Без психиатрических скидок

80 лет назад был расстрелян советский художник Иосиф Шванг

 

              Среди многочисленных последователей и учеников Павла Филонова, исповедовавших те же принципы той живописи и мировоззрения, которую по многим научным и обывательским признакам следует считать «безумной», только один, Исаак Шванг, впоследствии оказался душевнобольным. Его замкнутость и отгороженность, сказывавшиеся еще до проявления основной патологической симптоматики, привели к тому, что биографические сведения о Шванге так же скудны, как и информация о безымянных художниках раннего Средневековья.
 

Иосиф Шванг родился 17 марта 1900 г. в семье лютеранина Иохана Рудольфа Александра Шванга, обрусевшего немца-ремесленника, механика и мельника. Матерью была русская крестьянка А.Г. Рябкова. В 1919—1921 гг.  Иосиф служил в армии. С 1921-го по 1927-й гг. учился в Академии художеств у В.Татлина и П.Филонова, но курса не окончил. Скорее всего, он был вольноприходящим учеником, так как в списках студентов не значился. Позднее работал художником в разных учреждениях. Имел троих детей. К филоновскому «Коллективу мастеров аналитического искусства» он примкнул примерно в 1926 г. С филоновцами художник выставлялся трижды: в апреле 1927 г. (Ленинградский Дом печати), в ноябре того же года — на Большой Морской (выставка посвящалась 10-летию Октября) и в 1928—1929 гг., в Московско-Нарвском Доме культуры («Выставка группировок»). В распрях, раздиравших «Коллектив Мастеров Аналитического Искусства», не участвовал, покинув его «по уважительной причине»: «Работать в живописи как профессионал, отдавая лучшую часть времени постороннему делу… у меня нет сил. Бросить службу и лишиться заработка я не могу ввиду семейности. Поэтому прошу исключить меня из членов КМАИ, готов посильно помогать делу». Несмотря на это обстоятельство, Филонов, обычно бескомпромиссный до безжалостности, способный вычеркивать из своей жизни не только отступников, но и сомневающихся, Шванга продолжал ценить, интересуясь его судьбой, ставя высоко не только его живопись, но и неординарность его мышления.
 

Преморбидные психологические особенности Шванга - склонность к созерцательности, уединению, погруженность в себя, замкнутость, пристрастие к отвлеченным беседам с мэтром на философские темы, впоследствии обернулись эксцентрическими странностями, неадекватным ростом рефлексии и неуправляемой неуравновешенностью. «Работы Шванга, - по отзывам коллег, - обладали «отпечатком душевной чистоты»; ими единодушно признавался его «незаурядный художественный талант, безукоризненное чувство формы и цвета». Восторженные оценки критики относятся, преимущественно, к одному его произведению - «Человек в саду» («Плодовый сад»). (Картина не сохранилась). «Самым ярким, незабываемым впечатлением на выставке в Доме печати были две-три работы, безукоризненные по чувству формы и цвета, лишенные и тени дилетантизма, среди них выделялась картина Иосифа Шванга» (свидетельство Р. Левитон). На картине среди цветущих вишен был изображен мужчина с разведенными в стороны руками - в позе Христа. Художник думал о новом пластическом языке и новаторском прочтении сюжета. Форма и содержание были для него нерасторжимыми, связываясь в его представлении с новым мышлением в искусстве: «Могу сказать - я принадлежу к школе Филонова, исследовательской, аналитической системе мышления и считаю данную школу сдвигом в нашей культуре и искусстве». Художник описал одну из своих картин: «В центре композиции - дирижабль, ниже - самолеты. Наверху помещаю отряд, состоящий из 7-ми самолетов, строй «клина». Из-за дымовой завесы видны три разведчика. Слагалась композиция так: наверху - природные пространства, еще ниже - электростанция и т.д.» Дирижабли, самолеты, парусники – все эти транспортные средства были для Шванга не только способом перемещения в пространстве, но и символом избавления от социалистической действительности, средством телепортации в другой мир, что выяснилось чуть позже, когда Шванг попытался перейти границу СССР.
 

