Вуди Аллен – русский интеллигент

Дефиниции термина «интеллигент», как правило, разнообразны и неопределенны, так как каждое заинтересованное лицо обычно вкладывает в это слово свою персональную трактовку. В результате столкновения мнений данный термин, продолжая существовать, является расплывчатым по существу. Как кажется, интеллигент – это человек, которого более всего интересуют вопросы, не имеющие отношения к реальной действительности, к его собственной профессии, далекие от прагматичности, зачастую абстрактно-отвлеченные и схоластически праздные, разумеется, с точки зрения неинтеллигента.

«Ад – это другие»

Эти абстрактные и теоретически, но отнюдь не практически ориентированные вопросы, суть которых зачастую сводится к риторике пустословия, как правило, не имеют ответов, но интеллигенты с многолетним упорством продолжают их себе задавать, превратив сие занятие – в вид спорта. Особенными достижениями на данном поприще, как прежде казалось, обладают интеллигенты русские, способные рефлектировать в наименее приспособленном для этого месте и в наименее подходящее время. Однако эта особенность русской интеллигенции постепенно перестала быть национальной прерогативой.

Незадачливого еврея-интеллектуала, постоянного героя фильмов и рассказов Вуди Аллена часто сравнивают с Бродягой, основным персонажем кинолент Чарли Чаплина. Трудно согласиться с этим, ибо «маленький человек» в исполнении Чаплина часто злобен, мстителен и, ничтоже сумняшеся, расшвыривает торты направо и налево, ничуть не заботясь о том, в кого они попадут; ставит тросточкой подножки не только полисменам, долженствующим олицетворять, видимо, тупую силу власти, но и всем подвернувшимся под руку. (В.Набоков, кстати, терпеть не мог «черное чудовище на вывороченных ступнях», а В.Ходасевич писал об «идиотствах Шарло»). Персонаж же Вуди Аллена, что бы ни делал, делает, в конечном итоге, только во вред себе. Его самоирония существенно отличается от злых шуток Чаплина, направленных вовне, по адресу окружающих.

Интеллектуальный и интеллигентный персонаж Вуди Аллена постоянно оказывается в диссонансе с обществом масскульта. Отдавая свои культурные предпочтения тому, что слишком далеко от примитивных интересов общества фаст-фуда, герой Аллена остается в коммуникационной изоляции (по собственному выражению писателя об одном из его персонажей: «…его IQ и так изолировал его от общества…»), поэтому общий сюжет книг и фильмов американского литератора и режиссера в целом сводится к поискам собеседника для одинокого «маленького человека» с невзрачной наружностью. Однако всякий раз эти поиски терпят фиаско, и персонаж Вуди Аллена вынужден возвращаться в белые интерьеры комнат из своих фильмов, к книжным полкам, которые занимают важное место в этих интерьерах, к джазу, являющемуся постоянным музыкальным фоном кинолент Аллена, к Нью-Йорку, совершенно неканоничному – зеленому, спокойному и уютному городу…

Герой Вуди Аллена испытывает дискомфорт при общении с другими людьми. Его жизнь – воплощение афоризма Ж.Сартра: «Ад – это другие». Невротический персонаж американского писателя жаждет общения, так как очень одинок; но при этом всё время вынужден сталкиваться с чужими мирами – другими людьми. Таким образом, его собственный внутренний мир оказывается в опасности из-за возможного вторжения или влияния на него чужих (чуждых) элементов. И герой В.Аллена ретируется, порой уже почти добравшись до цели. Его жизнь – это поступок Диогена Синопского, который с фонарем среди бела дня искал человека. Только Аллен, найдя человека, боится признаться в этом себе самому и продолжает бесплодные поиски, которые и стали постоянной сюжетной линией творчества американского писателя и режиссера. (И сам В.Аллен до последнего времени не ходил на церемонии вручения «Оскара», несмотря на многократные номинации и даже награды, мотивируя это тем, что «как раз в этот день он играет на кларнете в джазовом кафе»).

Среди интеллектуальных лейтмотивов произведений Аллена – секс и примыкающий к нему психоанализ. Желание разрешить свои проблемы стандартным для американцев способом часто приводит героя Аллена в кабинет психоаналитика. Но вся штука в том, что он-то американец нестандартный, и для него врач – только новый повод для дистресса, то есть – еще один навязчиво вторгающийся в его жизнь человеческий мир, еще одна коммуникация, еще одно столкновение. (В одном из фильмов – «Разбирая Гарри» – таким психоаналитиком оказывается бывшая жена героя.) Сознательное желание персонажа осуществить что-то сталкивается с подсознательным (или неосознанным) стремлением избежать этого, что порождает известную невротическую амбитендент-ность, раздвоенность, незавершенность. И невротик В.Аллен, вернее, его герой, как скарабей, вечно катит навозный катышек своих проблем, постоянно наращивая его объем. Но ни под каким видом персонаж Аллена не желает расставаться со своим неврозом, так как боится, что в этом случае он потеряет свою аутентичность, лишится собственной ниши – тихих белых интерьеров с книжными полками, джаза и Нью-Йорка, похожего на провинциальный европейский город. Он будет вынужден жить, как все, питаясь гамбургерами, слушая Мадонну и читая… – ничего не читая.

