руки атомную энергию – такой источник силы, который даст ему возможность строить свою жизнь как он захочет… Сумеет ли человек воспользоваться этой силой, направить её на добро, а не на самоуничтожение?»
Спустя 20 лет – мгновение в истории человечества – в июле 1945 г. на атомном полигоне в пустыне Аламогордо (США) было взорвано атомное устройство. Это событие радикально изменило геополитическую обстановку в мире и психологию человечества.
Я до сих пор не могу себе представить, как спустя 4 года после кровопролитной Великой Отечественной войны на фоне гибели 27 млн советских людей и всеобщей разрухи наши учёные, специалисты, точнее весь народ, смогли построить атомную индустрию, разработать, создать и успешно испытать 29 августа 1949 г. на Семипалатинском атомном полигоне первую отечественную атомную бомбу, которая неофициально называлась РДС­1. Аббревиатура расшифровывается так: «Россия делает сама».
В огромном комплексе проблем противоатомной защиты государства у руководства нашей страны возникла необходимость создания научных организаций, в которых должны разрабатываться вопросы противорадиационной защиты людей. Этим учреждениям предстояло проводить исследования в области лучевой патологии, вести разработки способов диагностики и лечения острой лучевой болезни, создавать радиозащитные препараты, изучать отдалённые последствия действия радиации, заниматься медико­биологическими проблемами ликвидации возможных радиационных аварий и т.д.
Секретным постановлением правительства в июне 1946 г. была создана радиационная лаборатория Академии медицинских наук СССР во главе с выдающимся учёным­биофизиком членом-­корреспондентом АН СССР Г.Франком. Через 2 года она была переименована в Институт биофизики АМН СССР, затем в ИБФ Министерства здравоохранения СССР. Во главе института стояли крупные учёные – физиологи и патологи академики АМН СССР А.Лебединский и П.Горизонтов. В течение 40 лет (1968­-2008) это научное учреждение возглавлял ваш собеседник. За заслуги перед страной, в основном в области укрепления обороноспособности нашего государства, в 1977 г. Институт биофизики был удостоен высшей награды СССР – ордена Ленина. И после преобразования в Федеральный медицинский биофизический центр ФМБА России остаётся головной организацией страны в области, о которой мы говорим.
– Расскажите подробнее, как вы, юноша родом из Харькова, попали на «атомный остров» и начали заниматься радиационной медициной?
– По окончании школы я поступил в 1-­й Ленинградский медицинский институт им. И.П.Павлова. Во время учёбы на 5-­м курсе в вузе был создан военно­-морской факультет, на который я перешёл, и окончил институт с красным дипломом. Ещё студентом на фоне глобальных мировых событий, связанных с созданием в США атомного оружия, стал интересоваться ядерной физикой и радиохимией. Имея начальную подготовку в этих пограничных областях науки, по своей инициативе факультативно занимался проблемой противорадиационной защиты личного состава военных кораблей. Затем прошёл специализацию по радиобиологии и радиационной защите на кафедре противоатомной защиты Военно­-медицинской морской академии, где увлёкся экспериментальной работой на животных по изучению средств ускорения декорпорации и выведения из организма радиоактивных веществ. Проходил службу в качестве начальника медицинской службы боевого корабля. Организовал первую на Черноморском флоте радиологическую лабораторию. После демобилизации трудился старшим научным сотрудником в одном из институтов ВМФ, затем – заведующим лабораторией радиационной защиты Ленинградского научно­-исследовательского института радиационной гигиены и заместителем директора этого НИИ по науке. Во время работы в этом военном институте мы вместе с моим другом и соратником А.Козловым создали модель подводного атомного взрыва.
В эти годы под моим научным руководством в качестве официального документа была подготовлена и издана Минздравом СССР «Инструкция по проведению йодной профилактики в случае аварии ядерных реакторов», причём, что важно, «открытая», то есть рассчитанная на гражданское население. Она содержала руководство, как принимать стабильный йод в случае возникновения радиационной аварии. В 1967 г., за 19 лет до чернобыльской катастрофы, наш документ утвердил А.Бурназян, в то время заместитель министра здравоохранения СССР.
