В него как врача верили все

Когда я стала читать материалы, посвященные этому человеку, то испытала необычайное волнение. Пока были живы мои отец и мама, в доме постоянно велись разговоры о событиях Великой Отечественной войны. Отец прошел ее от начала до конца, получил тяжелые ранения в ноги и живот, от которых потом и умер. Он имел несколько медалей и орденов, но особенно дорогим для него был орден Красной Звезды. Мама рыла окопы. В доме было очень много книг, разных, но особое место занимали книги военной тематики – художественные, публицистические, документальные… Они даже стояли в специальном шкафу. Отец перечитывал их бесчисленное количество раз, и всегда я видела у него на глазах слезы, забыть которые очень трудно.

И вот однажды я вытащила из этого шкафа небольшую книжку – «Это было под Ровно», а потом прочитала и «Сильные духом» Дмитрия Медведева. Для меня, ребенка, это было сильнейшим потрясением, прежде всего – от личности легендарного разведчика Николая Кузнецова. Впрочем, не только от него, но и от всех, кто воевал в отряде Д.Медведева, в том числе и от врача отряда Альберта Цессарского, который, кстати, прожил большую жизнь и умер совсем недавно, в октябре нынешнего года, в возрасте 90 лет.

Медицина или искусство?

Альберт Вениаминович Цессарский родился в 1920 г. в Одессе. В 1937 г. он поступил во 2-й Московский медицинский институт, который пришлось окончить досрочно из-за начавшейся войны. У будущего врача всё складывалось удачно: он и учился хорошо на лечебном факультете, и с удовольствием принимал участие в художественной самодеятельности – посещал театральную студию Дома культуры медицинских работников. Студия располагалась в здании, где сейчас находится театр «Геликон-Опера», а руководил театральным коллективом ученик К.Станиславского и В.Немировича-Данченко Николай Хмелёв. Увидев способности студента-медика, он предложил ему вступить в труппу Театра им. М.Ермоловой. Это было 19 июня 1941 г.

Цессарский не знал, что делать. К тому же помимо театра ему очень нравилась литература, и втайне он даже мечтал о поприще писателя. В Одессе Альберт учился в украинской школе, но влюбиться в русскую литературу ему помог учитель-словесник, обладающий прекрасной русской речью. Что должно стать главным делом жизни – медицина, литература, искусство? Это был вопрос из вопросов. Но ответ на него пришел очень скоро…

22 июня 1941 г. Альберт Цессарский вместе со своими однокурсниками бросился в ближайший военкомат, в надежде, что их, студентов-медиков, тотчас же отправят на фронт. Но в военкомате отказали, объяснив, что надо подождать. Но разве можно было ждать?! Ребята побежали дальше – в ЦК ВЛКСМ, на собеседование, после которого Цессарский был зачислен в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН), главной задачей которой являлась работа в тылу врага. Но группа ОМСБОН, где Цессарский работал врачом, долгое время из-за ряда обстоятельств находилась в резерве. Альберт постоянно подавал рапорты об отправке на фронт, но они неизменно отклонялись.

Наконец, появилась надежда. Цессарский узнает о том, что полковник Дмитрий Медведев формирует новый отряд для разведывательных и партизанских действий в глубоком тылу врага. С трудом Цессарскому удается попасть на прием к Медведеву, которому он рассказывает о своей хирургической практике, о том, что он спортсмен и прилично владеет немецким языком… После выполнения определенных формальностей молодой врач был зачислен начальником санчасти в отряд Медведева. Это стало огромной удачей, поскольку от желающих попасть в отряд не было отбоя.

В июне 1942 г. Альберт Цессарский в составе группы партизан был десантирован под Черниго-вым, тогда же он успешно произвел первую в своей жизни самостоятельную операцию – одному из неудачно приземлившихся партизан-парашютистов.

Ему помогала природа

Тяжкие испытания выпали на долю отряда Медведева, когда партизаны пробирались в город Ровно, который оказался столицей немецкой оккупации на Украине.

– Есть было нечего, у многих начиналась цинга, – вспоминал Цессарский. – Приходилось собирать сосновые побеги и делать из них настой. Ужасная горечь, но выхода не было, так как сосновые побеги содержали витамин С, который повышает иммунитет. Если по дороге попадалась черника – это было великое счастье. Ягоды заменяли еду, они также содержали витамин С. Еще одним источником витаминов для обессилевших и ослабевших бойцов стали листья черной смородины.

Вот что писал про Альберта Вениаминовича в своей книге «Это было под Ровно» Дмитрий Медведев: «Много хлопот по лагерю выпадало на долю Цессарского. Он устраивал санитарные палатки, лечил раненых, следил за гигиеной, принимал больных в деревнях, и успевал всегда и во всем. В самый короткий срок он завоевал среди партизан авторитет. В него как врача верили все. К тому времени в отряде было уже 10 врачей – целая медсанчасть, но Цессарский оставался бессменным «главврачом» для всех».

