«МГ» продолжает публиковать автобиографические очерки ныне жителя немецкого Ганновера Якова Фарбера, известного организатора здравоохранения, хирурга, заслуженного врача РФ, писателя, журналиста и краеведа, основателя музея истории медицины в Тамбове и победителя литературного конкурса им. М.А.Булгакова «МГ» 2011 г. Предыдущие очерки были связаны с пресловутым «делом врачей» и медицинской практикой в 50-е годы прошлого века.
Мне вспоминается один трагикомичный эпизод, случившийся в самом начале моей хирургической практики в Шехмани, и он как раз был связан с моими преувеличенными опасениями разных осложнений. Однажды утром мне позвонила заведующая районным отделом здравоохранения и испуганным голосом сообщила: «К вам поехал первый секретарь райкома партии. У него заболела жена, и он, по-видимому, оставит её у вас в больнице для наблюдения».
Я спустился в поликлинику, в свой кабинет, и морально подготовился к «высокой» встрече. Ранее мне доводилось видеть первого секретаря, но лично я не был с ним знаком. Через полчаса гость подъехал и представил мне свою супругу Нину Алексеевну, а уж потом, протянув руку, назвался Александром Васильевичем Поречиным. Такая форма представления мне понравилась, и между нами сразу установилась доверительная, непринуждённая атмосфера.
Выслушав жалобы, я приступил к осмотру больной, но буквально с первых минут понял, что мне не удастся как следует сделать это из-за необыкновенной полноты. Прощупать что-либо в брюшной полости не представлялось возможным ещё и потому, что больная щадяще напрягала брюшную стенку, больше слева, чем справа. К тому же жалобы не соответствовали данным осмотра. В те времена, когда ещё и в помине не было лапароскопии, при затруднениях в диагностике заболеваний органов брюшной полости самым надёжным было вскрытие брюшной полости. Так я обычно и поступал, но ведь здесь речь шла о «первой даме» района! Одним словом, я струсил и подумал, что будет правильнее отправить Нину Алексеевну в Тамбов к более опытным специалистам. Я написал направление, но сначала решил предварительно переговорить по телефону с заведующим хирургическим отделением доктором Люцидарским.
На следующий день Александр Васильевич позвонил мне сам и сообщил, что положил Нину Алексеевну в областную больницу, но сразу был вынужден уехать по неотложным делам в район. Сейчас собирается в Тамбов навестить супругу, полагая, что её прооперировали. Обещал по возвращении позвонить ещё раз.
Вместо обещанного звонка около семи часов вечера дверь в мою каморку шумно распахнулась, и вошёл разъярённый Поречин. Мне был задан только один вопрос:
- До каких пор вы будете играть в «футбол» и издеваться над моей супругой?
Ответа, естественно, на этот риторический вопрос не последовало. Я даже не осмелился расспрашивать пребывающего в гневе мужа о том, что же произошло в областной больнице. Только задал вопрос:
– Где сейчас Нина Алексеевна?
– Да вон, сидит в машине. Она уже устала от ваших «забот», а живот продолжает болеть. По дороге дважды останавливались, её всё время тошнит.
Я привёл больную под руки в кабинет и ещё раз самы тщательным образом осмотрёл её. Вызвал лаборантку для того, чтобы проверить лейкоциты и РОЭ. Анализ показал наличие воспаления в брюшной полости, в чём, скорее всего, виноват злосчастный аппендикс. Значит, операция необходима. Вызвал операционную сестру и приказал готовить операционную. Попросил механика запустить движок. Через час я уже стоял за операционным столом и раздумывал, как утончить стенку живота, чтобы «колодец», ведущий в брюшную полость, не был столь глубоким. И опять выручила мой верный помощник медсестра Таисия Ивановна. Она посоветовала подшиваться не на полотенца, как это мы обычно делали, а на простыни, и в результате я получил отличный доступ к червеобразному отростку.
Операция, вопреки ожиданиям, прошла довольно быстро и без всяких осложнений. Александр Васильевич всё это время ожидал результата в кабинете главного врача. Когда я ему доложил о благополучно проведённой операции, он заулыбался и пообещал через денёк-другой подъехать, тогда, мол, и расскажет, что произошло в Тамбове.