Трагическое эхо
– Чернобыль... До сих пор это слово отдаётся трагическим эхом. Готово было руководство СССР к возможной аварии на ЧАЭС?
– С первых дней аварии на атомной электростанции я работал в очаге взрыва. Был одним из научных руководителей всех медико­-биологических и гигиенических работ по ослаблению последствий этой глобальной катастрофы. Тогда радиоактивному загрязнению подверглось 9 областей Украины, Белоруссии и России с населением 6 млн человек. Я объездил эти территории и обнаружил, что нашей «Инструкции по проведению йодной профилактики...» практически нигде не было. Уму непостижимо! Трагедия в Чернобыле показала, что в стране, по большому счёту, не существовало действенной системы по чрезвычайным ситуациям.
Отмечу, что ещё за 16 лет до аварии мы вместе с физиком Ю.Константиновым и моим учеником, ­аспирантом -физиком И.Лихтарёвым разработали «Временные методические указания по защите населения в случае аварии ядерных реакторов», которые были утверждены Минздравом СССР в 1970 г. Они тоже не были секретными и изданы в качестве официального документа санитарного законодательства. Нескромно так говорить, но наши указания впервые в мировой практике содержали регламенты аварийного облучения людей и методические рекомендации по защите населения. Во время и после аварии на Чернобыльской АЭС эти разработки стали основополагающими. Тогда-­то и выяснилось, что ситуация на станции далека от идеала. Эта проблема беспокоила меня всю жизнь, беспокоит и сейчас. Обидно, что между разработками научных сотрудников и проклятым выражением «внедрение в практику» существует барьер. Уже само слово «внедрение» словно бы предполагает, что этим самым нужно что­то преодолевать.
Находясь непосредственно в Чернобыле, мы с председателем Государственного комитета по гидрометеорологии СССР Ю.Израэлем и коллегами впервые в мировой практике разработали «Рекомендации по критериям возможного проживания, необходимости отселения и временной эвакуации населения», которые определили стратегию действий государства по этой исключительно актуальной проблеме.
Расскажу историю, связанную с отселением. 7 мая 1986 г. меня из Чернобыля срочно вызвали в Киев на заседание Политбюро ЦК Коммунистической партии Украины. В зале за длинным столом ареопаг: все до единого члены политбюро во главе с первым секретарём ЦК КП Украины В.Щербицким. При моём появлении он произносит вердикт: политбюро на основании данных, полученных от киевских коллег, принимает решение об эвакуации детского населения Киева. Я возразил, дескать, до 25% населения в городе – это дети, которых взрослые никогда не бросят. Следовательно, отселению будет подлежать население практически трёхмиллионного города. Начнётся страшный ажиотаж. Необходимости в отселении киевлян нет, хуже обстановка в Чернигове и Житомире.
Как раз в это время вошёл мой близкий друг академик Юрий Израэль. Его также спросили о необходимости отселения, но и он высказался категорически против. После этого нам с Юрием Антониевичем предоставили отдельный кабинет, где мы должны были в письменном виде изложить свои аргументы, рекомендации, заключение. В 5 вечера мы сели за стол и в 11 часов ночи закончили текст на полторы странички, под которым поставили свои подписи. С моей точки зрения, это был документ исторический. По мнению Щербицкого, документ особой важности, строго секретный.
В 11 ночи нас пригласили в зал заседаний, где по­прежнему находились члены политбюро в полном составе. Зачитали наш текст, где говорилось, что на основании научных данных в настоящее время необходимости для эвакуации нет, однако необходимо обеспечить всестороннее выступление учёных – профессионалов в этой области для разъяснения радиационной обстановки и т.д. После этого Щербицкий, помолчав, сказал: «Товарищи члены политбюро, должен сказать, что я принимаю мнение учёных. Мы этим заниматься не будем».
Так мы взяли на себя всю ответственность за судьбу многомиллионного города, предотвратили эвакуацию населения Киева. А для этого, скажу вам, нужно было иметь гражданскую позицию. Представляете, что бы произошло, если бы мы дали согласие и началась эвакуация?
