Человек, дающий свет

                         
Ярославский психиатр В.Гаврилов собрал уникальную коллекцию живописи психически больных художников

Ярославль считается неофициальной столицей Золотого Кольца русских городов. Соответственно этому обстоятельству, сформировался привычный круг достопримечательностей города, о коих можно говорить долго и с удовольствием, но речь пойдет не о них.

Доктор из Бутусовского поселка

 В Ярославле есть микрорайон, который вот уже на протяжении 90 лет называется «Бутусовский поселок» (прежде добавлялось слово «рабочий»). Жилой комплекс на бывшей Борисоглебской улице впервые в СССР был задуман концептуально - как образцовый «соцгородок», став одним из первых и весьма удачных опытов архитектурного конструктивизма, еще не обретшего своих классических канонов, известных по ярким примерам конструктивизма московского. В Ярославле, задолго до строительства хрущевских пятиэтажек, решалась проблема дефицита типового жилья. В отличие от домов 1960-х годов, кирпичные здания Бутусовского поселка основательны и прочны. Строительство началось в 1926 г. и, благодаря энтузиазму заведующего губернским коммунальным отделом К.Бутусова, уже через два года пять домов были готовы. Зеленые дворы превратили Поселок в сквер, расположенный в пяти минутах ходьбы от центра города. Стоит войти сюда, как городской шум смолкает, уличная гарь улетучивается, суета остается позади. Расстояния между зданиями велики даже по нынешним временам, здесь просторно и удобно, между домов гуляет прохладный свежий сквознячок. Изначально дома планировались, как трехэтажные, но Бутусов, учтя массивность фундаментов, предложил один этаж добавить, и число квартир выросло на треть. Константин Иванович работал как каторжный: «Придешь к нему ночью – сидит, перед ним ворох бумаг. Работает до 3 часов ночи. А в 6 утра снова начинается его рабочий день». В 1929 г., выбивая в Москве ссуду на строительство, Бутусов умер от инфаркта. Ему было 37 лет. Ярославцы решили: «Пять новых домов сложены не только из кирпича, но и из нервов товарища Бутусова. Мы считаем, что квартал новых домов и прилегающий к нему сквер должны получить его имя».

 В одном из этих домов живет психиатр Владимир Гаврилов, человек, в течение нескольких десятков лет собирающий артефакты ар-брют - творчество так называемых «аутсайдеров» - психически нездоровых художников и мастеров наивного искусства. Войдя в его квартиру, я был поражен: сотни живописных работ стояли вдоль стен и висели на них, были прислонены к мебели, лежали на столах… Фонд этой домашней галереи сегодня настолько объемен, что может поспорить со многими мировыми собраниями такого профиля.

Искусство аутсайдеров

Владимир Вячеславович рассказал мне о том, как он начал заниматься ар-брют и собирать картины и рисунки, постепенно втянувшись в этот процесс настолько, что коллекционирование, видимо, можно считать делом жизни доктора. Но Гаврилов не просто коллекционирует эти работы. Каждая из них имеет свою историю, зафиксированную в его архиве. Здесь история жизни и болезни автора, обстоятельства возникновения артефакта, его сокрытый смысл, возникающий из альянса объективных событий и субъективных переживаний… Психиатр занимается организацией выставок ар-брют, пропагандой этого искусства в России, выпускает книги, для чего самостоятельно ищет меценатов, регулярно печатает статьи. Благодаря его усилиям, в Ярославского государственном медицинском университете был организован музей творчества душевнобольных, значительную часть коллекции которого составили работы, собранные Гавриловым. Он сыграл важную роль в судьбе творчества ныне очень известного ярославского художника-аутсайдера А.Лобанова, работы которого сейчас висят во многих мировых галереях ар-брют. Гаврилов популяризировал его работы, сегодня узнаваемые с первого взгляда: настолько специфичен их стиль, - еще тогда, когда о них знал только медицинский персонал больницы, в которой Лобанов провел практически всю жизнь. Владимир Вячеславович создал при психиатрической больнице Ярославля клуб «Изотерра», где на протяжении многих лет занимался арт-терапией, - еще тогда, когда этот метод был далеко не в фаворе.

Гаврилов долго и интересно рассказывал мне о своей трактовке искусства аутсайдеров, и изредка в его словах проскальзывала, как мне показалось, горечь. В течение многих лет он – сам, практически в одиночку, занимается реставрацией всех этих работ, их хранением, обрамлением и остеклением, возит их на выставки, таская вверх-вниз тяжелые и громоздкие чемоданы по лестнице подъезда. Часто он вынужден брать в поездах-самолетах несколько мест, ибо его негабаритный груз не может быть свернут в трубочку или сложен вдвое. Его принимают за челночника, «но к этому я уже привык». Он привык и к тому, что некоторые работы после выставок пропадают, многие из них портятся, рамки ломаются, а стекла бьются. Но он снова стеклит эти рисунки и картины, реставрирует их, снова упаковывает чемоданы и снова везет свою коллекцию на очередную выставку. Около сотни уже было – этих вернисажей.

