Михаил ПЕРЕЛЬМАН: Пессимизм и медицина – понятия несовместимые

Читателям «МГ» нет необходимости представлять нашего давнего автора – патриарха отечественного здравоохранения, профессора хирургии, академика РАМН Михаила Перельмана. Заведующий кафедрой и директор клиники фтизиопульмонологии 1-го Московского государственного медицинского университета им. И.М.Сеченова любезно согласился немного отойти от общих тем медицины.

– Глядя на вашу рабочую неугомонность, невольно ловишь себя на мысли: как вы ощущаете – и ощущаете ли – груз лет?

– Конечно, ощущаю, и особенно при ответе на такие малоприятные вопросы. Ведь мой врачебный стаж 66 лет. Поэтому по своей инициативе, без намеков со стороны, ре шил многое изменить в работе. Недавно принял сложное, жесткое, но необходимое решение расстаться со скальпелем. Сам себе сказал: стоп. Больше не нужно!

Конечно, есть другие примеры. Известный хирург Фёдор Углов оперировал и в 100 лет. Он занесен в Книгу рекордов Гиннесса. Но хирургия – не поле для рекордов. За тем я оставил административную должность директора НИИ фтизиопульмонологии и внештатную работу главного специалиста-эксперта Минздравсоцразвития России. Продолжаю заведовать кафедрой и являюсь директором клиники. А по части хирургии – консультант. Считаю, что поступил правильно.

– Вспоминаете ли свои школьные годы?

– Порой улыбаюсь, вспоминая вехи прошлого. Скажем, 30-е годы, урок в средней школе города Витебска. Вопрос соседки по парте: с большой или с маленькой буквы писать слово «конь», если речь идет о коне командарма Клима Ворошилова, принимающего парад на Красной площади? И осторожный ответ учительницы: «Ну, если конь Ворошилова, то, пожалуй, лучше с большой»…

Как и все мальчишки, намеревался стать летчиком. Но подвела близорукость. Началась Великая Отечественная… Стал медиком…

– В трудовой книжке выпускника Ярославского медицинского института города Белово, Ярославль, Рыбинск, Москва, Новосибирск. Вы так много ездили?

– Да, приходилось. Занимался анатомией и позже хирурги ей со студентами, а в клинике – травматологией и хирургией живота, нейрохирургией, гинекологией, затем хирургией органов груди. Наверстывая свою любовь к самолетам, в Ярославле работал и бортхирургом областной станции санитарной авиации. В этом же го роде произвел одну из первых в стране успешных операций при врожденном пороке сердца. Не скрою: приятно, что несколько операций носят мое имя, а в кабинете висит диплом о присуждении премии имени академика А.Н.Бакулева за операции на сердце. В последнее время наряду с преподаванием уделил много внимания организации противотуберкулезной работы в России.

– А поездки в другие страны?

– Мне довелось выступать с докладами и лекциями в 45 странах. Оперировал в Болгарии, ГДР, Франции, Монголии, Японии, КНДР. Всегда подчеркивал: мы можем ошибаться в диагностике, но не имеем права на ошибку в лечебной тактике.

– Невеселая констатация: медицина стала терять профессиональную преемственность. А ведь вы – из врачебной династии. Помогала ли она по жизни?

– Ответ на этот вопрос непростой. При советской власти семейные династии высоко ценили у сталеваров, шахтеров. Это было почетно. А вот быть потомственным врачом… Совместную работу членов врачебной семьи называли семейственностью. Я сам какое-то время работал с отцом и, признаться, иногда имел неприятности от такой близости. Полагаю, что близкие родственники не должны по работе зависеть друг от друга. Невольно возникает что–то вроде микрокоррупции.

– Кого бы вы назвали своим главным педагогом?

– Отец научил меня поведению в лечебном учреждении, стилю разговоров с больными и их родственниками (это особое искусство!), некоторым хирургическим приемам. В.В.Кованов помог постичь организационные стороны работы, А.Е.Рабухин – понимать, что такое туберкулез, Е.Н.Мешалкин – овладеть секретами хирургической техники. А у Б.В.Петровского я учился всему сразу. Это был человек-глыба. Чем больше проходит времени, тем масштабнее предстает его фигура – государственного деятеля, организатора, многогранной личности. Это был не только высокообразованный, но и очень осведомленный и остроумный собеседник. Наконец, многому научился и учусь у своих коллег. Ведь учиться необходимо всю жизнь.

– Говорят, что с годами неизбежен конфликт поколений. Будь ты трижды аксакал, но воспринимать свежие идеи юных тебе уже трудно. Это действительно так?

– Не согласен. Я абсолютно нормально воспринимаю свежие мысли, идеи, технические новации. Даже если они входят в противоречие с тем, к чему привык. Никакого дискомфорта не возникает. Жизнь убедила в том, что ущерб от плохой инициативы менее вреден и опасен, чем ее подавление. Упрямого консерватизма не приемлю. В любом случае необходимо высочайшее уважение к традициям и к своим учителям. Это святое.

– Для сегодняшнего здравоохранения остро стоит проблема обновления медицинских кадров. Что вы думаете о нынешней системе подготовки завтрашних врачей?