Уже во второй половине 1986 г. я составил прогноз возможных радиологических последствий на ЧАЭС, впоследствии подтверждённый отечественными и зарубежными учёными, выступил с инициативой создать регистр доз облучения ликвидаторов и населения. Знаковым событием также считаю проведение в 1988 г. в Киеве международной конференции по Чернобылю. На свой страх и риск мы подготовили целый ряд публикаций на основе информации, предназначенной «для служебного пользования». Так «медицинские» секреты Чернобыля были раскрыты.
Война – жесточе нету слова
– Сегодня человечество вновь оказалось перед угрозой ядерной трагедии. Казалось, в цивилизованном XXI веке это невозможно априори, тем не менее и нынче появились горячие головы. Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию, и необходимо ли учёным возвысить коллективный голос разума?
– В истории нашей планеты было немало различных потрясений, которые приводили к разрушению крупных экосистем, массовому исчезновению целых видов животных и т.д. Однако никакие силовые конфликты и экологические катаклизмы прошлого не могут сравниться с уничтожением цивилизации в результате ядерной войны. За весь период ядерного противостояния, по моему мнению, обстановка в настоящее время наиболее тревожная. Вы говорите, что нынче появились «горячие головы». Ситуация гораздо опаснее. Всё государственное управление США и их сателлиты системно нагнетают обстановку, провоцирующую возможный ядерный конфликт. По прогнозам, жертвами всеобщей ядерной войны, а она, если возникнет ядерный конфликт, будет только такой, могут стать более 2,5 млрд жизней – практически треть населения земного шара.
Возьму на себя смелость утверждать, что созданное, прежде всего, академиком Е.Чазовым и кардиологом из США Б.Лауном международное движение «Врачи мира против ядерной войны» в 80-­е годы ХХ века, конгрессы этого движения и массовое выступление мирового врачебного сообщества сыграли важную роль в ослаблении напряжённости в мире и опасности ядерного конфликта.
Известно, что с нашей монографией, написанной в соавторстве с Е.Чазовым и А.Гуськовой, «Ядерная война – медико-­биологические последствия. Точка зрения советских учёных», вышедшей двумя изданиями в 1980­-х годах на четырёх языках, ознакомились руководители ядерных государств и их советники. Поэтому убеждён, что и в настоящее время учёные, врачи должны вновь проявить свою солидарность в этой жизненно важной глобальной проблеме.
Во имя мира и против ядерной войны. Мы, врачи, верные клятве Гиппократа, призваны ограждать наших пациентов от всего, что может угрожать жизни.
Думаю, не прозвучит фантастикой предложение остудить попытки понизить порог применения ядерного оружия путём демонстрационного ядерного взрыва малой мощности на одном из атомных полигонов России при обязательном присутствии руководителей ядерных и других государств, страдающих русофобией, и их военных внешнеполитических советников.
– Как, постоянно пребывая в суровых условиях, вам удалось сохранить здоровье и собственную личность?
– Видите ли, любой мой ответ будет звучать достаточно спекулятивно. Всё определяется обстоятельствами, историей, помимо генетики, хотя она у меня не самая лучшая. Мама умерла рано – в 40 лет от туберкулёза, папа – в 67 лет. Не прошло бесследно то, что, когда мне было 12 лет, я пережил немецкую оккупацию в Харькове. Тот, кто испытал подобное, никогда этого не забудет. Сейчас, когда немцы направляют свои «леопарды» на Украину, я это воспринимаю особенно остро. В детские годы я видел марширующие немецкие войска, видел, как убивали мирных людей. Это осталось со мной на всю жизнь.
И первым делом, в чём вы правы, было сохранить себя, выдюжить, выжить.
Ужасным испытанием в годы войны был голод. Выживали как могли. Выручала «менка», когда мы собирали кое­какую одежду, соль, которой мало было на периферии, упаковывали всё это на санки и отправлялись в пригород, чтобы обменять на продукты. Однажды, когда мама была уже при смерти, я отпросился отправиться вместе с несколькими оставшимися мужиками на эту «менку». Решили выехать из Харькова на товарном поезде, пробрались ночью на железнодорожную станцию, где стоял состав с открытыми платформами, перевозившими уголь. Тьма, и вдруг – скрежет, вспышка фонаря, перед нами вырастает жандарм лютой организации – службы безопасности СД. Как сейчас помню сверкнувшую массивную металлическую бляху на его груди. Немцы панически боялись партизан. Он нервно направляет на нас автомат и орёт: «Partizan»? Что ему было в страхе нажать на курок? Но пронесло.
