Медицинское служение богослова

Павел Флоренский оставил о себе память в мировой науке и культуре как богослов, философ, физик, химик, математик, инженер, искусствовед, лингвист, поэт и писатель. Он был ученым, он был священником. Он был потрясающим воображение человеком, светочем для современников. Он сделал массу конкретных изобретений в самых разных областях науки и техники, внес огромный вклад в экономику и обороноспособность страны. Поразительно, но еще в 1919 г. он описывает свой «новый математический прибор», явившийся прототипом современного компьютера…

Но некоторые грани этой удивительной жизни были тесно связаны с медициной, и мы сегодня вспомним о них.

Пристально изучая генеалогию

Павел Флоренский родился в Азербайджане, около села Евлах Елисаветской губернии, где инженером на железной дороге работал его отец – русский, костромич. Мать – урожденная Сапарова – была из древнего армянского рода. Детство Павел провел в Тифлисе и Батуми, с золотой медалью вышел из тифлисской гимназии. В 1904 г. окончил физико-математическое отделение МГУ, в 1908 г. – Московскую духовную академию, располагавшуюся в Сергиевом Посаде. В 1911 г. принял священство, в 1912-1917 гг. был профессором академии. Он остался жить в Сергиевом Посаде, который напоминал ему горячо любимый Кавказ.

В сане иерея Флоренский прослужил в храмах Сергиева Посада более 10 лет.

Павел Александрович стал священником не только для того, чтобы служить божественной сущности мира, но и для того, чтобы «поддержать» задачу рода, идею рода: пристально изучая генеалогию – историю своего рода – он убедился, что его предки, «костромские дьячки», утвердили род Флоренских как священнический. Дед Флоренского по отцовской линии, Иван Андреевич, начал новую стезю в старинном роду: стал врачом, завещая тем самым врачебное дело потомкам.

«Дед мой, – писал П.Флоренский в 1910 г. , – …блестяще закончил семинарию и был послан в Академию, но тут задумал, по любви к науке, уйти в Военно-медицинскую академию. Сам Митрополит Московский Филарет уговаривал его остаться и будто бы пророчил, что если примет монашество, то будет митрополитом. Но дед всё же пошел по своему пути, на нищету и разрыв с отцом…»

На нищету и разрыв… Значит, без отчего благословения, что по тем временам было делом дерзким, недопустимым. Судьба «отступника» не могла быть доброй…

Иван Андреевич, после окончания Военно-медицинской академии в 1841-1850 гг. служил батальонным лекарем в различных пехотных полках, а в 1851 г. был назначен в Кавказский корпус.

«В течение 16 лет, до самого окончания Кавказской войны, он являлся ординатором и главным лекарем военных госпиталей и лазаретов, расположенных в центре и на левом фланге кавказской линии. Скончался 11 ноября 1866 г., заразившись холерою при лечении больных…» – сообщает игумен Андроник (Трубачёв) в книге «Обо мне не печальтесь…»
Трудная, тяжелая судьба, которую можно бы назвать несчастной, если бы в девизе «сгораю сам» не было дополнения: «светя другим».

Но внук Павел, взяв себе завет деда «светить другим», формальную сторону дела не принял, не выбрал своей стезей медицину. Сам уход деда в медицину – без благословения – наводил на грустные выводы.
 
«Мне порою и является мысль, что в этом оставлении семейного священства ради науки – (принципиальная ошибка) всего рода, и что пока мы не вернемся к священству, Бог будет гнать и рассеивать все, самые лучшие, попытки, – писал Павел Флоренский. – Словно рок какой тяготеет над всем родом. Так было, несмотря на всю жизнь лелеемые мечты о семье, с дедом, так было с прадедом».

Санитар военного госпиталя

Однако Павел Флоренский служил медицине. В приюте Красного Креста, в местечке Елизаветдар близ Сергиева Посада. Этот приют был создан для немощных и больных сестер милосердия и назывался «Убежище престарелых сестер милосердия Красного Креста». Все подопечные отца Павла были бывшими медичками. Павел Флоренский и сам был удостоен права ношения знака «Красный Крест» – в 1916 г.

А чуть раньше, зимой 1915 г., он был командирован «для исполнения пастырских обязанностей при походной церкви санитарного поезда Черниговского дворянства». Одновременно он вошел и в список санитаров этого фронтового передвижного военного госпиталя.

«Павел Флоренский наряду со службами нес дежурство обыкновенного санитара», – пишет игумен Андроник в работе «Таинство священства в жизни о. Павла Флоренского».
Остались записи самого отца Павла. Вчитайтесь: вот он пишет о теплушках, а кажется – о больничных палатах.