Через два дня мне предстояло оперировать трёх больных, но прежде чем пойти в операционную, я решил пораньше, до планёрки, сделать обход и «своих» и «чужих» больных – в то время я был в больнице единственным врачом. Возле Нины Алексеевны пришлось задержаться. Из-за опасения послеоперационных осложнений, связанных с её тучностью и малоподвижностью, мы решили её немножко расшевелить: предложили подвигать руками и ногами, а затем заставили сесть, свесить ноги и опереться на спинку головного конца кровати.
Вполне довольный собой, я пошёл в операционную. Когда завершал первую операцию, кажется, грыжесечение, в операционную вбежала постовая медсестра и в большом испуге прокричала:
– На Нину Алексеевну человек упал!
– Кто упал? Как упал? Откуда упал?
Закрыв недошитую рану салфеткой, побежал в палату. То, что я увидел, поистине достойно кисти Карла Брюллова, автора известной картины «Последний день Помпеи». Прямо над кроватью больной Поречиной в потолке зияла дыра – огромная, лохматая и грязная. Откинувшись на подушки, Нина Алексеевна полулежала в полуобморочном состоянии. Рядом с её кроватью, у ножного конца лежал и стонал какой-то мужик в ватной телогрейке.
Когда с жутким треском разверзся потолок, и в облаке пыли и шлака из образовавшегося отверстия вывалился какой-то тёмный «предмет», женщины палаты решили, что наступил конец света. Соскочив с кроватей, в диком испуге они ринулись в коридор. В первый момент я даже растерялся и сразу не мог решить, кому прежде всего нужна моя помощь, но, слава богу, постепенно больная стала приходить в себя. А у меня промелькнула мысль: как хорошо я сделал, когда утром посадил Нину Алексеевну у головного конца кровати, и что было бы с ней, если бы она сидела у противоположного конца. Тут бы обмороком не обошлось, а вся эта история могла иметь печальный конец: провалившийся сквозь потолок мужик, которого потом сотрудники больницы окрестили Падшим Ангелом, запросто мог её убить.
Что же произошло на самом деле? Наши прачки часто развешивали стиранное бельё на чердаке и каждый раз «чертыхались», когда царапали спины о торчавшие гвозди. Вот они и попросили дядю Ваню из деревни Хреново загнуть эти проклятые гвозди. Он уже почти завершил эту работу, как вдруг прогнившие чердачные перекрытия заходили под ним ходуном, и он провалился в больничную палату практически на кровать нашей важной больной. От удара правым боком о спинку кровати сломал три ребра. Конечно, последующие операции я отменил и занялся необычным пострадавшим. После обезболивания и тугого бинтования грудной клетки больного уложили в палату. А я отправился осматривать место происшествия.
Вместе с завхозом мы забрались на чердак. Достаточно было взглянуть на крышу, чтобы уяснить причину прогнивания потолочного перекрытия. Кровля напоминала шахматную доску, где чёрными квадратами были листы железа, а белыми – пластины шифера. Стыковать эти разнородные кровельные материалы довольно трудно, и между ними свободно пролезала ладонь. А само железо было настолько ветхое, что выглядело как решето. Я спросил завхоза:
– Как жить-то будем? Что-нибудь предпринималось для ремонта кровли?
– А как же! Ещё как предпринималось, но ответ всегда был один: «Железа нет».
– А районное начальство знает о нашем бедственном положении? Бывали ли они когда-нибудь на чердаке?
– Да их калачом туда не заманишь. Только и знают: «Денег нет, а на железо нет лимита».
После всей этой истории с Падшим Ангелом настроение было преотвратнейшее. Даже музыка не доставила мне радости, хотя вечерами я любил просиживать у купленного на первую зарплату батарейного приёмника «Родина» и слушать классические произведения великих маэстро и запретные в то время в России «тлетворные» джазовые мелодии. Причиной моей хандры было ощущение полной беспомощности. Ну что я могу сделать, чтобы хоть как-то защититься от затопления здания в преддверии начинающихся осенних дождей?
