Глазами будущего доктора

Одной только теории мало, чтобы стать врачом

Шесть лет мечтать о хирургии, а стать участковым терапевтом - разве это справедливо? С точки зрения нынешних выпускников медицинских вузов, абсолютно несправедливо. Но у них, похоже, нет выбора.

О российской системе высшего медицинского образования глазами студента, о мечтах первокурсников, нелёгкой судьбе ординаторов, роли участкового врача и выборе врачебной специальности в интервью «МГ» рассказал выпускник Первого Санкт-Петербургского государственного медицинского университета им. И.П.Павлова Егор Агамян.   

- Как случилось, что юноша, который с малолетства проводил время в спортзале, вдруг в начале 10 класса заявил о намерении поступать в медицинский университет и начал усиленно заниматься химией и биологией? Что стало побудительным мотивом к такому решению, тем более неожиданному, что в семье нет врачей?  

- Действительно, я хотел стать профессиональным спортсменом, играть за страну. Но выяснилось, что мне не хватает роста: это сейчас мой рост 196 см., а тогда было меньше. Несмотря на успехи, дорога в большой волейбол для меня оказалась закрыта. Нужно было понять, есть ли ещё что-то помимо спорта, что может увлечь меня так же серьёзно. Признаюсь, выбор проводился методом исключения: я просто стал размышлять, чем бы хотел заниматься в жизни. Перебрав все возможные сферы деятельности, понял, что ничего меня не привлекает, а вот медицину можно попробовать. С этого дня начал серьёзно готовиться к экзаменам.

Иными словами, ничего такого, о чём обычно рассказывают в таких случаях, со мной не происходило: я не мечтал с раннего детства стать доктором, не играл в больницу, не лечил игрушки, и не продолжил врачебную династию. Это было исключительно рациональное решение.

- Признайся, уже не раз пожалел?

- О выборе профессии врача - ни разу. Единственный раз меня посетила малодушная мысль, что надо было поступать не на лечебный факультет, а на менеджмент в здравоохранении. Это произошло, когда на первом курсе началась анатомия, и я сутками сидел над атласами, запоминая названия костей и мышц. Но это сомнение быстро прошло и с тех пор ни разу не возникало.  

- Почему, проучившись один год в новосибирском медуниверситете, ты  перевёлся в Питерский университет им. Павлова?    

- Я изначально хотел поступать именно в этот вуз, и хотя у меня был высокий результат ЕГЭ, баллов не хватило: в ПСПбГМУ традиционно очень высокая концентрация абитуриентов-отличников.

 Поэтому первый курс отучился в НГМУ. Но желание изучать медицину именно в Университете имени Павлова оказалось сильнее меня, и через год я добился своего.

- Заканчивая учёбу в университете, ты уже имеешь возможность  сделать выводы о системе высшего медицинского образования в России. Что в этой системе, по-твоему, нужно изменить?

- Как ни странно, но именно вспышка коронавирусной инфекции показала, что часть лекционных занятий можно без ущерба для качества обучения перевести в онлайн. То есть технология цифрового образования за эти месяцы оказалась апробирована в полной мере и хорошо себя зарекомендовала. Все студенты, кто в принципе хочет учиться, получили тот же объём знаний, какой они могли получить, если бы приходили каждый день в университетскую аудиторию. Признаюсь, это была наша мечта с первого курса, ведь преподавание значительной части теоретических  дисциплин абсолютно легко может быть переведено в онлайн-режим.

Ещё одно глобальное пожелание: хотелось бы больше практических занятий. Сейчас в высшем медицинском образовании явный перекос в пользу теоретической подготовки, и даже во время практики в больнице тебе не позволяют работать у постели больного.

Причём, такая ситуация не только во время обучения в университете, но и           в ординатуре. Мои друзья признаются, что на первом курсе ординатуры  чувствуют к себе со стороны старших коллег отношение, как к студенту-первокурснику. Ординатора первого года не воспринимают как человека с дипломом врача, и, вероятнее всего, это недоверие обусловлено именно тем, что опытные врачи прекрасно понимают: после шести лет учёбы у нас в запасе исключительно теория, мы мало что умеем делать руками.

