Реставрация сакральности

ХХ век обозначил не только ряд эпохальных эсхатологических вех, но и обнаружил странную закономерность: каждые 10-15 лет этого столетия ознаменовывались крупными потрясениями социального свойства с частой сменой общественных формаций, что сопровождалось изменением и художественной стилистики. Интересно, что каждый такой поворот руля менял диагноз времени: одаривая каждое десятилетие клиническими признаками того или иного психического расстройства, а также новыми, адекватными текущему времени психиатрическими средствами борьбы с ним.

Разумеется, как и всегда внутри любого эстетического направления, здесь существовали ответвления, контртечения, заводи, непрогнозируемые водовороты парадоксов и заболоченные места, но тем не менее некое главное русло реки искусства существовало всегда, и большинство культурных феноменов рассматривается с точки зрения стилистики эпохи.

Конец XIX и первые полтора десятилетия XX века - это стиль модерн, с его вычурностью, манерностью, эротизмом, изысканной изломанностью, неестественностью. Это живопись Г.Климта и Л.Бакста, архитектура А.Гауди и Ф.Шехтеля, литература М.Метерлинка и В.Брюсова... Критерии модерна соответствуют клиническим признакам истерии или истерического невроза. Среди средств терапии лидирует психоанализ и его адепты.

Период Первой мировой войны и следующие 10-12 лет - это экспрессионизм, его надрыв, депрессивность, тревога и отчаяние - тревожное существование в хронотопе между той трагедией, что уже произошла, и другой, смутное ощущение неизбежности которой веяло в воздухе послевоенной Европы. Это живопись О.Кокошки и Ф.Марка, литература Ф.Кафки и Г.Броха. Клинически - это синдром тревожной депрессии.

Конец 20-х и 30-е годы - период становления и упрочения в Европе тоталитарных режимов, с их стилистикой неоклассицизма, эстетикой военных маршей и полувоенных френчей; помпезных статуй вождей и позолоченных статуэток ударников производства; прямых улиц гитлеровского (точнее шпееровского) Берлина и светлых вестибюлей сталинского метро. Подчиненность моноидее: паранойяльность - с поисками «замаскировавшегося врага» - в сочетании с некоторой эпилептоидностью стали диагнозом этой поры. В практику психиатрии вошли такие брутальные, но созвучные стилю времени методы терапии, как ЭСТ, инсулиношоковая и судорожная терапия. Логичным продолжением эпилептоидности десятилетия и ростом взаимной дисфоричности двух лидеров государств тоталитарного свойства оказалась война.

Вторая мировая война стала клиническим аналогом эпилептиформного припадка; а искусство этого времени, подчиненное вполне понятной цели, пользовалось очевидными средствами, обладавшими прежде всего тем достоинством, что они были просты и понятны, недвусмысленны и прямолинейны. Искусство периода войны - всегда плакатно. (Оно напоминает эпилептоидный и прямолинейный Рим, только военные плакаты Римской империи делались из меди, бронзы и мрамора.) В этой же стилистике были решены и Фултонская речь Черчилля, и атомный взрыв над Хиросимой. Психиатрия пока не в фаворе, среди медицинских дисциплин лидирует военная хирургия. (Не случайно на излете этого периода столетия, в 1949 г. португальский хирург А.Мониш получил Нобелевскую премию за свой метод лейкотомии, легитимизирующий участие хирургии еще и в психиатрии.)

50-е годы - время появления поколения и субкультуры битников, сексуальной революции, рок-н-ролла, больших автомобилей, Элвиса Пресли и Мерилин Монро, это хрущевская оттепель, поп-арт, ощущение легкости, воздушности, всесильности. Космос почти покорен, скоро «на Марсе будут яблони цвести», в области психиатрии появились нейролептики, обещавшие полное решение проблемы психических расстройств... Ощущение близкой свободы и независимости от психических заболеваний совпало с очередным крутым витком НТР, появлением новых технологий, ростом уровня жизни обывателей на планете, свободной от мировой войны. Рушилась колониальная система. Че Гевара был популярнее, чем Папа Римский. Быт среднестатистического обывателя приятно усложнился, обогатившись приборами и предметами, предназначенными для удовольствия и упрощения или устранения жизненных тягот... Все эти обстоятельства соответствуют диагнозу мании (или гипомании) и подтверждаются статистикой: в 1957 г. процент суицидов в США был минимален за все годы подсчета этого показателя.

Но на смену пришли 60-е годы с вялотекущей агрессией США во Вьетнаме, когда веселость битников перешла в уныние и наркотический угар хиппи; Мерилин Монро совершила суицид; веселый, по-детски игривый поп-арт Р.Раушенберга и Д.Поллока превратился в унылое несмешное и неискусное паясничанье Э.Уорхолла (оставаясь при этом поп-артом); а бесшабашно-веселый рок-н-ролл Элвиса сменился депрессивной психоделикой «PinkFloyd»; забавного Хрущева сменил серьезный Брежнев; психофармакотерапия оказалась бесконечной чередой матрешек, каждая из которых непременно оказывалась почти пустой: нейролептики не стали панацеей... Планета словно прошла через обе фазы аффективного расстройства - от мании к депрессии. Правда, еще немного пошумели эпатажные бунты рассерженной молодежи конца десятилетия, еще революционно настроенные студенты-почитатели Троцкого и Мао Цзэдуна немного похулиганили на площадях Парижа; но это были только отсветы быстро угасших надежд неслучившейся революции. В психиатрии эти отблески вылились в феномен антипсихиатрии, сторонники которой стремились к «выявлению скрытой бредом истины».