Мои горестные размышления прервал стук в дверь, и, не дожидаясь отклика, в комнату вошёл Александр Васильевич. Ну, подумал я, сейчас начнётся… Муж оперированной больной, да ещё обличённый властью человек, будет метать громы и молнии – как могло в больнице случиться такое происшествие, которое чуть не угробило его жену! Но нет, мой гость во весь рот улыбался и извлёк из чемоданчика две бутылки коньяка. Потом подошёл к окошку, кликнул своего водителя, и вскоре тот принёс целую корзину всякой снеди. Очень оперативно и со знанием дела шофёр первого секретаря Яков Фёдорович сервировал стол, и уже через пять минут мы втроём приступили к пиршеству.
И Александр Васильевич рассказал, что происходило в Тамбове и почему Нину Алексеевну там не прооперировали.
– Привёз я Нину Алексеевну в областную больницу, – начал он, – время было уже где-то около 16 часов. В приёмном отделении меня заверили, что её, как только освободится, посмотрит дежурный врач, который сейчас на операции. Ну а мне надо было срочно уехать. Через день, как вам известно, я снова поехал в Тамбов навестить мою дражайшую половину, полагая, что уже всё позади. Захожу в палату, больше похожую на казарму – на 16 человек. Подхожу к постели жены, первый вопрос: «Нина, тебя прооперировали?» «Какая операция? – отвечает. – Меня ещё никто и не смотрел».
Вот это да!.. Я вышел в коридор и позвонил первому секретарю обкома партии. Алексей Михайлович Школьников выслушал меня и сказал, что сейчас подъедет. И действительно, через полчаса мы с ним были уже в кабинете главного врача, туда же вызвали заведующего хирургическим отделением. Отчитали его «по первое число»: «Да как вы могли допустить такое безобразие: в отделении сутки лежит больная, которую надо срочно оперировать, а вы даже не соизволили её посмотреть!»
Тот, конечно, заверил, что сейчас же пойдёт осмотрит больную и немедленно доложит главному врачу. Ровно через 10 минут он позвонил главному и сказал буквально следующее: больную посмотрел, показаний к экстренной операции нет. Пусть муж забирает её домой, а если боли появятся вновь, в районной больнице её прооперируют, там есть хирург, которому он полностью доверяет. Забрал я свою Нину, и мы поехали домой…
Вдруг, руководитель района задаёт мне вопрос:
– А как это у вас люди с потолка падают прямо на больных?
«Откушанный» коньяк предал мне смелости, и я тоже спросил:
– Почему это «у вас», а не «у нас»? Вы хоть раз были в больнице не по личной нужде, а с желанием посмотреть, не нужна ли какая помощь? Взглянули бы на нашу крышу и сразу бы поняли, почему там люди проваливаются. Давайте пойдём на чердак и сами удостоверитесь.
– А что? И пошли!
Я забежал в котельную, взял у истопника Егора керосиновую лампу «летучая мышь», и наша «самоотверженная» группа начала восхождение на чердак. Там я попросил держаться осевой линии, затем пригасил свет лампы, и нашим очам сквозь щели и дыры кровли предстало звёздное небо во всей своей красе.
– Да, – сказал Александр Васильевич, – ну, прямо как в планетарии. Всё ясно, пошли обратно.
* * *
Утром следующего дня я запряг лошадку и двинулся в райцентр. У дверей кабинета председателя райпотребсоюза столкнулся с главным редактором районной газеты Курохтиным, и мы вошли туда вместе. Когда ему объявили, что его кровельное железо по решению бюро райкома передаётся больнице, то чего я только не услышал в свой адрес! «Ранний нахал, стремящийся на чужом хребте в рай въехать» было, пожалуй, самым мягким выражением среди всех прочих. Я молча выслушал гневные речи и сам пошёл в атаку: была ли хоть одна заметка в районной газете, объективно оценивающая бедственное положение районной больницы?! После того, как я рассказал об истории с Падшим Ангелом, мои собеседники приумолкли. К вечеру железо было доставлено в больницу.