Вредная привычка или... сумасшествие?

К пониманию закономерности саморазрушения, самосохранения и саморазвития

Казалось бы, самые авторитетные разработчики Международной классификации болезней 10-го пересмотра (МКБ-10) наконец-то поставили точку, включив все наркологические заболевания, в том числе и никотиновую зависимость, в один и тот же класс психических расстройств здоровья – F, разместив их рядом с шизофренией, маниакально-депрессивным психозом, слабоумием и т.д. И тем не менее не прекращаются жаркие споры по ключевым вопросам понимания клинической сущности наркологических расстройств здоровья, путей их преодоления и обеспечения надёжной профилактики в обществе.

На грани

Есть ещё учёные, подвергающие явному сомнению реальное существование биологических, чисто медицинских или психопатологических причин злостного потребления психоактивных веществ (ПАВ). При этом они заявляют, что якобы спорным представляется отнесение табакокурения к психическим и поведенческим расстройствам. Последователи пансексуальной теории Зигмунда Фрейда зашли ещё дальше и однозначно утверждают, что «не существует некоего единого заболевания, которое называется наркомания»; «…большинство исследователей этой проблемы давно пришли к выводу, что приём наркотиков (героина и марихуаны), а также других ПАВ (табака и алкоголя) является не симптомом конкретного заболевания, а симптомом патологического состояния общества»; «… способом психологической защиты личности при столкновении бессознательных желаний и стремлений с реальностями внешнего мира» (А.Данилин, И.Данилина, 2001).

Следуя этим рассуждениям, получается, что наркологических заболеваний в природе не существует. Есть лишь чисто психологические и социальные причины хронического самоотравления при абсолютно ясном сознании злостных потребителей психоактивных веществ. Психиатры-наркологи якобы занимаются лечением несуществующего психического заболевания и должны исчезнуть из нашего здравоохранения. Что, собственно, и происходит, начиная с 1990-х годов. Наркология фактически объявляется псевдонаукой. Учение об алкогольной, никотиновой и наркотической зависимости должно быть вычеркнуто из современной психиатрии, а также из класса F в новой МКБ-11 и стать составной частью лишь психологии, социологии, токсикологии и в первую очередь фрейдистского пансексуализма – «венца» учения о поведении человека в обществе, от которого сам создатель психоанализа З.Фрейд в конце концов, как известно, отказался.

С другой стороны, не прекращаются попытки «научно» обосновать абсолютную тождественность природы алкогольной, никотиновой и прочей патологической зависимости с такими чисто психологическими видами отклоняющего (деликвентного) поведения, как страсть к покупкам, играм, воровству, запойному чтению, поджогам, серийным убийствам, и заполнить этой публикой наши полупустующие наркологические диспансеры.

Огонь критики обрушивается на головы руководителей Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков, в том числе и по вопросам понимания сущности наркологических расстройств здоровья, чётко сформулированной в решении совещания Государственного антинаркотического комитета от 29 марта 2013 г. в виде краткого, но очень ёмкого по смыслу определения: «наркозависимость – болезнь удовольствия».

Это определение, концентрирующее основное внимание на возникновении парадоксального удовольствия, точнее, улучшении самочувствия при отравлении, по своей простоте, ясности и точности, диагностической ценности и глубине проникновения в истину как минимум на порядок превосходит все современные определения данного класса болезней, приведённых в отечественных руководствах по наркологии, а также диагностические критерии (МКБ-10 и DSM-IV. США). Кроме того, в данное определение гармонично вписывается и прорывная идея главного нарколога Минздрава России Евгения Брюна, который справедливо отождествляет все специфические клинические признаки наркологического заболевания именно с психозом, а не с вредной привычкой.