Такие впечатления формировали нас. Не только меня, любого человека формируют жизненные обстоятельства и его отношение к происходящему.
Словно Второе пришествие…
– Когда-­то на меня сильнейшее впечатление произвёл запуск космического корабля, чему я был свидетелем на Байконуре. Вы же присутствовали при ядерных испытаниях. Расскажите о своих ощущениях.
– Действительно, я был участником испытаний ядерного оружия на Новоземельском и Семипалатинском атомных полигонах СССР в качестве научного руководителя изучения эффективных радиопротекторов и средств лечения острой лучевой болезни у подопытных животных, а также изучения радиационно­гигиенических проблем, возникающих при применении ядерных боеприпасов.
Знаете, по­моему, следует говорить не об ощущениях, а о потрясении от реально виденного. Любого человека с улицы с нормальной психикой должен охватить животный страх, когда он увидит динамику формирования воздушного или наземного ядерного взрыва, сопровождаемого разрушением, уничтожением зданий, сооружений – всего живого, что оказывается в зоне ударной волны и светового импульса. Когда видишь подобное, это воспринимается как апокалипсическое Второе пришествие…
– Приходилось на себе испытывать специальные лекарственные препараты? Каким образом удавалось избегать лучевой болезни при испытаниях ядерного оружия?
– По моему мнению, любой учёный в процессе работы над лекарственным препаратом обязан, прежде всего, испытать его на себе. Приведу два примера из моей практики. Когда в нашей лаборатории Института радиационной гигиены изучали защитное действие препаратов стабильного йода от воздействия его радиоактивных изотопов, первые испытания на токсичность, переносимость и эффективность мы провели на себе. Принимали индикаторные количества йода­131. Только после этого приступили к испытаниям на добровольцах. Препарат Б­190 также изучался на токсичность и переносимость на себе, а затем на добровольцах и воинских контингентах.
Говоря о предотвращённых случаях острой лучевой болезни среди участников испытаний, отмечу, что начиная с первого атомного взрыва в августе 1949 г. были предприняты экстраординарные меры профилактической защиты. Прежде всего использовался защитный эффект расстояния от эпицентра взрыва, физическая дозиметрия на территории радиоактивного следа (если были наземные испытания) и нахождение испытателей в соответствующих защитных сооружениях.
Раздвигая границы
– Одним из ваших маяков является В.Вернадский. На какие труды он вдохновил вас? Станет ли, по­вашему, XXI век эпохальным в познании?
– В самом деле, именно идеи академика В.Вернадского послужили стимулом заниматься той проблемой, которой я посвятил свою жизнь. Убеждён, что в ХХI веке произойдут знаковые открытия.
В частности, в будущем должны расшифровать проблему тёмной энергии и тёмной материи, что радикально изменит наше представление о Вселенной и основе жизни на планете Земля. Около 10 лет назад я присутствовал на заседании учёного совета Курчатовского института, где прозвучал доклад главного научного сотрудника Института ядерных исследований академика РАН Валерия Рубакова. Оказывается, мировое научное сообщество занимается исследованием сложнейшей проблемы, связанной с гипотетическими тёмной материей и тёмной энергией. Уже доказано, что они существуют, но неизвестно, что представляет собой основная часть материи и из чего состоит мироздание. Согласно одной из версий, 75% общей массы Вселенной занимает такая загадочная субстанция, коей является тёмная энергия, ещё 20% – тёмная материя и всего лишь 5% всей массы, которой мы пользуемся, приходится на долю обычного вещества. Когда начинаешь размышлять об этом, просто диву даёшься, сколь безгранична Вселенная и как скудны познания человека. Современное естествознание находится в начале нового, необычайно интересного этапа своего развития.
Кстати, учёным ещё предстоит приблизиться и к раскрытию тайн человеческого мозга. По аналогии существуют тёмная материя и тёмная энергия мозга. По сей день мозг являет собой тёмную материю, которая недостаточно понятна современной науке. Наше же сознание во многом – некая тёмная энергия, которая действует в мозгу и наделяет его способностью управлять организмом и мыслями.