«1915. 2. 20-21. Ночь. Дежурство. В каждой теплушке свой запах. В каждой и свое настроение. В одной все глядят приветливо, в другой – отчужденно; в одной почтительны, в другой показывают себя независимыми. В одной жаждут поговорить, а в другой отмалчиваются. За рейс впечатление индивидуальности очень определенно устанавливается. Замечательно, что и температура в теплушках в каждой своя, свой воздух, свои нравы…»

«Проходная теплушка – очень поэтическое устройство, особенно ночью. Одни крепко спят, другие сидят. Кто курит, кто беседует. Ярким пламенем горят дрова, распространяя уют и что-то бивуачное… Миром веет от теплушек…»

«1915. 2. 22-23. Ночное дежурство. Санитарный поезд.

Люблю я ночные дежурства. Днем суетливо, шумно, неглубоко. Ночью же в теплушки нисходит глубокий мир. Всё интеллигентское отходит в сторону, все спят. Несмотря на стук поезда, всё исполнено теперь внутреннею тишиною. Подойдешь к какому-нибудь «тяжелому» (то есть больному или раненому), перекрестишь его, немного помолишься за него. Если кто проснулся, обменяешься двумя-тремя словами и пойдешь дальше.

В одной теплушке атмосфера гниющая и разлагающегося гноя, в другой – лекарств, в третьей охватывает приятный сухой жар ярко горящей печи…

Переходишь из теплушки в теплушку. В белом халате и в черных перчатках и в черной скуфье кажешься негативом себя самого...»

Думаем, современным медикам интересно прочесть это свидетельство о работе их коллеги…

В 1933 г. Флоренский был приговорен по ложному обвинению к 10 годам лагерей. Что чувствует человек, уносимый в десятилетнюю неизвестность? Конечность 10 лет или бесконечность вечности? Не знаю. Мы знаем о деяниях Флоренского на Соловках. Он изучал способы добычи йода из водорослей, он придумал «умный йод», он боролся с болезнями, он лечил больных, он ободрял страждущих… Говорят, в домах соловецких жителей часто можно встретить фотографии Павла Флоренского – так хранят память о близком, о спасителе, о враче… В своей стране он и чувствовал себя, как врач, дважды отказавшись от предложения чешского правительства о выезде из СССР: он выбирал жизнь среди своего народа, как врач на работе не мыслит покинуть территорию катастрофы или очаг эпидемии…

И даже в Соловецком заключении медицинское служение Флоренского продолжилось. Продолжалась его работа санитаром.

«Поддерживал морально и воспитывал духовно»

Вот строки из воспоминаний В.Павловской: «П.А.Флоренский работал санитаром в больнице. Многих он поддерживал морально и воспитывал духовно. Его все уважали, в том числе и уголовные».

А вот свидетельство о тех же годах из записей А.Г.Фаворского: «Флоренский на Соловках был самый уважаемый человек – гениальный, безропотный, мужественный, философ, математик и богослов. Мое впечатление о Флоренском, да это и всех заключенных мнение, бывших с ним, – высокая нравственность и духовность, доброжелательное отношение к людям, богатство души. Всё то, что облагораживает человека».

Но, по критериям медицинской деонтологии, это же качества хорошего врача! Остается добавить одно – милосердие. И вот свидетельство о милосердии: «У него всегда были про запас сухарики и кусочки хлеба, которые им отдавались на помощь ближнему», – пишет В.Павловская, приводя слова своего брата, отбывавшего срок с Флоренским.

Вот я и нашла свой идеал врача – совершенно неожиданно, не среди врачей дипломированных, не среди современников… Медицинское служение Павла Флоренского, как лучи прекрасной звезды, еще долгое время будет ежеминутно освещать нашу Землю…

И невозможно оторваться от записей, оставленных на Земле. За 2 года до гибели он пишет на Соловках:

«Позавчера мне минуло 54 года… Пора подводить итоги жизни. Просматривая свое сердце, могу сказать, что никакого нет у меня гнева и злобы, пусть каждый радуется, как может».

И вот запись 1937 г. , за считанные дни до расстрела:

«Свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонением. Чем бескорыстнее дар, тем жестче гонения и тем суровее страдания. Таков закон жизни, основная аксиома ее. Внутренно сознаешь его непреложность и всеобщность, но при столкновении с действительностью в каждом частном случае бываешь поражен, как чем-то неожиданным и новым…»

Думая сегодня о медицинском служении Павла Флоренского, записываю свои слова…
 

Наталья МАРТИШИНА.
Сергиев Посад Московской области.