Когда любовь и тюрьма шли рядом…

Счастье и трагедия двух микробиологов России

 

В такой же слякотный осенний день ровно 50 лет назад ушёл из жизни Лев Александрович Зильбер – основатель советской вирусологии, учёный мирового уровня, по праву стоящий в одном ряду с Пастером, Ивановским. А по жизни его имя часто связывают с другим известным учёным – Зинаидой Виссарионовной Ермольевой – создателем отечественного пенициллина. И этот рассказ не столько об их вкладе в науку, сколько о том, что объединяло этих двух ярких личностей.

На решение Зиночки Ермольевой, студентки медицинского факультета Северо-Кавказского университета, стать микробиологом во многом повлияла смерть от холеры Петра Ильича Чайковского, чью музыку она боготворила. Благодаря своим способностям и упорству Ермольева уже спустя несколько лет в Москве в Биохимическом институте им. А.Н.Баха возглавила лабораторию биохимии микробов. Увлечённая делом, которым занималась, она не слишком отдавала себе отчёт, как на неё лично могла подействовать солидная доза принятого холерного вибриона. К счастью, этот эксперимент на здоровье Ермольевой почти не повлиял, зато ускорил разработку экспресс-метода диагностики холеры и создание холерного бактериофага. Трудно переоценить, какую роль это сыграло в годы Великой Отечественной войны. В полевых условиях осаждённого Сталинграда, к которому холера уже подбиралась, Ермольева наладила производство бактериофага, ежедневно выдававшего 50 тыс. доз препарата. Опасность холеры прошла мимо. И военачальники считали, что это внесло свою лепту в победу под Сталинградом. Сталинская премия, вручённая Ермольевой за эту работу, была вполне заслуженной наградой. И то, что деньги, причитавшиеся за неё, Зинаида Виссарионовна внесла в фонд обороны страны, тоже вполне вписывалось в её характер.

Сталинград сыграл немалую роль и в развитии антибактериального средства, подавляющего инфекционные поражения. Идея его создания Ермольеву давно занимала. Ещё в 1929 г. Зинаида Виссарионовна вычитала, что в Англии Александр Флеминг выделил вещество, обладающее свойством подавления инфекционного процесса. Но где-то на полпути Флеминг, судя по всему, эти свои исследования прекратил – в чистом виде получить препарат ему не довелось. А Ермольевой – она безмерно страдала при виде, как один за другим гибли люди от ран, осложнявшихся заражением крови – в 1942 г. удалось получить из плесени очищенный антибиотик, который безотказно возвращал к жизни, казалось, абсолютно безнадёжных больных. Это был первый советский пенициллин. Но, как в науке нередко случается, почти одновременно британцы У.Флори и Э.Чейн из антибактериального вещества полученного Флемингом, выделили примерно такой же препарат. Что в этой ситуации предпринимает Ермольева? Своей неукротимой энергией добивается самолёта и перелетает линию фронта, чтобы свои штаммы сверить с британскими (почему-то этот факт её жизни в последнее время замалчивается). Английские коллеги прозвали свою гостью «Мадам Пенициллин». Позже Флори даже признал, что советские штаммы пенициллина отличались более высокими активными свойствами.

Тем временем Ермольева продолжала работать над улучшением показателей своего препарата. И, наверное, только ей известно, сколько сил пришлось приложить, пока удалось уговорить тогдашний инертный Наркомздрав, наладить производство отечественного пенициллина. Заметьте, всё это происходило в годы войны.

Естественно, никто не подсчитывал, сколько раненых советский антибиотик спас от неминуемой гибели. Достаточно сослаться на восторженный отзыв главного хирурга Советской Армии Н.Н.Бурденко, на глазах которого возвращались к жизни абсолютно безнадёжные больные.

Более 30 лет до последних дней своих Ермольева занималась совершенствованием пенициллина, разработкой новых антибиотиков и других препаратов антибактериального действия, в частности создала первый советский интерферон. Но всё это только отдельные штрихи её биографии.

В 60-е годы весьма популярна была повесть Вениамина Каверина «Открытая книга». Свою героиню Татьяну Власенкову писатель «списал» с Зинаиды Ермольевой. И вовсе не потому что она была женой его родного брата Льва Зильбера, а потому что он всей душой ощущал талант этой женщины, своими глазами видел её в работе, её увлечённость микробиологией, её умение добиваться внедрения своих светлых идей.

По работе Ермольева и Зиль-бер, хотя оба были микробиологами, почти не пересекались. Но по характеру во многом были схожи. Наука занимала чуть ли не основное место в их жизни. При этом почти все проводимые ими исследования удостаивались приставкой «впервые», «впервые в мире». И вера в значимость своих работ давала им моральное право отстаивать их на всех уровнях.

В молодые годы Ермольеву и Зильбера связывала ещё и большая любовь, и каждый проведённый вместе день становился праздником. Незабываемыми были время, проведённое в Париже, работа в Институте Пастера. Но любая сказка когда-то кончается. И брак их, спустя шесть с лишним лет, распался. Рослый красавец, балагур, мастер на шутки, человек с замашками гусара, Лев Александрович в те годы не слишком был готов к семейной жизни.

Судьба Ермольевой поневоле поделилась на «до» и «после». И всё же, если бы не всепоглощающая любовь Зинаиды Виссарионовны, ещё неизвестно, как сложилась бы достаточно трагичная жизнь Зильбера.