«Мне хочется, чтобы коллекция была живой…»

Креативность  Гаврилова в изобретении выставочных концепций удивительна. Например, на одной из экспозиций работы аутсайдер-арт висели рядом с иконами, изображающими русских святых юродивых Христа ради; на другой – была представлена серия рисунков, сделанных психически больными по мотивам иконы Богородицы Прибавление Ума…

Владимир Вячеславович печально говорит: «Конечно, я могу отдать все эти работы в городскую галерею. Их сложат в запасники, сделают выставки на столетие со дня моего рождения и столетие со дня моей смерти, этим дело и закончится. А мне хочется, чтобы коллекция была живой. Чтобы можно было не просто устраивать вернисажи, но и вести исследовательскую работу: ведь искусству ар-брют в ХХ веке многие выдающиеся художники и психиатры придавали большое значение, считая, что эта манера дала и еще привнесет в искусство много новых свежих нот». Действительно, идеолог сюрреализма А. Бретон и великий швейцарский художник П. Клее восхищались работами мастеров ар-брют, изучали и коллекционировали их. Талант отдельных представителей этого направления (напр., А. Руссо) успели оценить такие мастера, как О. Ренуар и Г. Аполлинер. Всем любителям отечественного искусства известно имя Н.А. Пиросмани; любой венгр помнит имя Т. Костки-Чонтвари.

Исследования многочисленных и разнообразных взаимосвязей ар-брют и модернизма начаты сравнительно недавно и число загадок и версий растет по мере того, как мы осваиваем это направление мировой культуры. Неясно – каким образом малообразованные пациенты воспроизводят культурные мотивы мировой мифологии, о которых заведомо ничего знать не могли. Непонятно - почему «наивный художник», вместо того, чтобы вскопать еще одну грядку с картошкой (что было бы объяснимо – хотя бы по той причине, что большинство людей так и поступает), - садится к холсту для того, чтобы нарисовать свой огород, или волшебный лес, или краснощекий  сельский праздник...

                                Лирическое отступление

Мне кажется, что работы художников-примитивистов напоминают стихи Б.Окуджавы. Его «Белый буйвол, и синий орел, и форель золотая» так похожи на клеенки Пиросмани... Художественный прием поэта, напоминающий о картинах мастеров наивной живописи,  можно узнать во многих его строках и образах: «Белая кобыла с карими глазами, с челкой вороною»; «красивый и отважный» Бумажный Солдат; Голубой Шарик; Циркачка, которая «…по проволоке ходила, махала белою ногой…» - из песенки «О Ваньке Морозове», и пр. Но простой изобразительный ряд поэта дополнен словами, облегчающими читателю задачу постижения настроения, мироощущения и этики автора. У наивных художников этические конструкции выглядят несколько примитивно: ими используются лишь краски. Задача зрителя – достроить ощущение, даруемое картиной, увидев-прочитав в нарисованном – вечные истины, понять их простую этику, эту нехитрую мораль говорящую: «Давайте восклицать, друг другом восхищаться», «На смену декабрям приходят январи…», «Каждый пишет, как он дышит…»

Наивные художники тоже твердо знают, что трава должна быть зеленой, а небо - синим (клеенки Нико Пиросмани); что герой должен  выглядеть прекрасным, а злодей - уродливым (картины Леонида Пурыгина); что беречь честь и защищать Родину следует смолоду  (работы Александра Лобанова). Мастера ар-брют оказались в стороне и от хитроумных экскурсий современной психологии, все более  напоминающих деятельность древнеримских авгуров; и от экзерсисов сервильной социологии, учитывающей, в основном, актуальность быстротечного мгновения. Художники ар-брют не заметили девиза ХХ века, призвавшего «Carpe diem!», сосредоточившись на вечности. Их мысли и чувства оказались не прописными банальностями, а вечными истинами. Не случайно же А. Бретон и  Ж. Дюбюффе называли именно ар-брют «истинно здоровым искусством». В то время как искусство устремлялось вглубь и ввысь, отрываясь от устоев, живопись примитивистов оставалась на Земле, напоминая людям о тех ценностях, хранителями которых они должны оставаться.