Дай бог раскрыть тайну, правда, неизвестно, чем такое знание обернётся для человечества. Мы свидетели кардинального изменения взгляда на природу, пространство, материю, время, и главные открытия ещё впереди.
– Насколько важен в медицине будущего междисциплинарный подход?
– Отвечу, основываясь на собственном опыте. Очень важен, причём не только в медицине будущего, но и в настоящий период. Примером тому может служить опыт Института биофизики. В нашем многотысячном коллективе работало порядка 60% медиков и биологов, 15% – инженеров­технологов, около 15% – ядерных физиков­дозиметристов, радиохимиков и других специалистов, 5% – математиков. Именно общение, дискуссии позволили нам грамотно и эффективно решать проблемы. Да, в нашей системе множество засекреченной информации, но даже это не служило препятствием. Мне удавалось периодически проводить в институте семинары, на которые приглашались все. И возникали очень содержательные научные споры. Поэтому я считаю, что в современной науке обязательнейший элемент – знания и компетенции в пограничных науках.
– Вы верите в отечественную медицинскую науку, или все открытия к нам так и будут приходить с Запада?
– Отвечу на этот вопрос так. Зай­дите сейчас в любую хорошо оснащённую клинику. Найдёте вы там хоть один суперсовременный прибор отечественного производства? Все КТ, МРТ, ПЭТ, роботы­хирурги Da Vinci, УЗИ – зарубежные. В своё время у нас было желание насытить базу собственным оборудованием. Но это было сопряжено с колоссальными вложениями – сотнями миллионов долларов. Поэтому идея осталась нереализованной.
Близкий мой друг из Снежинского института ядерной физики, талантливый физик­-теоретик лет пять назад также задался целью создать отечественный КТ. Работая на Урале в крупнейшем институте, где колоссальное предприятие и огромные возможности, он надеялся реализовать задумку. В одном министерстве ему отказали, в другом – везде вопрос упирается в большие деньги.
К тому же можно выложиться, потратить значительные средства, но безуспешно: пока не подготовлена инфраструктура, наладить которую архисложно. То есть мозги у наших учёных­медиков золотые, в стране масса удивительно талантливых людей, умеющих генерировать идеи, но беда в том, каким образом воплотить их в жизнь.
Гордое имя – Бурназян
– Сподвижники, которые трудились с вами плечом к плечу, – это обычные или совершенно особенные люди? Расскажите о своих судьбоносных встречах со знаковыми личностями.
– Мне посчастливилось в жизни встретиться со многими выдающимися личностями. В сущности, это обычные люди, но, учитывая, что они совершили в науке и практике, – безусловно, особенные личности. Я часто вспоминаю их. Не могу не сказать о первом руководителе государственной службы радиационной безопасности, участнике испытаний первой советской атомной бомбы А.Бурназяне.
В 1972 г. мой друг, крупнейший учёный, химик-­синтетик, профессор Н.Суворов синтезировал в качестве потенциального радиопротектора химическое соединение, лекарственный препарат которого в дальнейшем получил название индралин. В опытах на животных, включая собак и обезьян, индралин оказался высокоэффективным и малотоксичным при гамма­- и гамма­нейтронном облучении. В качестве научного руководителя я возглавлял широкомасштабные и многостадийные работы по этому препарату, в которых участвовали около 100 учёных и специалистов. Они завершились принятием Минздравом СССР индралина для внутримышечного введения (1975) и его таблетированного аналога Б­-190 для приёма внутрь (1984) – в качестве радиопротектора. В ходе исследований выяснилось, что при его парентеральном введении эффект защиты может достигать 90%. Мгновенно наши работы были засекречены. Препарат был принят для использования в соответствующих организациях Мин­здрава и на объектах Минобороны, ВМФ, ВВС, МЧС, Росатома.
Получив хороший эффект при пер­оральном применении индралина, нужно было дать ему рабочее наименование. В честь Бурназяна препарат решили назвать Б­-190. Аветик Игнатьевич всегда очень внимательно относился к нашим научно-­изыскательским работам, лично контролировал клинические испытания этого препарата, выезжал в Северодвинск, где встречался с экипажами атомных подводных лодок и отмечал реакцию людей, у которых появилась надёжная защита в виде Б-­190. Вместе с Бурназяном мы организовали рандомизированное тройное слепое плацебо­-контролируемое исследование эффективности и безопасности нашего препарата.