70-е годы закономерно продолжили депрессивную фазу 60-х - апатической депрессией стагнации, экономического кризиса в связи с энергетическим бумом и резким ростом цен на нефть. Умерли М.К.Эшер, Д.Бантинг, П.Пикассо, Д.А.Сикейрос, Г.Беллмер, М.Эрнст, Мэн Рей, Э.Барра, Д. Де Кирико; сюда же можно добавить ушедших незадолго до наступления 70-х Р.Магритта и О.Цадкина, М.Дюшана, а также Ж. Миро, умершего чуть позже... Некому теперь было стимулировать творческую мысль времени. Искусство осиротело. Появилась необходимость в искусственной стимуляции для преодоления этой депрессивной апатии: возник музыкальный стиль «диско», стучащий в ритме 120 ударов в минуту и дающий эрзац ощущения веселья и активности. Стали популярными кофе и иные стимуляторы. Планета тащилась через десятилетие, подгоняя себя инъекциями не столько культурных достижений, сколько околокультурных скандалов, ставших в искусстве новой формой творчества (усы С.Дали и его пассия А.Лир более интересовали публику, чем то, что стоит у него на мольберте). Психиатр К.Конрад примерно в эти же годы обогатил науку термином «редукция энергетического потенциала». Эта формулировка абсолютно соотнеслась с эпохой. Отныне на протяжении нескольких десятилетий политиками практиковался бег на месте, а в моду обывателей вошел джоггинг - бег трусцой. Продолжали появляться сотни новых лекарств, но они входили в арсенал врачей уже без прежних надежд и сенсаций. Если предшествующие десятилетия решали в психиатрии проблемы систематизации, классификации, диагностики, то на протяжении третьей четверти ХХ века наука занималась психофармакотерапией, при этом скептически глядя на фармакологов и пессимистически обозревая собственные перспективы. Этому времени сопутствовало появление понятия «карательная психиатрия», относящееся к странам социалистического лагеря. Именно из-за того что, по мнению членов Международной психиатрической ассоциации, в СССР медицина использовалась и таким образом, несколько стран, в том числе Советский Союз, были из этой ассоциации исключены. Впрочем, диссидентство как таковое еще не является индульгенцией для психического расстройства и не гарантирует его.

80-е и 90-е годы... Появление и упрочение стиля постмодерн, который оказался многословен, но при этом напоминал слабеющего разумом старика, изъяснявшегося обрывками чужих слов, воспроизводимых к месту и не к месту. Цитатность постмодерна - словно лакуны памяти, перемежающиеся с островками воспоминаний, между которыми странствует слабеющий ум пожилого человека. Творческая вялость, искусственность конструкций, желание выстроить творческую аутентичность простыми средствами и в короткие сроки обнаруживают энергетическую дряхлость, невозможность поддерживать в себе творческий импульс в течение длительного времени. Было синтезировано значительное количество новых фармакологических препаратов, которые, однако, ничего принципиально революционного собой не представляли. Появление новых поколений транквилизаторов и антидепрессантов продемонстрировало известный кризис идей: изобретался тот же велосипед, только более комфортабельный и полифункциональный. Таким образом, и в области психиатрии проявлялась та же цитатность, позволявшая создавать «препараты нового поколения». 90-е годы проявили общее старческое недомогание планеты - размягчением части ее Восточного полушария и падением всей системы социализма как утратой основных приобретенных за 70 лет рефлексов. Синдром деменции (по всей видимости, сосудистой - в силу очевидной победы фаст-фуда с его обилием вредного холестерина над нормальной едой), совпавший с правлением Б. Ельцина (аортокоронарное шунтирование) в России, а также Р.Рейгана (болезнь Альцгеймера) и У.Клинтона (аортокоронарное шунтирование) в США, дегенерация интеллектуальной составляющей в обществе масскульта, потребляющем попсу и сериалы - фаст-фуд для коры головного мозга, кризис мировой образовательной системы ставят не слишком-то утешительный диагноз концу столетия...

*   *   *

Популярность творчества художников так называемого стиля «ар-брют», тот интерес к нему, который год от года становится все выше, быть может, говорят и о том, что стилистические изыски и эксперименты искушенных мастеров ХХ века пришли к своему логическому завершению. Дробление натуры на атомы в работах футуристов и нигилистический «Черный квадрат» К.Малевича продемонстрировали то обстоятельство, что живопись может перестать быть собственно живописью, превратившись в концепцию, идею, интеллектуальную конструкцию, становясь при этом более умственной, нежели чувственной, то есть говоря (пытаясь говорить) более уму, нежели сердцу. Современная живопись стала скорее философией, нежели осталась изобразительным искусством. Левополушарное аналитическое мышление в ХХ веке оказалось для живописи обыденностью, перекрыв правополушарное синтетическое восприятие. Посетителям выставок предлагается попытаться понять идею автора, в то время как собственно живописное мастерство художника нередко становится необязательным, почти вторичным фактором.

Но в таком случае изобразительное искусство перестает быть таковым, прекращая исполнять ту важнейшую сакральную роль, ради которой и появилась в незапамятные времена. И левополушарная перегрузка мозга, возникающая в связи с сухой умственностью концептуальной живописью постмодернистов, становится важным фактором, заставляющим диалектические весы человеческого бытия качнуться в противоположную сторону - к наивному и пестро-декоративному искусству ар-брют, в котором нет места для софистики и схоластики, но есть живая эмоция, по коей так соскучились люди.

Ар-брют реставрирует сакральную сущность изобразительного искусства, воздействуя на своего зрителя не через его интеллект или вторичную сигнальную систему, а с помощью эмоций, со скрипом возникающих в современном рациональном человеке технотронного общества.

Игорь ЯКУШЕВ, кандидат медицинских   наук.
Архангельск.