Я забыл, какие свечи зажигают в Новый год...

Спрашивать главного врача Магаданского областного противотуберкулезного диспансера №2, в прошлом центральной больницы Севвостоклага в поселке Дебин, о том, кто его любимый писатель, - все равно что ломиться в незапертую дверь. У Георгия Гончарова на рабочем столе лежат раскрытыми потрепанные книжицы «Колымских рассказов» Варлама Шаламова. С фотографии в стенной газете, выпущенной по случаю круглой даты диспансера и областной фтизиатрической службы, на вас строго и устало смотрит он же - «гулаговский» Пимен, создатель своей великой Колымиады.

Наконец, главный врач и одновременно главный местный исследователь дебинского периода в жизни Варлама Тихоновича своими руками устроил из подсобного помещения пищеблока комнату-музей самого знаменитого фельдшера Колымы. Можно выдвигать догадки, сколько принесет этот почин, счастливым не только свидетелем, но и участником которого я стал, душевного успокоения ценителям «лагерной» литературы и почитателям таланта не признанного при жизни прозаика и поэта. Но при том не требует досужих размышлений то, что очевидно: наряду с 60-летней годовщиной областного лечебного учреждения и областной противотуберкулезной службы смелая попытка создания такого музея - пожалуй, одно из важнейших для руководителя диспансера и всего его коллектива событий уходящего года.

Почему я не рассказал по горячим следам на страницах газеты об историческом выносе сеток с репчатым луком, мешков с картошкой из бывшей жилой комнаты-пенала всем известного сегодня писателя и о водворении на освободившийся «пятачок» видавшей виды кушетки образца 40-50-х годов, на которых «зэка» Шаламов мог бы спать? О том, как мы повесили «сушить» на все еще целехонькую батарею парового отопления найденную в подвале жиденькую стеганку-телогрейку, которую он мог бы носить? Или о том, как кто-то из врачей крикнул: «Эврика!», вспомнив о старорежимных никелированных гипсовальных щипцах, которыми уж точно орудовал литературно одаренный «троцкист-антисоветчик», когда с окончанием фельдшерских курсов в последние годы своего заключения на Колыме был определен гипсовочным техником в отделение костного туберкулеза лагерной больницы? Почему?.. Да потому, что настоящее открытие комнаты-музея Варлама Шаламова с приглашением на праздник оставшихся в живых ветеранов главного лечебного учреждения Севвостоклага и его бывших пациентов-заключенных, с речами и прочей «барабанной дробью» решено было подгадать к 100-летию со дня рождения писателя, то есть к июлю 2007 г. А тогда, во время моей командировки в Дебин прошлой зимой, один из лучших фтизиохирургов Магаданской области Георгий Гончаров, признавшись при мне в любви к «матерому человечище» Шаламову, как показалось, ничуть не меньшей, чем та, которую он испытывает к врачебной профессии, просто столбил «святое» место. Ведь порой трудно бывает сделать именно первый шаг...

Что удалось раскопать моему визави о коллеге Шаламове за десяток лет работы в противотуберкулезном диспансере, четыре из которых он «главврачит»? Собранного материала с лихвой хватит на документальный фильм. Как и памятная доска на по-сталински величественное здание диспансера - ее изготовят к вековому юбилею автора «Колымских рассказов».

Георгий Борисович систематизировал частично им самим записанные, частью выуженные из малодоступной печати воспоминания медиков больницы, работавших рядом с Варламом Шаламовым.

В конце 40-х - начале 50-х годов он доматывал срок в хирургическом отделении и фактически был хозяином его - для всех, включая заведующего. Как старший фельдшер, отвечал за порядок, и порядок в палатах, перевязочных и операционных царил отменный. Из больницы Варлам Тихонович почти не выходил, даже летом. Вначале эти «увольнительные», как любому другому заключенному, ему запрещали, а потом, когда разрешили, он уже настолько свыкся со своим положением, что не захотел его менять.

Питались заключенные из числа медицинской обслуги все вместе. Стол был относительно неплохим: консервы, каша, рыба, иногда мясо. В продмаге поселка Дебин стояли бочки с красной икрой и креветками, но картошка или лук оставались первейшим дефицитом, тем более в больнице. Спустя шесть десятков лет то и другое в избытке заложат на «ближнее» хранение в комнатку, где жил, вернее, спал Варлам Шаламов. Вот она, гримаса истории...

Уцелел тетрадный листок с шутливым стихотворением, который для молодого вольнонаемного врача-хирурга Елены Мамучишвили написал под Новый 1948 год старший фельдшер, всегда сдержанный, даже угрюмоватый, высокий брюнет с красивым редким именем. Начинается поздравление, где упомянуто про картошку-деликатес и другие житейские важные мелочи, таким пятистишием:

Я забыл, какие свечи
Зажигают в Новый год,
Чем какое горе лечат
В новогодней звонкой встрече
По законам старых мод...

Георгий Борисович систематизировал частично им самим записанные, частью выуженные из малодоступной печати воспоминания медиков больницы, работавших рядом с Варламом Шаламовым.

В конце 40-х - начале 50-х годов он доматывал срок в хирургическом отделении и фактически был хозяином его - для всех, включая заведующего. Как старший фельдшер, отвечал за порядок, и порядок в палатах, перевязочных и операционных царил отменный. Из больницы Варлам Тихонович почти не выходил, даже летом. Вначале эти «увольнительные», как любому другому заключенному, ему запрещали, а потом, когда разрешили, он уже настолько свыкся со своим положением, что не захотел его менять.

...На днях я позвонил Георгию Гончарову. Справился о делах в диспансере, старые стены которого еще помнят голоса многих прототипов пронзительных рассказов попавшего в гулаговские жернова художника слова. А в ответ вдруг услышал:

- Будут, обязательно будут зажженные новогодние свечи в каморке Шаламова!

Владимир КЛЫШНИКОВ,
соб. корр. «МГ».