После успешного завершения всех испытаний, 8 марта, нас пригласили на торжественный вечер по случаю Международного женского дня, где собрались вернувшиеся с оперативного задания «лодочники» вместе с супругами. Командующий флотом попросил Бурназяна поприветствовать жён офицерского состава. Никогда не забуду его слова. Как вы знаете, во время Великой Отечественной, в 1941-­1943 гг., в самый тяжёлый период, он служил начальником медицинской службы Калининского фронта, в 1945 г. – начальником Санитарного управления Дальневосточного фронта по организации медицинского обеспечения войск в войне с Японией. «Знаете, – рассказал он о страшном периоде отступления Красной армии, – к женщинам у меня особые чувства. Когда с фронта шли санитарные поезда, набитые ранеными, обожжёнными, в основном тяжелобольными, на составы совершались налёты вражеской авиации. Естественно, первая команда при бомбёжке – немедленно выводить из вагонов больных, которые ещё могут передвигаться, и укрываться. Но многие военнослужащие с тяжёлыми поражениями не могли двигаться. Так вот, ни одна женщина, санитарный врач или медсестра, никогда не покидали своих подопечных. Погибали, но оставались рядом». После таких слов в зале послышались женские всхлипывания, а он продолжил: «Через эти вот мои руки прошли 2 млн раненых».
Вот какая фигура – Бурназян. Я считаю, что препарат назван его именем заслуженно. Он – наша гордость. Всегда справедливо оценивал людей, доверял учёным. Понимал важность научного поиска по созданию эффективных, безопасных, малотоксичных, переносимых радиопротекторов. Хотя не был учёным, уважительно относился к грамотным специалистам, требовал максимально ответственного подхода к исследованиям, тщательного, всестороннего изучения, доказательности.
Кратко о важном
– Устраивает ли вас уровень подготовки врачебных кадров в высшей медицинской школе?
– К сожалению, вынужден констатировать, что уровень профессионализма многих врачей, подготовленных в вузах, по сравнению, скажем, с советским периодом снизился.
– Испытываете тревогу за страну и что ждёте от будущего?
- Вся история России, победа в Великой Отечественной войне 1941-­1945 гг. позволяют с оптимизмом ожидать будущего нашей страны.
– Какие мысли порой не дают покоя бессонными ночами?
– В настоящее время – всё возрастающая возможность ядерной войны.
– Что вы больше всего цените в людях?
– Порядочность.
– Совместимы ли медицина и религия, допускает ли наука веру в Бога?
– Несомненно.
– Как поддерживаете себя в прекрасном самочувствии, сохраняете высокую трудоспособность, отличную память, интерес к жизни?
– Помогает неистребимый оптимизм.
– Какие перемены отмечаете в развитии ФМБА?
– Поскольку ФМБА России всегда на передовых рубежах, Президент страны В.Путин образно назвал эту структуру «спецназом медицины». В сущности, это действительно так. Сегодня это поистине уникальная система, успешно решающая широкий комплекс задач во благо Отечества. Руководитель ФМБА член-­корреспондент РАН Вероника Скворцова постоянно держит руку на пульсе вызовов времени, поддерживает перспективные инициативы, внедрение новейших технологий и наработок. Учитывая современную международную обстановку, убеждён, что функции агентства как своеобразного спецназа будут только возрастать и расширяться.
– С какими словами обратитесь к коллегам, ученикам?
– Любите и будьте верными своему Отечеству.
Александр ИВАНОВ,
обозреватель «МГ».
Фото Елизаветы НЕЧАЕВОЙ.
От редакции. Не хочется прибегать к высоким словам, но, говоря о юбиляре, без них прос­то не обойтись. Многое в нашей нынешней жизни упрощается, девальвируется, однако не стареет, не изнашивается верность клятве Гиппократа, сохраняется понятие долга перед Родиной. На протяжении всей своей деятельности академик Ильин с честью и достоинством исполняет священный долг служения Отечеству, медицине и людям. Примите наши самые сердечные поздравления с 95­-летием, уважаемый Леонид Андреевич! Многая и благая лета!