«Папа Римский» патологии

Наш рассказ – о высококлассном специалисте и разностороннем человеке, избранном почетным членом научных обществ и академий почти всех стран мира, командоре ордена Почетного легиона, при жизни удостоившемся статьи в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона. Его называли «Папой Римским» патологии и считали самым известным немецким врачом своего времени, сумевшим оставить яркий след не только в медицине, но также в археологии и этнографии.

«Всякая клетка из клетки»
Европейская известность пришла к Рудольфу Вирхову в 1858 г. , когда он опубликовал свой главный научный труд «Целлюлярная патология, основанная на физиологическом и патологическом учении о тканях». В ней профессор Берлинского университета утверждал, что клетка является первой и важнейшей структурной единицей жизни, представляющей собой самую общую и самую постоянную форму живой материи. «Клетка, – указывал Р.Вирхов, – ...есть последний морфологический элемент всех живых тел... Мы не имеем права искать настоящей жизнедеятельности вне ее... Каждое животное является суммой жизненных единиц, из которых всякая отдельно взятая содержит всё необходимое для жизни». Выступая против гипотезы самозарождения жизни, которой придерживался и основатель гистологии Теодор Шванн, он постулировал принцип «всякая клетка из клетки». Впрочем, до него подобные предположения высказывали Джон Гудсёр, которому Вирхов и посвятил свою «Целлюлярную патологию», и эмбриолог Робер Ремак.

Изучая жизнедеятельность клеток с помощью микроскопа, Вирхов считал, что всякое болезненное изменение организма связано с каким-то патологическим процессом в клетках, его составляющих. Поэтому врач не может судить о болезненных явлениях, если он не проследил их проявление в клетках организма. В труде «Патология клетки» (1858), он рассматривает тело как государство, в котором клетки – это граждане, а болезнь – гражданская война между клетками.

Его механистическая теория подверглась критике со стороны русских ученых. Профессор Ф.И.Иноземцев подчеркивал, что «без нервного начала, без проведения наружных стимулов к ячейке, без питания последней, находящегося под управлением нервной деятельности, «неудобопонятна» теория Вирхова о целлюлярной патологии и практически приложима быть не может». В своей диссертации И.М.Сеченов признавал лишь рефлекс как механизм связи со средой. «Моя главная задача заключается в том, чтобы доказать, что все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы», – писал он в 1860 г. Отдельные положения целлюлярной (клеточной) патологии Вирхова критиковали также Н.И.Пирогов, К.А.Тимирязев, С.П.Боткин, А.А.Остроумов, Е.Ф.Аристов, М.М.Руднев и Н.П.Ивановский.

Вирхов занимался изучением почти всех известных в тот период болезненных процессов человека; дал патологоанатоми-ческую характеристику и разъяснил патогенез важнейших заболеваний человека и ряда общебиологических процессов (опухолей, туберкулеза, регенерации тканей, воспаления и др.). Он первым исследовал под микроскопом пораженную опухолью ткань и впервые доказал, что грибы могут расти в организме животных и человека; впервые установил гистолого-физиологическую сущность многих болезненных процессов (тромбоза, эмболии, амилоидного перерождения органов), ввел термины белокровия, английской болезни, бугорчатки, трихиноза и пр. Его открытия показали, что инсульт может возникать в результате не только нарушения в системе крови, но и изменений в стенке артерий, которые Вирхов назвал термином «атеросклероз». Он также высказал предположение, что причину инфаркта надо искать в воспалительных процессах.

Он же разъяснил нормальное строение многих органов и отдельных тканей; показал присутствие живых и деятельных клеток в соединительной ткани и ее разновидностях; нашел, что в патологически измененных органах и новообразованиях находятся обыкновенные физиологические типы тканей, установил сократительность лимфатических и хрящевых клеток; выяснил строение слизистой ткани и промежуточной ткани нервной системы; доказал возможность новообразования серого вещества мозга, разъяснил зависимость формы черепа от сращения швов и пр.