Далее, существует ощутимая разница в преподавании и практических, и теоретических дисциплин в разных вузах. Я вижу это уже сегодня, наблюдая за врачами: выпускники разных питерских медуниверситетов одну и ту же клиническую картину могут трактовать по-разному, ссылаясь на то, что их именно так учили. То есть, формально мы обучаемся по единому образовательному стандарту, но внутри этого стандарта почему-то разная начинка. Зависит ли это от профессорско-преподавательского состава, от того, что в разных вузах давно сложились свои научно-клинические школы и там предпочитают пользоваться разными учебными пособиями? Ответа я не знаю, но ситуация именно такова.

И ещё хочу отметить организацию студенческой научной работы в медицинских университетах. Она очень сильно варьирует от вуза к вузу. Из одних медуниверситетов выходят прекрасные врачи, из других - отличные исследователи. А хотелось бы в идеале совмещать то и другое.

- По поводу недостатка практических занятий: чем это затем оборачивается? И какие переживания лично у тебя в связи с этим?

- Я ещё могу понять, что студентам на практике в стационаре доверяют исключительно катать ватные шарики для процедурного кабинета, но когда такое же недоверие испытывают ординаторы, с этим сложно смириться. Между тем, мне тоже вскоре предстоит это испытать.

Когда у ординатора второго года срок обучения вот-вот завершится, а он до сих пор только ассистирует на операциях, можно ли говорить, что это молодой специалист, способный начать работать хирургом? Конечно, нельзя. Но система подготовки врачей в нашей стране именно такова: окончил обучение в ординатуре – иди в большую жизнь, так как формально ты - самостоятельная единица, не важно, что ты умеешь делать. А ты фактически не умеешь ничего, кроме как стоять «на крючках». В терапии аналогичная история.

Если только ты не попадёшь в поле зрения кого-то из профессоров, который разглядит в тебе способности, возьмёт тебя под своё крыло и будет твоим наставником.

- То есть нужно найти «своего» профессора, который будет с тобой возиться и обучать тебя персонально?

- Да. И это плохо, потому что такая удача выпадает не всем. Во-первых, потому что на всех ординаторов не хватит профессоров. Во-вторых, у преподавателей нет заинтересованности в работе с ординаторами ни финансовой, ни юридической. Преподавательская работа, как они сами говорят, не оплачивается адекватно, при том, что этот человек несёт за тебя юридическую ответственность: если во время операции ты допустишь ошибку, отвечать придётся ему, так как ты не аккредитован и вообще не имеешь права что-то делать самостоятельно.

Но как же нам тогда учиться? С одной стороны, тебя не допускают к операционному столу, потому что ты недоучка. А с другой, ты - недоучка, потому что тебе не разрешают проявлять самостоятельность.

Конечно, за рубежом выпускники университетов тоже не сразу становятся самостоятельными врачами. Но там резидентура в принципе отличается от нашей ординатуры. Выпускник университета устраивается в клинику, у него есть наставник, есть перечень операций, которые он не просто может, но и должен выполнять самостоятельно. Ему платят зарплату, как настоящему практикующему хирургу, на эти деньги он может жить. Сравните со стипендией ординаторов в России…

Поэтому у нас почти все ординаторы подрабатывают медбратьями и медсёстрами, а это отнимает время от учёбы. Сегодня ты сутки дежуришь как ординатор-хирург, а завтра идёшь на суточное дежурство, как медбрат.

 - По-твоему, два года обучения в ординатуре - это достаточно?

- Конечно же, недостаточно. Разве можно за какие-то два года стать хирургом? В лучшем случае, успеешь получить базовую подготовку.

Ведь, по сути, ты начинаешь овладевать выбранной врачебной специальностью только по окончании университета. Мы после шестого курса проходим аккредитацию, которая позволяет работать врачом общей практики. Фактически нас всех в течение шести лет готовят как терапевтов для поликлиники. То есть ты шесть лет мечтал стать хирургом, а стал участковым врачом.  

