Созвездие близнецов

Анна Голубкина и Камилла Розали Клодель... Эти две известные женщины жили в одно время, были одногодками, родились и умерли под соседними знаками зодиака. У обеих было по одному брату и одной сестре. Обе они (весьма нестандартно в эту эпоху) стали скульпторами. Обе учились у одного маэстро и работали впоследствии в близкой импрессионистической манере. Обе приблизительно в одно и то же время сошли с ума; и даже психопатология их на начальном этапе оказалась сходной, включив в себя идеи отношения и персекуторный бред...

Анна Голубкина была одной из наиболее ярких и талантливых учениц О.Родена. Ее работы обладают индивидуальностью, оригинальностью композиции и нетривиальностью технических приемов. Всегда мрачноватый и несколько угрюмый характер Голубкиной (ее прозвища среди соучеников - «хмара» и «черная туча»), ее нелюдимость маскируют преморбид и начальные зарницы психического заболевания. Известно, что один из первых выраженных приступов депрессивно-параноидного содержания настиг Голубкину в период ее учебы в Париже и совпал с переживаниями личного свойства. Тогда, в конце 1895 г., она замкнулась, резко похудела, много курила, впав в выраженную депрессию. Появились идеи отношения: она стала замечать мнимую насмешку и иронию окружающих по своему адресу; ей казалось, что происходящие вокруг события случаются неспроста - упавший с телеги клок сена интерпретировался в параноидном ключе.

Попытки самоубийства (она бросилась в Сену, ее спасли, потом пыталась отравиться спичками) привели к ее возвращению в Россию, где художница была госпитализирована в московскую клинику С.С.Корсакова на Девичьем Поле. Лечил ее сам Корсаков, которому Голубкина говорила о «преследующих ее врагах». В начале терапии врачами отмечался «выраженный негативизм» и «выраженный бред преследования». Позднее терапия и собственное творчество (она успела вылепить из глины портрет своей соседки, долго потом находившийся в музее клиники рядом с работами М.А.Врубеля) несколько улучшили психическое состояние художницы. Тем не менее Корсаков диагностировал у нее «душевное расстройство в форме первичного помешательства», считая его, в принципе, неизлечимым. Выписана была Голубкина через 17 дней без изменения ее болезненного состояния, то есть, говоря языком современных психиатров, без критики к своим психотическим переживаниям. (Следует учесть, что фактическая длительность психотического приступа была дольше, начавшись еще в Париже).

Близость художницы к революционным кругам, участие в некоторых акциях политического содержания (хранение листовок и пр.) привели к ее аресту и заключению в тюрьму в марте 1907 г. В камере после первых допросов у Голубкиной были фантастические видения: черные птицы преследовали ее, кружа над пустынной равниной. Ей казалось, что она куда-то взбирается, но, сорвавшись, падает в пропасть. В течение четырех дней она отказывалась от еды, была возбуждена. Начальник тюрьмы описывал прогрессирующие нервные припадки, выражавшиеся в визгливых истерических рыданиях. Один из таких припадков продолжался более 6 часов. Голубкина была освобождена из тюрьмы по болезни, но суд приговорил ее к году содержания в крепости. Судебно-психиатрическая экспертиза, проведенная комиссией врачей во главе с ассистентом психиатрической клиники Московского университета Н.Ос-повым, констатировала: «состояние здоровья Голубкиной таково, что тюремное заключение неизбежно должно вызвать ухудшение ее болезни, и от этого ей может последовать непоправимый вред». В результате заключения судебно-психиатрической экспертизы судебное преследование художницы было прекращено.

И еще несколько психиатрических госпитализаций в течение жизни - приблизительно с той же симптоматикой: тоска, депрессивная настроенность, бессонница... Тем не менее, видя работы Голубкиной, удивляешься не их мрачности, напротив, - какому-то внутреннему свету, который излучают ее скульптуры: «Огонь», «Земля», «Лисичка», «Марья», «Березка» и др. Обширная портретная галерея, созданная Голубкиной, удивительно разнообразна, при том, что художница, как правило, ваяла только головы моделей, но находила при таком минимализме средства, позволяющие представить исчерпывающую и экспрессивно-яркую характеристику портретируемых.

Серьезный поворот творческой судьбы Голубкиной начался после встречи с Роденом, и это, по сути, определило дальнейшую импрессионистическую манеру ее работ.

*   *   *

С именем Родена связана судьба еще одной женщины-скульптора - француженки Камиллы Клодель. О ее детстве воспоминаний почти не сохранилось, но известно, что оно не было безмятежным: члены семьи постоянно ссорились. На людях отец Камиллы был любезен и вежлив, но затем мог давать волю своему властному характеру. Мать никогда не понимала свою дочь и не питала к ней нежных чувств. Дети Клоделей росли в суровой и драматической обстановке, шрамы от детских ран остались у них на всю жизнь.