Способность задаваться наименее практически значимыми из существующих проблем мироздания приводит к следующему: человек, регулярно интересующийся тем, что в принципе ответа и решения не имеет, становится невротиком; так как его мироздание всегда остается незавершенным, недостроенным. Невротик Аллен охотно иронизирует на эту тему, превращая «вечные» вопросы интеллигенции в пародию на них: «Эстетика: Является ли искусство зеркалом жизни или чего? Метафизика: Что происходит с душой после смерти? Как она там вообще? Гносеология: Познаваемо ли знание? Если нет, откуда мы это знаем?» («Весенний бюллетень»). Такая интеллектуальная жвачка (sorry, bubble gum) присуща людям мысли, но не поступка, теории, но не практики. Именно поэтому персонаж В.Аллена, находящийся в перманентном невротическом дисбалансе, является неудачником в обыденном смысле слова – с точки зрения среднего американца: он ничего не делает, только думает и разговаривает. Он еще недоразобрался с самим собой и многое не понял; он занят поисками Бога, которые, как, впрочем, всё, о чем думает или говорит персонаж Аллена, поверхностны и мимолетно ироничны. Герой писателя боится допустить в свой мир даже Бога, приравнивая Его, видимо, к таким же обременительным и опасным контактам, как и общение с людьми, чреватое утратой собственного «Я». Отсюда ирония, порождающая дальнейшее неприятие, так как несерьезное восприятие снижает актуальность и ценность любой идеи. Бог для Вуди Аллена – повод слегка поиронизировать еще и на эту тему: «Боже мой, Боже мой! Для чего ты меня оставил? Ну и вообще, что слышно?» Поиск ответа на заданный себе вопрос привел Родиона Раскольникова к убийству; и Аллен, помня об этом, ходит вокруг да около своих вопросов, никогда, впрочем, не пересекая грань познания.

Раздвоение этноса

Когда-то незадачливого американского студента-еврея Аллена Стюарта Кенигсберга выгнали из двух университетов. Какое-то время он был неудачником, перебивавшимся с хлеба на квас – с биг-маков на кока-колу. Но, видимо, однажды его осенило: что если писать рассказы и снимать фильмы о том, что какой-то человек никак не может приступить к собственной жизни: поставил же Феллини фильм о том, как у него не получается снять фильм («Восемь с половиной»). Сопроводив свое творчество специфическим национальным юмором в духе Шолом-Алейхема («Разве это коза? Это мать, а не коза!»), Вуди Аллен добился успеха, благополучия и процветания. Его невроз нашел ту нишу, которая, став золотым дном, позволила с пользой эксплуатировать собственную невротическую патологию («… неспособность произнести в присутствии женщины слова «байковое одеяло»), извлекая из нее сюжеты, диалоги и дивиденды.

Аллен сумел объединить в своем творчестве функции обоих полушарий головного мозга. Правое задает риторические вопросы, стремится к интуитивному постижению великих истин, глобальных смыслов и проблем, а левое дискретно структурирует действительность, доводит до реализации и практического воплощения правополушарные идеи.

Аллен Стюарт Кенигсберг объединил в себе и генератор идей, и мотор для их реализации – нечасто встречающийся симбиоз, ибо люди, по преимуществу, относятся либо к первому, либо ко второму типу.

Евреи как этнос наглядно демонстрируют дихотомию функциональной асимметрии человеческого головного мозга. Этот народ говорит и пишет (а главное – мыслит) двумя способами: на двух языках. («Глаза, привыкшие справа налево читать высокие слова о добре и пальмах, слева направо читают названия подлых и заманчивых бумаг», – И.Эренбург). Один из них – иврит, язык пророков и апостолов, царей и поэтов Палестины; другой – идиш, язык банкиров и менял Западной Европы. «В душе Израиля столкнулись аскетизм Спинозы и стяжательство финансистов» (А.Мень). Правополушарный (они и пишут-то справа налево) нонконформизм людей идеи, людей иврита часто приводил к бурным событиям на Ближнем Востоке, изменившим многое в истории планеты. Левополушарный разумный конформизм людей возможности, людей идиш.

История евреев в своем течении нередко дихотомизировалась. Главная книга иудеев Тора, как доказано сейчас (Д.Редер), была обращена к разным божествам: Элогим – «единственные» (множественное число от «Элои») и собственно Яхве. Это говорит о неоднородном составе этноса уже с очень давних времен.