В начале 30-х годов его, уже достаточно известного микробиолога, вызвали в Азербайджан, где в одном из районных
центров вспыхнула чума. Ликвидировать заболевание Льву Александровичу удалось достаточно быстро. Но Зильбер оказался бы не Зильбером, если бы не попытался докопаться до причины, вызвавшей чуму. Местные медики её источником посчитали районную больницу и готовы были её сжечь, хотя она ещё долго могла служить людям. Зильбер же понял, что в основе всего – некоторые передававшиеся через поколения давние генетические особенности ряда горских народов. И чтобы убедить своих местных коллег, сам переселился в подлежавшую сожжению больницу.
В Баку 36-летнего учёного встретили как героя. Его возвели в кандидаты ЦИКа, представили к ордену Красного Знамени (прискорбно, но получил он его спустя 35 лет будучи директором Института микробиологии АМН СССР). Но не успел Лев Александрович покинуть Азербайджан, как те, кто клялся ему в вечной признательности, объявили его врагом народа, обвинили, что это он завёз в республику бактерии чумы. Зильбера арестовали. Правда, в тот раз он пробыл за решёткой всего несколько месяцев. Ермольева со всей своей энергией и знаниями дела доказала безрассудство предъявленного учёному обвинения.

Спустя время Зильбера с экспедицией направили на Дальний Восток, где свирепствовало непонятное заболевание, во многих случаях сопровождавшееся смертельным исходом. Изучая его в эпицентре вспышки, Зильбер и его помощники предположили, что имеют дело с энцефалитом, правда, неизвестного происхождения. Продолжая изучать заболевание, они сошлись во мнении, что возбудителем и переносчиком его мог служить клещ. Дальнейшие исследования подтвердили эту гипотезу. Группу сотрудников этой экспедиции удостоили Сталинской премии. Зильбера среди награждённых не оказалось. Его «премией» стал второй арест. И хотя Ермольева к тому времени была вторично замужем, она снова кинулась в защиту своего Лёвы. Бывший её деверь, писатель Каверин, в своих мемуарах вспоминал, как в это время выглядел письменный стол Ермольевой. Он был завален заявлениями в разные инстанции, отзывами о Зильбере видных учёных, называвших его признанным в мире специалистом в области инфекционной вирусологии, документами, доказывавшими и что он отстаивал советскую власть во время Гражданской войны и все последующие годы работал на благо процветания отечества. Всё напрасно. Наконец, Зинаида Виссарионовна решилась на рискованный шаг. Упросила писателя Юрия Тынянова (он приходился родственником семье Кавериных) обратиться на защиту Зильбера к самому Берии, зная, что тот не переставал восторгаться книгой Тынянова «Смерть Вазир-Мух-тара». Сработало. Спустя 2 года отсидки Лев Александрович был освобождён и восстановлен во всех правах, даже минуя суд.

Покинув застенки Лефортово, он, словно не был надолго выбит из нормальной жизни, взялся за давно задуманную монографию о неизвестной до того клещевой форме энцефалита. Но перед самым выходом этого труда в свет его настиг третий арест.

Анна Ахматова в своём «Реквиеме» писала об измученных женщинах, ожидавших у тюремных ворот хоть какие-то вести о своих близких. Среди них была и лауреат Сталинской премии, кавалер двух орденов Ленина Зинаида Ермольева. А дома у неё наготове стоял чемоданчик на случай и её ареста. В какой-то из дней, тюремщики, наконец,
известили Ермольеву, что Зиль-бер отправлен на крайний Север в район Печоры. Несколько позже Зинаида Виссарионовна узнала, что у него отбиты почки, поломаны рёбра, но при всём при этом он ни одного обвинения в свой адрес не признал и ни одной подсунутой ему бумаги не подписал. И в лагерных условиях Зильбер не переставал работать. Сокамерники поделились с ним, что якобы мозг печорских оленей богат каким-то полезным для здоровья веществом, и Льву Александровичу в условиях далёких от научной лаборатории удалось выделить его и изучить его свойства. Действительно, оно содержало целый букет витаминов. И Зильберу лагерное начальство даже позволило наладить их нехитрое производство. И пока он «сидел», от авитаминоза и дистрофии были спасены сотни зеков. Человек редких талантов, Лев Александрович там же в лагере в уме прорабатывал ещё на воле родившуюся идею о роли вируса в развитии опухолевого процесса. И когда Ермольева неимоверными усилиями добилась свидания с ним, он незаметно от охраны передал ей величиной с пуговицу комочек папиросной бумаги. Нет, это было не прошение о помиловании. Это были некоторые его соображения о вирусологической теории рака. «Попробуй их опубликовать. Только не под моим именем», – шепнул своей подруге Зильбер. Как Ермольевой удалось расшифровать мельчайшим почерком карандашом написанные слова при том каждое с сокращениями, одному богу известно. Но что не сделаешь ради любимого!

Тем временем Зинаида Виссарионовна не переставала хлопотать об освобождении Зильбера. Подговорила крупнейших советских медиков подписать письмо Сталину с просьбой освободить ни в чём не повинного талантливого учёного. Причём по её предложению на конверте указали фамилию обратного адресата – «Н.Н.Бурденко». Расчёт был верный. Письмо своего главного хирурга армии главнокомандующий непременно прочтёт. Чудеса в жизни всё же случаются. Зильбера освободили в тот же день, когда генералиссимус прочёл письмо.

Выйдя из заключения, Лев Александрович продолжил работать над вирусологической теорией рака, параллельно обновил свою монографию об энцефалите клещевого происхождения. И за этот свой труд был удостоен Сталинской премии.

Крупнейший отечественный вирусолог Л.Зильбер ушёл из жизни в 70 лет. Но и после его смерти Ермольева всячески поддерживала семью Льва Александровича. Помогала материально, помогала растить его сыновей. Пережила она любовь своей жизни на 8 лет…

Марина МЕЛКОНЯН, внешт. корр. «МГ».
Москва.