Понятно, зачем это делается: надо закрыть дефицит кадров в первичном звене. Но через пять лет, наоборот, возникнет нехватка специалистов. И такие качели будут всегда, потому что системно восстановить баланс даже не пытаются.

- А ты видишь себя участковым врачом?

- Честно? Это мой запасной вариант на случай, если не смогу поступить в ординатуру по хирургии. Но только на один год, потому что я снова и снова буду пытаться добиться своей цели. У меня есть смелость пойти работать в поликлинику, но не желание. Я воспринимаю это, как необходимость сделать шаг назад для того, чтобы затем сделать два шага вперёд. 

- Чувствуешь ли ты себя достаточно подготовленным для работы  поликлинике?

- Теоретические знания есть, я сам оцениваю их, как достаточно хорошие. Но, как я уже сказал, во время учёбы было очень мало практики. Даже когда мы проходили врачебную практику в поликлинике после пятого курса, нам разрешали просто сидеть на приёме и смотреть, как работает доктор. Самостоятельно нам ничего делать не доверяли.

Что касается заполнения медицинской документации, маршрутизация пациентов, организация работы лечебного учреждения - думаю, в этом можно разобраться за пару месяцев. А что касается знаний для собственно клинической деятельности – тут, как я понимаю, задача участкового врача   не просмотреть у пациента что-то серьёзное и вовремя направить его к узкому специалисту.   

- Насколько я знаю, ты уже несколько лет совмещаешь учёбу и работу. 

- Да, с чётвертого курса работаю медбратом в кардиореанимации Центра им. Алмазова. В этом смысле мне очень повезло, сюда не так-то просто устроиться, и это отличная школа, очень многому меня научившая. 

- Тем более странно: три года ты отработал в кардиореанимации, а стать хочешь хирургом. Почему не анестезиологом-реаниматологом?

- Хочу заниматься реконструктивно-пластической хирургией. То есть не эстетической пластикой в чистом виде, а в том числе восстановлением  внешности и функций органов после ранее перенесённых оперативных вмешательств, аварий, ожогов.

Признаюсь: изначально меня вдохновляла кардиохирургия. 90% первокурсников представляют себя в будущем кардиохирургами. Эта  специальность окрашена ореолом романтики так же, как профессии лётчика и космонавта. Но потом ты понимаешь, что есть другие разделы хирургии, не менее интересные. 

Что касается знаний, которые я получил, работая в кардиореанимации, они пригодятся мне при работе в любой области медицины.  

- А почему тогда не реаниматология?

- Это очень интересная специальность, но в нашей стране она недооценённая. К тому же анестезиологи-реаниматологи быстро эмоционально выгорают. А мне хотелось бы не утратить интереса к тому, чем я занимаюсь, как можно дольше. Одним словом, и здесь использовал рациональный подход. 

- Ты уже чувствуешь, что день медицинского работника - это твой профессиональный праздник?

- День медицинской сестры - да, а День медработника, как праздник врачебного сообщества – пока нет. Почему? Потому что у меня и моих сокурсников до сих пор нет полной ясности в отношении нашего будущего.

Выпускной учебный год закончился, но мы знаем лишь даты проведения госэкзаменов, при этом нам ещё не сообщили ничего конкретного ни про аккредитацию, ни про начало вступительной кампании в ординатуру. Была информация, что из-за эпидемии коронавируса аккредитацию перенесли на январь 2021 года. А поскольку поступать в ординатуру можно только после этой процедуры, то непонятно, будет ли набор в ординатуру в нынешнем году, или его тоже перенесут на следующий год, либо просто изменят порядок поступления.

Видимо, Минздрав России ещё не имеет решения по этому вопросу. Не исключено, что все, кто оканчивают медуниверситеты в нынешнем году, вынуждены будут устраиваться участковыми терапевтами. Хватило бы рабочих мест…

Подготовила Елена БУШ,

обозреватель «МГ»