«МГ» продолжает публиковать автобиографические очерки жителя немецкого Ганновера Якова Фарбера, известного организатора здравоохранения, хирурга, заслуженного врача РФ, писателя, журналиста и краеведа, основателя музея истории медицины в Тамбове и победителя Литературного конкурса им. М.А.Булгакова «МГ» 2011 г. Предыдущие очерки были связаны с пресловутым «делом врачей» и медицинской практикой в 50-е годы прошлого века.
В первый год моей работы в сельской больнице в тамбовской глубинке мне приходилось время от времени обращаться к помощи областных специалистов. Борт-хирургом санитарной авиации в то время работал Михаил Маркович Свидерский, прекрасный хирург и надёжный друг. Его особыми приметами были рост под два метра и необыкновенные пальцы рук, они были длиннее его ладони. По своему обличью он сильно напоминал жюль-верновского Жака Паганеля.
Мы с ним подружились, как говорится, на всю жизнь. Несколько лет ему посчастливилось работать на Дальнем Востоке с самим профессором Александром Михайловичем Дых-но – основателем красноярской школы хирургов. Он перенял от решительного и смелого хирурга не только методику обширных полостных операций, но и тактику в до- и послеоперационный период.
Я многому научился у Михаила, а ему так понравилось у меня, что иногда он мне звонил и объявлял, что будет сопровождать заказанную нами кровь или плазму. Прилетев, тотчас же отпускал самолёт, а сам нередко оставался ночевать. До глубокой ночи мы вели с ним неспешные беседы за чашкой чая, который он заваривал только сам. Я освоил в дальнейшем заварку чая «по Свидерскому» и до появления чайных пакетиков всё время пользовался этим методом. Суть его заключается в том, что чайный лист подвергается сухой возгонке и тогда из него максимально экстрагируется аромат и вкус. Всё очень просто: в сухой металлический, а лучше в фарфоровый чайник насыпается солидная щепоть чайного листа. Чайник ставится на плиту и подогревается до появления ароматного пара над горкой чая. Вот как раз в этот момент надо влить в чайник крутого кипятка. Не давая вскипеть, снять с плиты, накрыть полотенцем и минут 10 оставить в покое. Испить чашку чая, приготовленного вышеописанным способом, – это значит мысленно помянуть добрым словом талантливого хирурга и доброго человека.
Санавиация отлично знала, где искать своего борт-хирурга: если его в городе нет, значит, он в Бычках, и начинался перезвон. Несколько раз за ним прилетал самолёт или присылалась машина, и Миша отправлялся в другой район.
А однажды в зимнюю ночь вызвали его в соседний Волчков-ский район к тяжёлой больной с не совсем ясной патологией. Михаил предложил мне поехать с ним и, если понадобится, ассистировать ему на операции. Естественно, я согласился. Разбудил завхоза Георгия Шибина, и он милостиво согласился сам отвезти нас в Волчки. Посылать за конюхом в Хреновку некого, да и терять время нам никак было нельзя.
А на улице погода словно взбесилась – метель с жутким ветром. Всё ревело вокруг. Мы с трудом закрыли ворота конюшни. Глядя на эту природную круговерть, Георгий Митрофанович стал нас уговаривать отложить поездку до утра, но мы всё же решили ехать, ибо не знали, что с больной и насколько остра ситуация.
Только мы отъехали от больницы, как сразу стали блуждать. Дороги не видно совершенно, всё замело. Вдобавок Михаил потерял очки, а без оных он – слепой. Их пошёл искать Георгий Митрофанович, но, вскоре вернулся, так как понял всю бесперспективность поиска. Положение становилось критическим: пурга, ни зги не видать и ослепший без очков хирург. Я слез с саней, снял тулуп и варежки и буквально прополз по едва различимому санному следу метров 80 и одновременно голой рукой я шарил под снегом… И, о чудо! Я нащупал очки и заорал от радости. Встал, вознёс свои очи к небу и поблагодарил Всевышнего за проявленную милость. Вторая милость была явлена в виде здоровой жерди, которую как будто кто-то подложил у дороги и которую нашёл Георгий Митрофанович. Он взял этот могучий «посох» в руку и там, где дорога была заметена снегом, начинал простукивать и протыкать рыхлый снег, выискивая проезжую часть. 18 километров до Волчков мы преодолели за три с половиной часа.
У больной оказалась непроходимость кишечника, и бедная женщина очень страдала из-за сильных болей. Помочь ей, однако, было некому, так как хирург, он же главный врач Николай Малахов и его супруга акушер-гинеколог Ирина были в отпуске.
После осмотра стало очевидно, что больную надо срочно оперировать. Михаил Маркович, считая, что состояние больной чрезвычайно тяжёлое, отказался от постановки сифонной клизмы. Он только спросил у дежурного врача: готова ли операционная? И тот бодро ответил:
– Да, да, конечно, готова.
Но когда мы зашли в операционную, оказалось, что в ней совершенно невозможно работать. Центральное отопление практически бездействовало, и температура воздуха, по моему ощущению, была ниже, чем на улице. Принести сюда больную в одной рубашке – это, значит, обречь её на послеоперационные осложнения. Что происходило с доктором Свидерским, я описать не в состоянии. После непродолжительной, но вполне понятной даже для глухонемых тирады, он потребовал таз и бутылку спирта. Когда его приказание было исполнено, он вылил в таз граммов 200 спирта и поджёг его. Воздух тотчас же ощутимо стал прогреваться, и через 10 минут больная уже лежала на столе. Ещё только раз пришлось повторить процедуру прогрева. После вскрытия брюшной полости оказалось, что спайка перетянула тонкую кишку. Спайку пересекли, а заметно посиневшую кишку отогрели горячим физиологическим раствором, и кишка порозовела прямо на глазах.
Это была ещё одна человеческая жизнь, спасённая замечательным хирургом и человеком Михаилом Свидерским.
* * *
В последующие годы, к нашей обоюдной радости, нам довелось совместно трудиться в тамбовской городской больнице им. Архиепископа Луки (профессора В.Ф.Войно-Ясенецкого).