– Некоторые считают, что медиком, как поэтом, надо родиться. Не думаю, что это всегда так. Но «врач по призванию» – это, безусловно, не пустые слова. Сегодня медицинские вузы готовят специалистов по многим профилям. В нашем медицинском университете, например, 10 факультетов. Есть, однако, два факультета – лечебный и педиатрический – прием на которые, с моей точки зрения, должен быть очень строгим и осмотрительным. Ведь все понимают, что принимать в балетную школу, театральное училище только по результатам ЕГЭ нельзя. Нужен талант, особые качества. Такая же ситуация и с клинической медициной. Плохие врачи никому не нужны, а стать хорошим способен не каждый. С кандидатом на лечебный факультет надо обстоятельно поговорить. И неплохо было бы, чтобы беседы проводили опытные врачи, которые знают, что такое врачебная специальность, которые на своей шкуре многое прочувствовали.

Недавно вернулся из деловой поездки во Францию. Лишний раз убедился: там медицина перевооружается более быстрыми темпами, чем у нас. Но хорошая медицина – не только новейшие технологии, это еще (а может быть, прежде всего) гуманизм, когда профессионализм помножен на чуткость врача. Об этом – точные слова замечательного клинициста А.Ф.Билибина: «Медицина… всегда будет одновременно и наукой, и искусством, какие бы ни создавали кибернетические машины и как бы широко ни проникал во врачебное дело дух математического мышления».

Техники в клиниках заметно прибавилось, а вот настоящих докторов становится как будто меньше. И это не может не тревожить.

– Как не задубеть, постоянно видя чужую боль, как сохранить возможность внутреннего отзвука на страдания другого?

– Я бы заметил иначе. Чем больше врач соприкасается с чужими страданиями, тем он становится более чувствительным. Если это, конечно, не чеховский Ионыч, а настоящий врач. Раньше я спокойнее относился к волнениям и страданиям больных, чем сейчас. А теперь замечаю – сопереживаю острее. С годами настоящий врач, и особенно хирург, как бы сенсибилизируется, становится более чувствительным и отзывчивым.

– Поэт Валентин Берестов в свое время выдал едкий перл: «Один патологоанатом / Уж до того ругался матом, / Что как-то раз покойник ожил / И надавал ему по роже». Ваше отношение к нынешней вседозволенности, когда грязные слова звучат на улице, с экрана, с театральной сцены…

– Если кто-то совершит рискованный обгон на дороге – могу ругнуться. Терминологией с детства владею в совершенстве – влияние двора и улицы. Но на работе – никогда! Конечно, я решительно против порчи русского языка, неуважения к нему.

– А как с так называемой общественной работой?

– Общественной работой занимался всегда. Кстати, никогда не считал ее «нагрузкой». 17 лет при Петровском был генеральным секретарем Всесоюзного общества хирургов, затем 12 лет – президентом Российского общества фтизиатров. С 1981 г. тесно общаюсь с Всемирной медицинской ассоциацией. Был президентом, а теперь председатель совета Российского медицинского общества.

– С чиновниками воюете?

– Да нет, что вы! Ведь у меня советское воспитание. Знаю, что на фоне такой войны возможен лишь временный взлет на фоне популизма. Но реальный успех достигается только при умном взаимодействии с государственными органами.

– Ваши увлечения, помимо работы?

– Первую автомашину купил в 1951 г. И с тех пор по сей день дружу с автомобилями. Люблю ездить и летать. Хорошо себя чувствую в обстановке аэропортов. Увлекался фотографией, коллекционированием почтовых марок. Но эти занятия сошли на нет.

– Умеете ли отдыхать?

– К сожалению, не умею. Для меня отдых – это перемена работы. С точки зрения здорового образа жизни не очень-то простительно для доктора. Но что поделаешь – отдыхать не научился. Каждый день плотно занят с утра. Помните у Анатоля Франса: «Жить – значит действовать».

– А какую кухню предпочитаете? Поездив по земному шару, вы, конечно же, можете сравнивать.

– Видел и пробовал многое. Однако в питании не привередлив. Диет не придерживаюсь. В компании могу основательно, со вкусом покушать. Большую часть жизни ел когда попало, где попало и что придется. Хорошо понимаю, что это – не пример для подражания.

– Ваш любимый тост?

– Готов повторить за Б.В.Петровским: «Выпьем за успех нашего безнадежного дела!»

– Думая о завтрашнем дне здравоохранения, вы чувствуете себя оптимистом или пессимистом?

– Пессимизм и медицина – в принципе несовместимые понятия. Если ты по натуре пессимист, то тебе быть врачом противопоказано. Представьте пессимиста врача-реаниматолога и больного, у которого остановилось сердце. На какую помощь можно рассчитывать в таком случае? Так что пессимизм – это абсолютное противопоказание к занятиям клинической медициной. Врач обязан быть оптимистом сам и должен внушать оптимизм своим пациентам и коллегам. Вели кий Пирогов подметил очень интересный факт: раны у солдат во время наступления заживают быстрее, чем в дни отступления.

Конечно, я оптимист. Иначе давно бы распрощался с медициной. Всегда ощущаю желание работать и понимаю пользу, которую могу принести людям.

Беседу вел
Михаил ГЛУХОВСКИЙ,
корр. «МГ».