            В Советской России шансов на выживание у Шванга не было никаких. «Неблагополучная» фамилия, сомнительное в классовом отношении происхождение (отец – мельник, следовательно, кулак); срок, отбытый в 1932 г., небольшой, но вполне достаточный для того, чтобы навсегда оказаться в списках неблагонадежных лиц; принадлежность к филоновскому кругу художников, пребывавшему в опале… Отношение пролетариата к филоновской школе иллюстрирует фрагмент рассказика Д. Хармса из цикла «Случаи»:
 

 «ХУДОЖНИК: Я художник.      

РАБОЧИЙ: А по-моему, ты г…о!

Художник тут же побледнел как полотно,

И как тростинка закачался,

И неожиданно скончался.

Его выносят».
 

К осени 1937 г. в Ленинграде сажали, ссылали и расстреливали уже просто по адресным книгам — немцев, поляков, финнов, бывших офицеров, дворян, научных сотрудников... К тому же Шванг был религиозен, чего никогда не скрывал.
 

А психическое расстройство в ту пору вовсе не всегда оказывалось страховым полисом, уберегающим от застенка и стенки. Д. Хармс, и А.Введенский умерли в психиатрических отделениях тюремных больниц; для О.Мандельштама не стал защитой его чердынский психоз…  Шванг принадлежит к тому же кругу людей, не удостоенных психиатрической индульгенции.
 

         Весной 1937-го года Шванг завел альбом, куда вклеивал семейные фотографии, газетные статьи и артефакты современной обыденной жизни: трамвайные билеты, справки, счета, выписки... «Книга жизни» была начата за несколько месяцев до расстрела художника - в стилистике Хармса: «Художник, китаец-русский-немец, православный». Обложка альбома выглядит, как произведение дадаиста (похожие артефакты нередко создают и психически больные): фамилия Шванг, многократно написана по-русски, по-немецки, выклеена разными шрифтами (в этот типографский пазл включены и иероглифическое китайские мотивы); фотографии автора; репродукции икон, филоновской «Коровницы», картинки с изображением парусников, газетные вырезки — цветущие деревья, горы, небоскребы, самолеты… За этой странной символикой стоят конкретные обстоятельства жизни Шванга: его религиозность, семейная тайна, связанная с Китаем (по воспоминаниям племянницы художника Е. Арьевой, об этом среди родных «не говорили»), уважение к учителю  П.Н. Филонову, интерес к ботанике и геологии… А парусники и самолеты — не есть ли это несбывщаяся мечта о бегстве из заколдованного круга советско-сталинских реалий?
 

«Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок…»
 

Шванг был арестован при попытке нелегального перехода государственной границы. Ему были инкриминированы антисоветская агитация и участие в контрреволюционной группировке. Определением тройки Управления Народного комиссариата внутренних дел (УНКВД) по Ленинградской области от 20 сентября 1937 приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение через четыре дня. Похоронен в поселке Левашово под Ленинградом.
 

Дневник художника мог бы завершиться таким документом времени и персональной судьбы, как казенная справка: «Шванг Иосиф Александрович, 1900 г. р., уроженец деревни Преображенское Старинской волости Торопецкого уезда Псковской губернии, русский, беспартийный, художник горкома ИЗО, проживал: г. Ленинград, наб. реки Фонтанки, д. 33, кв. 12. Арестован 6 сентября 1937 г. Особой тройкой УНКВД ЛО 20 сентября 1937 г. приговорен по ст. 58-10-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 24 сентября 1937 г.»
 

Одной из популярных цитат отечественной интеллигенции в течение последних пятидесяти лет является выражение «Рукописи не горят». Любимый писатель М.А. Булгакова так не думал. Но почитатели романа улавливают некий глубокий смысл в этих словах, не обращая внимания на двусмысленность фразы, произносимой дьяволом и то место, откуда достает несгоревшую рукопись романа Кот Бегемот.
 

Рукописи горят очень хорошо. Еще лучше горят картины, пропитанные маслом, да и иные произведения искусства: второй том «Мертвых душ»; десятки (сотни?) тысяч античных статуй, пережженных в Средние века на известь; иконы, сгоревшие вместе с соборами; статуи Будды, разрушенные афганскими талибами… Только дым и пепел остаются от них. А потом их уносит ветер Времени, оставив лишь легенду, постепенно истаивающую в Пространстве…
 

Игорь ЯКУШЕВ,

Доцент Северного государственного медицинского университета

Архангельск