Период ученичества К.Клодель у Родена обозначил глубокое внутреннее сходство эстетических концепций двух скульпторов. Она была одной из лучших учениц мастера. И не только ученицей. Но очевидное сходство технических приемов и эстетических эффектов Родена и Клодель привело к подозрениям со стороны окружающих - насчет подлинности работ Камиллы. Многие полагали, что их изваял сам Роден. Это обстоятельство и ряд иных коллизий привели к разрыву учителя и ученицы. Быть может, именно тогда в психику художницы были брошены первые зерна, давшие позднее всходы колосьев бреда. Уйдя из-под крыла маэстро в 1893 г., Клодель фактически оказалась без признания, без заказов, а следовательно, без денег. Предлагаемую Роденом помощь (он пытался устроить для нее выгодные заказы, предлагал вернуться в его ателье, высоко ценя ее работы) Камилла отвергала, передав через третье лицо, чтобы скульптор даже не появлялся в ее мастерской.

Первые признаки душевного расстройства проявились у нее в период разрыва с Роденом, около 1893 г. М.Морхардт, поклонник художницы, в статье в «Меркюр де Франс» отмечает ее склонность к уединению и недоверие к посторонним. Еще очень красивая в 1897 г., на фотографиях 1899 г. она предстает отяжелевшей и выглядит старше своих лет. Тогда же она поселяется в темной, неустроенной и захламленной двухкомнатной квартире. К этому периоду относятся воспоминания психиатра Мишо (отец которого впоследствии написал медицинское заключение, ставшее основанием для принудительной госпитализации художницы): «Камилла Клодель жила в нижнем этаже дома 19 на набережной Бурбон... Там я получил первые уроки психиатрии, и всякий раз, как говорю или пишу о параноидальном психозе, не могу не вспоминать мою соседку, простоволосую, в белой кофте, толкующую об «этом мерзавце Родене», - последний рисовался моему десятилетнему воображению неким мифологическим персонажем».
 
Патологически измененное мышление Клодель создало образ ее преследователя и автора всех ее неудач, который воплотился для художницы не в публике и не в критике, а в Родене, к которому сходились все «нити заговора». Ее натурщики, подмастерья, родственники - все в этом бреду становились соучастниками враждебного альянса, имеющего единственную цель - украсть ее идеи. Из воображаемых преследователей самыми ярыми оказываются «гугеноты» (трансформация образа литейщика Эбрардта). Помраченный рассудок подсказывал, что на ее идеях плагиаторы, во главе которых конечно же Роден, наживают целые состояния. Она исчисляет воображаемую прибыль оппонентов сотнями тысяч франков. К материальным трудностям и бредовым идеям художницы добавляется давняя семейная вражда. Мать уже поставила на ней крест; сестра, с завистью наблюдавшая за успехами Камиллы, теперь торжествует. Только отец заботится о художнице, тайком присылая ей небольшие деньги. В своей материальной зависимости Клодель тоже усматривает проявление тотального роденовского заговора.

Изменения ее психики постепенно стали внушать подозрения и опасения окружающим. В 1904 г. отец художницы не решился принять приглашение родственницы отдохнуть в сентябре в Жерарме, не желая оставлять Камиллу одну: «Вы очень добры, но у меня душа будет не на месте, если я оставлю Камиллу...» С 1905 г. она каждое лето уничтожала свои произведения, разбивая молотком все созданное ею в течение года; затем вызывала возчика, которому поручалось увезти и похоронить в каком-нибудь из рвов эти обломки (видимо, для того, чтобы идеи художницы никто не смог использовать - ведь она считала, что Роден только и ждет возможности «украсть» их), после чего клала ключи под циновку и исчезала на целые месяцы. Когда же она получала какие-нибудь деньги, то приглашала домой кучу незнакомцев, и всю ночь они пели и веселились. В 1909 г. ее брат Поль записывает в дневнике: «Париж, безумная Камилла... огромная и чумазая, без умолку говорящая монотонным металлическим голосом...»

10 марта 1913 г. Клодель была госпитализирована в психиатрическую больницу, где провела более 30 лет. В этот день она написала письмо своему родственнику Ш.Тьерри: «Я должна была поскорее исчезнуть, хоть я и ужимаюсь как могу в своем уголке, все равно остаюсь помехой. Меня уже пытались запереть в сумасшедший дом... и заперли бы, имей я несчастье туда явиться. Луиза (мать или сестра Камиллы - они были тезками) при поддержке своего друга Родена наложила руку на все деньги, принадлежащие семье, а поскольку я всегда нуждаюсь в деньгах, пусть совсем небольших, мне ведь так мало надо, то меня и ненавидят, когда я что-нибудь прошу. Все это нарочно подстроено, потому что, ты знаешь, Луиза водится с протестантами». Бред ущерба, идеи отношения, глобализация бреда (те самые враги - «протестанты-гугеноты», которые уже возникали прежде в ее голове), полное отсутствие критики - очевидны и несомненны. К.Клодель была абсолютно убеждена, что никто иной, как Роден добился и ее заточения: систематизированная параноидная симптоматика не допускала иных вариантов.