После смерти царя Соломона его государство распалось надвое, а когда в 586 г. до н.э. вавилонским царем Навуходоносором был покорен Иерусалим, для еврейского этноса началась история тысячелетней диаспоры. С течением времени евреи Палестины и диаспора всё больше обособлялись (А.Тюменев), и судьбы их всё сильнее отличались друг от друга. Палестинские евреи постепенно последовательно рассорились с персами, македонянами, римлянами, в результате чего Палестина почти обезлюдела и ее заняли арабы. Евреи остались в крупных греческих колониях и городах Римской империи. Они постоянно обменивались идеями и людьми с единоверцами, жившими в Иране. На этом фоне было создано обновленное иудейское вероучение. В I в. н.э. было составлено два варианта Талмуда – иерусалимский и вавилонский. Но история раздвоения этноса на этом не закончилась.

В 219 г. н.э. иудеи приняли толкование преданий, составленное в Тивериаде раввином Иудой. Это была «Мишна», ставшая впоследствии основой Талмуда. Здесь берет начало учение раввинизм, ставшее враждебным христианству. Вавилонские же еврейские общины, состоящие из разных этнических субстратов, внимательно восприняли философию эллинской и персидской культур. В их среде появились некоторые гностические учения, в том числе Каббала. Здесь можно увидеть тот принцип конформизма – нонконформизма, по которому впоследствии столь ярко и четко разделился еврейский этнос: одни стремятся к изолированному религиозно-культуральному пуризму; другие считают возможным взаимовыгодное сосуществование с другими цивилизациями. Взаимосвязь идиш и иврита в еврейской культуре лучше всего иллюстрирует китайский знак Инь-Ян, в котором окружность делится волнистой линией на две половины, причем внутри черной половины есть белый кружок, а внутри белой – черный. Взаимодействие и взаимопроникновение полярных элементов налицо.

Равновесие двух полушарий – это счастье

В литературе взаимосвязь и отличие разных типов мышления еврейского этноса, наверное, лучше всего показано в повести А.П.Чехова «Степь». Держатель постоялого двора Мойсей Мойсеич, конформист и реалист (человек возможности) кормит и семью, и брата (который из принципа сжег свою часть наследства), вписан, пусть и не в самом завидном качестве, в социальную среду. Это идиш-тип. Он адаптирован на Западе, и явно мог бы адаптироваться на Востоке, так как является выраженным конформистом. Его брат Соломон – протестующий идеалист, бунтарь (человек идеи), социально дезадаптирован, так как имеет некие принципы, которые не подходят к реалиям времени и места и которыми он не будет поступаться ни при каких обстоятельствах. Соломон выглядит почти сумасшедшим, что и замечают путники: «Какой-то он у вас бесноватый, Мойсей Мойсеич, Бог с ним!»; и конформист Мойсей Мойсеич с ними соглашается: «Не в своем уме… пропащий человек… Бог отнял у него ум, значит, это Божья воля…»

Можно, видимо, говорить о том, что иврит-тип является потенциально диссидентским для любого общества, так как в нем всегда тлеет огонь бунта против любого существующего порядка; а идиш-тип представляет собой образец конформиста, – человека, соглашающегося с любым порядком и положением дел в обществе.
Вуди Аллен представляет собой и иврит-тип, с его отвлеченно-схоластическим содержанием и подчас неадекватным направлением рассуждений и эмоций, и идиш-тип, с успешной реализацией собственных проектов. Амбивалентность мышления Ал-лена и его героя, не становясь причиной патологии мышления, превращается в две фазы единого творческого процесса: иврит-тип генерирует идеи, а идиш-тип их реализует. Счастливое равновесие левого и правого полушарий позволило Аллену Стюарту Кенигсбергу реализовать себя и, видимо, хотя бы частично компенсировать собственную патологию, ибо совершенно очевидно, что герой-невротик В.Аллена – это он сам; и его интересуют и занимают те же идеи, что и его персонажа. Но отличие автора от его героя заключается в том, что не впадая в бесплодную интеллигентскую схоластику всецело, сам Аллен является создателем не только умозрительных конструкций и абстрактных размышлизмов о том, что «Бриану он бы палец в рот не положил», но – огромного количества замечательных книг, пьес и фильмов.

Может быть, лечение неврозов хотя бы в некоторых случаях должно сводиться к поиску адекватной социальной ниши для пациента, в которой его недостатки могли бы стать достоинствами, виртуальные идеи – реальными делами, а патологическая невротическая симптоматика – кратчайшим путем к успеху?

Игорь ЯКУШЕВ, кандидат медицинских наук.
Северный государственный медицинский университет.