Интерес зарубежных искусствоведов, художников и психиатров к живописи ар-брют велик. В нашей стране любопытство к этому искусству сравнительно молодо, но рынок ценителей работ художников аутсайдер-арт уже сформировался, что косвенно констатирует легитимность ар-брют в ряду стилей и направлений мировой живописи. Проходят регулярные выставки, вызывающие резонанс, пишутся статьи, выходят монографии. Однако, системное изучение ар-брют в России носит, скорее, спорадический характер, осуществляясь за счет таких энтузиастов, как Гаврилов.

Ярославль – город замечательных художественных традиций. Здесь  хорошая картинная галерея и ее специалисты подходят к выставочной практике весьма креативно: одна из недавних экспозиций была посвящена огурцу в живописи. Есть здесь очень интересный музей современного искусства, сайт которого заполнен восторженными отзывами посетителей. Здесь был открыт первый в современной России частный музей Дж. Мостославского, где хранятся утюги, часы, колокольчики и проч. винтажный реквизит, милый сердцу и приятный для глаз. И для этого музея муниципалитет Ярославля выделил практически целую усадьбу на Набережной: вокруг выставочных помещений выросли мастерская, маленький концертный зал, ресторанчик… В городе есть прелестный музей «Мой любимый мишка», где на полки усажены детские игрушки, в основном, натурально, медведи, но есть тут и куклы, и винтажная мебель, и старые кофемолки... (Трудно переоценить значение этой экспозиции, благодаря которой люди привыкают ходить в музей с раннего детства). Невозможно не сказать о замечательных ресторанчиках с удивительным дизайном Я. Левина, и его же городских граффити, одно из которых досконально воспроизводит старый план Ярославля. И все это - то, что называется басурманским словом «бренд» столицы Золотого Кольца, где, оказывается, есть не только величественные соборы и чýдные улицы, на которых в любой момент можно снимать кино о XIX – начала  ХХ века (стоит только заменить рекламные вывески и замаскировать фонари): панорамы едва ли не каждого переулка в обе  стороны - аутентичны и никогда не надоедают.

Коллекция Гаврилова могла бы быть еще одним брендом города, став не только музеем, но и тем интеллектуально-культурным средоточием, вокруг которого логично выглядели бы научная лаборатория, клинический центр, психотерапевтический клуб... Но – помещения нет, работы остаются в Бутусовском поселке прислоненными к стене – до очередной выставки. Пока не видно и людей, стремящихся перенять эстафету Владимира Вячеславовича, продолжая перспективную научную деятельность, которая благородна не только в силу самого собирательства предметов искусства, но и потому, что имеет важное прикладное значение в психиатрии, помогая разрабатывать, развивать и применять принципы арт-терапии – все более актуального метода реабилитации психически больных людей. Последователи доктора Гаврилова возможно, живут где-то поблизости, но отсутствие перспектив направления, не вызывающего сугубого интереса чиновников, способно охладить пыл многих энтузиастов.

Между тем, различные направления арт-терапии: от керамики и рисования – до пескотерапии и психодрамы все более доказательно демонстрируют свою эффективность в психиатрии. Возможно, арт-терапия не решает вопрос исцеления пациента (хотя описаны и такие случаи), но она дает возможность больному человеку попытаться изменить положение дел, подняв его самооценку, повысив «качество его жизни», как говорят реабилитологи. У психически больного часто нет почти ничего – ни близких, ни работы, ни социальных связей, ни даже дома. Если его домом станет творчество, такой человек перестанет быть одиноким. Здесь выглядит уместной аналогия со спортсменами-паралимпийцами: выставка их работ – это спортивное состязание, но за участием в чемпионате стоят интенсивные тренировки, которые и составляют смысл жизни этих людей. Выставки важны, но повседневная работа – важнее. Именно она становится лекарством, давая оправдание бытию.

Рачительный и экономный буржуа, покидая комнату, всегда выключает свет – дабы счетчик не накручивал копейки. Но есть категория людей, стремящихся оставить свет тех местах, где они побывали. Зажигая фонари над темными углами жизни, они помогают увидеть ее более яркой и интересной, исполненной тайн, загадок, вопросов, нуждающихся в интеллектуальном поиске. Их называют просветители.

Зажигайте свет, покидая комнату, и тогда мы услышим, как кинто Пиросмани, сидя за столом, поют «Грузинскую песню» Окуджавы, разложив ее на несколько голосов.

«А иначе, зачем на Земле этой Вечной живу?»

…Тем более что жизнь короткая такая…

Игорь ЯКУШЕВ,
доцент Северного государственного медицинского университета
Архангельск
На снимке: В.Гаврилов