В сентябре 1914 г. Камиллу перевели в Мондеверг, находящийся близ Авиньона, в приют, который ей уже не суждено было покинуть. Воспоминания о ней монахинь, на попечении которых находился приют, говорят, что Камилла не была агрессивна, к ней не приходилось применять жесткие методы лечения. С годами художница становилась мягче и спокойнее. Ее никто не замечал, так она была молчалива и апатична. Клодель находилась в отделении спокойных пациентов, не нуждавшихся в особом наблюдении. Никто не знал, что прежде она была художницей. Известно, что Камилла не лепила: глина, которую ей выдавали, высыхала нетронутой. Мать и сестра ни разу ее не навестили. Клодель, в чьих бредовых построениях постоянно фигурировали деньги, пришла к убеждению, что они заточили ее, дабы завладеть ее долей наследства. Со смертью Родена патологическая симптоматика постепенно потеряла эмоциональную насыщенность и актуальность, а воплощением образа врага стала мать художницы.

Психопатология Камиллы не поддавалась лечению. В мае 1915 г. она пишет брату: «Ты проверил мои вещи, которые, по твоим словам, переправил в Вильнёв? Проследил, чтобы они не попали в руки негодяя, который для того и проделал этот маленький трюк, чтобы получить возможность ими завладеть? Он боится, как бы я не вернулась прежде, чем он успеет прибрать их к рукам... Вот почему он делает все, чтобы меня дольше не выпускали; он старается выиграть время, а пока суд да дело, произойдут всякие события, на которые вы не рассчитывали. Вы поплатитесь за свое легкомыслие; смотри, будь настороже». Позже Камилла отказывается от перевода в другое отделение, считая, что там ее могут отравить. Она настаивает на том, чтобы самой варить себе яйца и картошку в мундире - ведь яйца почти невозможно отравить, не повредив скорлупы, что сразу же будет заметно.

В конце 1942 г. врач приюта отмечает ухудшение общего состояния пациентки, и в сентябре 1943 г. Поль Клодель, узнав об этом, пересекает оккупированную Францию, чтобы в последний раз повидать сестру, и узнает под больничным чепчиком «...череп, подобный заброшенному монументу, чья архитектура открывается во всем великолепии...». К.Клодель умерла 19 октября 1943 г. Среди ее последних уцелевших работ - «Женщина, смотрящая на огонь». В ней статичное оцепенение модели так непохоже на прежние импрессионистические работы, в которых движение, казалось, не прекращалось, вопреки материалу скульптуры. В «Женщине, смотрящей на огонь» время остановилось, и «остановившееся мгновенье» оказалось апатичной тоской безысходности.

*   *   *

Удивительное совпадение в судьбах двух современниц, родившихся под разными созвездиями, но тем не менее ставших безусловными близнецами в зодиаке мировой культуры, заставляет вспомнить о феномене синхронистичности, о котором писал К.Г.Юнг. Швейцарский гений, исследуя те невероятные совпадения, которые нередко встречаются в нашей жизни, пришел к удивительным умозаключениям.

«Я обнаруживал «совпадения» настолько многозначительно связанные, а вероятность их «случайности» выражалась такой астрономической цифрой, что они явно были смысловыми», - писал Юнг. «Хотя «смысловые совпадения» бесконечно разнообразны в своей феноменологии, будучи беспричинными событиями, они тем не менее образуют элемент, который является частью научной системы мира». «Между параллельными событиями нельзя проследить никакой взаимной причинной связи, и именно это и придает им характер случайности. Единственной заметной и доказуемой связью между ними является общность их смысла или эквивалентность». Юнг назвал феномен «смысловых совпадений», недалеко отстоящих друг от друга во времени, «синхронистичностью».

И эта синхронистичность оказывается, по Юнгу, антитезой к детерминизму Дж.Локка, о чем сам Юнг говорил: «...в нашей жизни существует неизмеримо огромное поле, которое образует... противовес царству причинности». Если причинность оказывается «постоянной связью посредством следствия», то синхронистичность - «непостоянная связь посредством случайности». Такая схема «...соответствует, с одной стороны, постулатам современной физики, а с другой - постулатам психологии».

«Если новейшие выводы науки все больше и больше приближаются к унитарной идее бытия, характеризуемой пространством и временем, с одной стороны, и причинностью и синхронистичностью - с другой, то здесь и не пахнет материализмом. Это скорее указывает на возможность ликвидации несоизмеримости наблюдаемого и наблюдателя. В данном случае результатом было бы единство бытия...» «...я рассматриваю «синхронистичность» как психически обусловленную относительность пространства и времени».

Итак, судьбы Камиллы Клодель и Анны Голубкиной, ставшие одним из многочисленных примеров подтверждения идей К.Г.Юнга, оказываются тем символом, который обозначает тенденцию творчества: не только эстетическими приемами и конструкциями интеллектуальных концепций, но и самой судьбой, самой жизнью художника устремляться к постижению загадки взаимоотношений Пространства и Времени, подтверждая их вечную взаимосвязь.

Игорь ЯКУШЕВ, кандидат медицинских наук.
Архангельск.