Вирхов и Шлиман
Круг его интересов был очень широк. У Вирхова есть сочинения об урнах, о бронзовом периоде, о курганах, о свайных постройках и многом другом. Впрочем, он не ограничился археологическими изысканиями на территории Германии.

В 1877 г. на конференции Германского антропологического общества профессор Вирхов добился того, что знаменитый Генрих Шлиман, первооткрыватель Трои, был избран почетным членом общества. Это избрание, однако, не остановило травли Шлимана в германской прессе. Нападки на него стали еще яростнее. Это, впрочем, не мешало их отношениям. Два энтузиаста не только нашли общий язык, но и стали близкими друзьями: они были ровесниками, происходили из небогатых семей и сами всего добились в жизни.

Дружба со Шлиманом была нелегким делом. Вирхов через Бисмарка и других немецких высокопоставленных лиц воздействует на турок с целью получения Шлиманом очередного разрешения на раскопки. Заваленный необъятной научной и политической работой, Вирхов должен был находить время и силы для обстоятельных ответов на сотни вопросов, которыми были полны письма Шлимана. Вопросы касались всего на свете: ботаники и химии, геологии и медицины, домашнего хозяйства и воспитания детей. Ему пришлось выполнять самые неожиданные поручения, например, подыскивать гувернантку для младшей дочери Шлимана Андромахи.

Однажды Шлиман нашел в турецкой деревушке тяжелобольного ребенка. Не рискуя действовать арникой и касторкой, самозваный врач подробнейшим образом описал Вирхову симптомы болезни и попросил совета. Через несколько дней пришел ответ с приложением нужных рецептов. Ребенок был спасен.

В 1879 г. Вирхов приехал на раскопки Трои. На свое участие в них Вирхов, член муниципалитета Берлина, член бесчисленных комиссий и правлений, неисчислимых ферейнов, редактор двух журналов («Вирховский архив» и «Этнологический журнал»), профессор университета, декан и т.п., первоначально смотрел как на отдых:

«– Боюсь, – нерешительно говорит Шлиман, – что совершенно свободны вы не будете, ибо в последнее время я утешал большинство своих пациентов тем, что едет знаменитый врач. – Значит, так сказать, врачебная практика в Троаде, – Вирхов смеется, – тоже недурно, хотя бы потому, что дома я почти не имею возможности ею заниматься. Собственно говоря, я только еще ваш личный врач, консультирующий в письмах!

– А я за это – ваш личный археолог для всех ваших урн и захоронений, находимых в прусских провинциях!»

Стараясь быть полезным другу, Шлиман даже на время забыл о раскопках, исполняя роль переводчика со многих языков и диалектов, на которых говорили в Троаде. В первое же утро их уже ждала группа рабочих с разными болячками и мелкими травмами. Когда вечером рабочие разошлись по своим деревням, они разнесли весть о великом исцелителе, и на следующее утро в «Шлиманополисе», как полушутя, полусерьезно называли деревушку из бараков, – собралось уже несколько десятков больных. Самым распространенным заболеванием местных жителей была лихорадка, так как вся равнина вокруг холма Гиссарлык представляла собой болотистую местность. Вирхов посещал больных и на дому, и заодно изучал, как построены дома греков и турок (он обратил внимание Шлимана на то, что за несколько тысячелетий строительство домов в этой части страны не претерпело существенных изменений), изучал геологическое строение местности.

Он нередко спорил со Шлиманом, призывал не спешить с выводами, не разбрасываться: «Вы всё сделаете наполовину, или на четверть, или на восьмую, или еще меньше, а потом придется вносить поправки». Вирхов написал содержательное и блестящее по форме предисловие и две статьи к книге Шлимана «Илион, город и страна троян»: «Троя и Гисарлык» и «Врачебная практика в Троаде».