Клиническую сущность наркологического здоровья человека в целом предельно ясно можно видеть на примере одного из наших пациентов:

«Первую сигарету, – рассказывает он, – я выкурил с трудом, до предела напрягая волю, чтобы не опозориться перед девчонками. Было противно, тошнило и даже вырвало. Забивал кашель, текли слёзы, кружилась голова. Но с каждой новой сигаретой курилось всё легче и легче, и в конце концов полностью исчезли все неприятные ощущения. А потом и вовсе стал затягиваться с удовольствием…»

Это яркий пример приобретённой формы наркологического заболевания и, в частности, никотиновой зависимости. Его фраза «полностью исчезли все неприятные ощущения» отражает момент чётко обозначенной границы здорового и нездорового наркологического состояния. Попытки ряда ведущих отечественных и зарубежных наркологов истолковать её по-иному, чем данный больной, лишь добавляют размытость и противоречивость их суждений о данной границе.

Как в первый раз…

Практика показывает, что существует не одна, а целых три качественно разных реакции анализаторов на первое в жизни отравление в виде: ухудшения исходного самочувствия (здоровая реакция); отсутствия изменений исходного самочувствия (граница между здоровым и нездоровым наркологическим состоянием); улучшения исходного самочувствия (патологическая реакция или признак врождённого наркологического заболевания).

Различают две разновидности патологического удовольствия: эйфорию (тихое умопомешательство) и манию (буйное умопомешательство). Так, героиновая интоксикация, как правило, уже с первой в жизни инъекции вызывает классический психопродуктивный синдром эйфории, сопровождающийся умиротворением, успокоением, расслаблением, чувством сказочной лёгкости и блаженства, душа замирает от счастья – как выразился один из наших пациентов. При этом героиновые новички-наркоманы стараются уединиться и даже боятся шевельнуться, чтобы не спугнуть свой кайф, полёт в иной, сказочный мир, улёт в другое измерение, из которого они часто живыми не возвращаются из-за передозировки.

При маниакальном синдроме также грудь распирает от удовольствия, но при этом возникает ещё и психомоторное возбуждение в виде безудержного веселья, хохота, песен и танцев.

Важно отметить, что патологическая реакция анализаторов в виде эйфории или мании может возникнуть не только при отравлении у наркологических больных, но и при ряде других разрушительных процессов в организме. Таких, как склероз сосудов головного мозга, старческий или сенильный психоз, опухоли головного мозга, эпилепсия, маниакально-депрессивный психоз, прогрессивный паралич, искусственное раздражение центров удовольствия в лимбических структурах центральной нервной системы и т.д.

Причём все эти весёлые и счастливые больные ведут себя точь-в-точь как и пациенты наркологического профиля: больными себя не считают и лечиться от «несуществующей», по их мнению, болезни не желают, пока не погибнут. Это также можно отнести к веским аргументам в пользу отождествления синдрома патологической зависимости с психозом. И действительно, если маниакальный синдром, например в структуре маниакально-депрессивного психоза, официально называется психозом, то совершенно логично назвать его точно так же и при отравлении амфетаминами, экстази, алкоголем.

Притягивающиеся противоположности

Не меньшую ценность в диагностике наркологических заболеваний имеет и другой базовый признак. Это парадоксальное ухудшение самочувствия и настроения в ответ на дезинтоксикацию (протрезвление), удаление яда из организма, то есть восстановление здоровья или так называемый синдром лишения (абстинентный синдром), подробно описанный Ф.Рыбаковым (1906), С.Жислиным (1929-1933) и окончательно признанный экспертами ВОЗ лишь в 1954 г.

С точки зрения диалектики обе патологические реакции нервной системы на интоксикацию и дезинтоксикацию неразрывно связаны между собой и являются лишь компонентами (противоположные стороны) единого психопродуктивного синдрома, именуемого синдромом зависимости. Последний как раз и является основным клиническим признаком наркологического заболевания.

Попытка ряда ведущих отечественных наркологов (И.Стрельчук и др.) искусственно выделить в качестве осевого синдрома наркологического заболевания патологическое влечение к ПАВ не выдерживает критики, поскольку оно тождественно таким понятиям, как патологическая тяга, голод, жажда, потребность. Причём возникает лишь при частичном или полном отсутствии яда в организме, то есть занимает скромное место в структуре абстинентного синдрома.