«Великий Хаким»
Именно Вирхов смог убедить Шлимана преподнести свои коллекции в дар Германии, и выхлопотал для того орден и звание почетного гражданина Берлина (до этого только два человека удостоились этой чести: фельдмаршал граф Мольтке и канцлер Германской империи Бисмарк). Добиться поставленных Шлиманов ультимативных условий было нелегко. Вирхов пустил в ход всё свое политическое влияние и весь свой научный авторитет. Он уговаривал директоров музеев, часами просиживал в приемной министра просвещения Пут-каммера, выступал в рейхстаге, даже обращался через посредников к Бисмарку. Лишь в конце 1880 г. Вирхов составил (от имени Шлимана) текст предложения Путкаммеру. Было решено, что Шлиман получит всё, что требовал. Торжественная церемония состоялась 7 июля 1881 г. На последовавшем за ней банкете Вирхов выступил с речью.

Едва ли он упомянул в ней о том, что ему пришлось потратить много сил на уговоры... жены Шлимана. Софья категорически протестовала против передачи «клада Приама» немцам, и ее влияние могло охладить задор, толкнувший Шлимана на это решение. Впрочем, один раз она сыграла и посредническую роль.

Вирхов и Шлиман по неизвестной причине поссорились. Сделать это было несложно, при горячности Шлимана: первый их конфликт произошел из-за того, что Вирхов напечатал одну свою работу о Трое отдельно, тогда как Шлиман мог согласиться только на публикацию каких бы то ни было материалов лишь в качестве приложения к своим книгам. В письме Вирхову, искавшему способ помириться, Софья написала:

«Мои предки, в подобных случаях поступали обычно так: тот, кто дал повод к вражде, обращается к другому с двустишием из Одиссеи:

«Радуйся много, отец чужеземец! И если сказал я дерзкое слово, пусть ветер его унесет и развеет!»

На что тот, если был склонен к примирению, отвечал двустишием из «Илиады»:

«Радуйся много, отец чужеземец! То, что случилось, оставим, как ни было б горько. Пред неизбежностью дух свой в груди укротим поневоле».

Так устранялись все разногласия и восстанавливалась прежняя дружба».

«Семейный рецепт» сработал, и в 1888 г. они вместе объездили Египет, Нубию и Пелопоннес. Из-за волнений вынуждены были задержаться в деревушке, где обзавелись почитателями: Шлиман оказался единственным человеком в округе, который умел писать по-арабски, а Вирхов скоро заработал славу «великого хакима» – врачевателя.

В Булакском музее Вирхов производил любопытные исследования над царскими мумиями. Сравнение их с сохранившимися изображениями фараонов послужили основой выводов относительно анатомических особенностей каждой человеческой расы. Расистом Вирхов никогда не был, наоборот, на основании собственных наблюдений он доказал, что австралийская раса, причислявшаяся к самым низшим, богато одарена как физически, так и умственно и обнаруживает наибольшее сходство с европейскими.

Результатом археологической деятельности Вирхова стали сочинения «Развалины Трои» (1880), «О древних могилах и о постройках на сваях» (1886) и множество антропологических работ. Неудивительно, что он стал основоположником Немецкого антропологического общества и Берлинского общества антропологии, этнологии и древней истории, которым руководил с момента основания в 1869 г. до своей смерти. Вирхов также основал в Берлине Этнологический музей (1886) и Германский музей одежд и домашней утвари (1888).

В книге Поля де Крюи «Охотники за микробами» есть несколько строк, посвященных «профессору Рудольфу Вирхову, величайшему немецкому ученому и патологу, человеку необычайной эрудиции, знавшему больше и о большем количестве вещей, чем 60 ученых профессоров, взятых вместе... Вирхов был верховным законодателем немецкой медицины. ...Вирхов напечатал – не преувеличивая – тысячу ученых трудов на самые разнообразные темы, начиная со строения головы и носа у немецких школьников до поразительной узости кровеносных сосудов у молодых, страдающих малокровием девиц». Этот почтительно-иронический перечень не является преувеличением. Перу Вирхова принадлежит около 800 медицинских и 1150 антропологических работ, не считая докладов и сочинений по другим областям знаний. Он занимался также географией, ботаникой, зоологией, палеонтологией и историей первобытного общества, и во всех этих областях оставил солиднейшие труды.

Алексей СТРЕЛЬЦОВ,
кандидат педагогических наук,
доцент.
Ростов-на-Дону.