Чрезмерная гипертрофия роли синдрома патологического влечения в клинике наркологических заболеваний умаляет значение таких немаловажных признаков абстинентного синдрома, как боль, тоска, тревога, депрессия, страх, тошнота, слабость, раздражительность, злоба, бессонница, имеющих не меньший, если не больший, вес в диагностике и лечении наркологических расстройств здоровья и выступающих в качестве таких же облигатных, специфических и осевых признаков болезни. Они с не меньшим успехом принимают участие и в формировании патологической доминанты.

Более того, синдром патологического влечения не включает в себя всю явно специфическую и облигатную симптоматику, связанную с интоксикацией при чисто эйфорических и смешанных формах наркологических заболеваний, в том числе повышение настроения, наслаждение, радость, лёгкость, удовольствие, эйфория, мания. Можно лишь удивляться, что такие яркие признаки наркологических заболеваний, как эйфория и мания, в перечне специфических клинических проявлений во всех современных руководствах по наркологии даже не упоминаются. Если, конечно, не считать констатацию ряда исследователей, справедливо замечающих, что«…невозможно исключить эйфо-ризирующее и релаксирующее действие алкоголя, без чего проблема алкоголизма никогда бы не возникла» (И.Пятницкая, 1988).

«Первая и простейшая причина тяги человека к алкоголю лежит в его эйфорическом действии…» (З.Гуревич, А.Залевский, 1930). Суть синдрома патологической зависимости, широко представленного в наркологической литературе, в действительности состоит в простейшем и ясном для всех феномене. А именно – в парадоксальном (взаимно противоположное) изменении самочувствия: при интоксикации и дезинтоксикации. При этом интоксикация (функциональное или органическое снижение здоровья), как ни удивительно, улучшает самочувствие наркологических больных, а дезинтоксикация (повышение здоровья) ухудшает его.

Синдром парадоксального изменения самочувствия

Если глубоко вникнуть в суть синдрома парадоксального изменения самочувствия, то окажется, что речь идёт о настоящих обманах восприятия реального изменения здоровья при интоксикации и дезинтоксикации. Они, по существу, мало чем отличаются от зрительных и слуховых обманов, возникающих при других психозах (делирий, галлюциноз). Разница состоит лишь в том, что зрительные и слуховые обманы указывают на грубое нарушение восприятия внешних объектов в виде иллюзий и галлюцинаций, тогда как при патологической зависимости столь же грубо нарушено восприятие собственного здоровья.

На основе этих ложных восприятий собственного здоровья при интоксикации и дезинтоксикации закономерно возникают:

– стойкие ложные, трудно поддающиеся коррекции бредовые убеждения исключительно благотворного влияния на организм человека ядовитого табачного дыма, наркотиков и других ПАВ, постепенно обрастающие целой системой «неопровержимых доказательств» и принимающие форму систематизированного, эмоционально заряженного паранойяльного бреда типа: «Мой дед всю жизнь курил, пил и сто лет прожил», реализуемые в явно нелепом, самоубийственном поведении;

– формирование у всех наркологических больных, в том числе и у курильщиков табака, анозогнозии – смертельно опасного помрачения сознания в виде полной неспособности осознавать вред и инвалидиза-цию собственного организма вплоть до наступления клинической смерти («я не больной», «пью как все, умеренно», «курение мне не мешает»);

– раздвоение личности, при котором больные как зеницу ока оберегают своё здоровье и одновременно зверски разрушают его;

– активное противодействие попыткам близких навсегда оборвать самоубийственный процесс, категорический отказ от специализированной наркологической помощи и лечения «несуществующей» болезни и т.д.

Практика показывает, что без адекватного принуждения наркологических больных к обследованию, лечению и диспансерному наблюдению у психиатра-нарколога все они с фатальной неизбежностью гибнут. Разве нужны ещё какие-то более веские аргументы, чтобы признать синдром патологической зависимости психозом, а патологическое удовольствие или улучшение самочувствия при отравлении – структурным его элементом?

Александр ГРОМОВ,
главный психиатр-нарколог
Рузской районной больницы.