Отряд выпускал свою газету – «Мы победим». Тексты писали от руки на обычной ученической тетради. Альберт Вениаминович был постоянным автором газеты, и обычно три страницы посвящал медицинскому вопросу – таким способом он боролся за гигиену. Это было очень важно: инфекции подстерегали партизан отовсюду – то фурункулез, то сыпной тиф, то дизентерия… Ежедневно, независимо от погоды, Цессарский по очереди выстраивал взводы и осматривал людей. У кого грязные руки, уши – пристыдит, отругает, заставит мыться. Если найдет хотя бы одну вошь – всё подразделение отправляет на санитарную обработку. Партизаны не ворчали: раз сказал Цессарский – баста.

Лес помог доктору Цессарскому вернуть в строй сотни бойцов. Природа сыграла не последнюю роль в победе над врагом. Не зря говорят, что на родине даже земля помогает. Лес был родным домом, кормильцем и защитником. Обморожения, ушибы, травмы Цессарский лечил живицей, растворенной в самогоне (его давали местные жители). В военное время сложилось напряженное положение с ватой, но доктор нашел ей отличную замену – болотный мох. Сначала он, как обычно, обрабатывал рану, потом накладывал на нее салфетку, а сверху – подсушенный солнцем мох, который прекрасно заживлял гнойные раны. Партизаны спали на еловых и сосновых подстилках, при сильных морозах волосы примерзали к хвое. К утру невозможно было оторвать голову от природной подушки (в буквальном смысле). Но, что интересно, простудных заболеваний в отряде практически не было: лес укреплял иммунитет лучше всяких лекарств…

Но, конечно, Цессарский лечил партизан не только народными средствами, он и оперативные вмешательства проводил, правда, не всегда хватало медикаментов. Как-то одного партизана ранило в почку. Ему требовалась неотложная операция, но оставаться всем отрядом в нашпигованном немцами лесу было опасно. Какое решение примет командир? Полковник Медведев распорядился ждать, пока Цессарский сделает операцию. Она продолжалась минут 40, партизаны всё это время держали круговую оборону. Операция прошла удачно, раненый остался жить. (Не будем забывать, что в годы войны Цессарскому было чуть больше 20 лет!)

Операция в Цуманском лесу

О том, в каких условиях приходилось работать Альберту Вениаминовичу, лучше него, наверное, никто не расскажет:
«При очередной передислокации отряда завязалась перестрелка с немцами, во время которой был ранен в голень партизан Коля Фадеев. Мы, наскоро перевязав рану, вдвоем относим его к повозке. Вечером на коротком привале я снова сделал Фадееву перевязку. А на следующее утро, когда мы пришли, наконец, в Цуманский лес и стали лагерем, я обнаружил вокруг раны отечность и при легком надавливании пальцем характерное похрустывание под кожей. Измерили температуру – 38.

– Больно, Коля?

Он смотрит на меня своими ясными, синими, как васильки, глазами.

– Ничего, доктор. Немного.

Газовая гангрена!

…Делаю разрезы, орошаю перекисью водорода. Что будет дальше? Если инфекция разовьется, нужна будет ампутация, чтоб спасти ему жизнь. Но у меня ведь нет инструментов! Ногу бритвенным лезвием не ампутируешь. А у меня к этому лишь бутылка наркозного эфира и ничего больше.

Вечером температура у Фадеева поднимается до 40. На рассвете Коля позвал меня: «Доктор! Мне лучше, нога не болит!»

Раскрываю ногу. От колена до стопы голень вздулась, посинела, рана серая, как вареное мясо. Обрадовавшая Колю потеря чувствительности была печальным признаком.

К обеду становится ясно, что ждать дольше нельзя, нужно делать ампутацию без инструментов.

…Даю указания моим помощницам подготовить всё для операции. Пётр Петрович уже аккуратно обломал зубья на средней трети пилы и теперь напильником выпиливает мелкие зубцы. Я сплетаю из проволоки каркас для маски, отдаю радисткам обшить марлей и направляюсь в шалаш к Фадееву. Обдумываю длительную, подготовительную речь. Меня встречает доверчивый взгляд его ясных глаз. Подсаживаюсь, беру его за руку и за бываю всё, что собирался сказать.

– Коля, нужно отрезать ногу!

Он ни о чем не спрашивает. Спокойно смотрит на меня и говорит:

– Режьте, доктор.

Медсестра Соня вызывает меня из шалаша и тихо докладывает:

– Операционная готова.

Недалеко от шалаша несколько бойцов заканчивают четырехугольную загородку из еловых веток. В центре загородки стоит повозка со снятыми бортами — это операционный стол. Под колеса подложены поленья, чтобы телега не сдвинулась с места во время операции.

Отбираю двух добровольцев, которые помогут мне пилить кость, – пила слишком длинна и одному с ней не управиться. Объясняю, что им придется делать.

Люба подносит таз с раствором нашатырного спирта, а рядом на костре кипятятся в ведре простыня и салфетки: у нас нет другого способа стерилизации перевязочного материала.

Пилу мы прокаливаем на костре, и от ручки до ручки завертываем в вату, щедро смоченную спиртом. В стакан со спиртом опускаем шелковую нитку, выдернутую из стропы.

Но вот всё готово. Мою руки раствором нашатыря, по всем правилам. Надеваю халат, закатываю рукава. Приносят Фадеева.

Его привязывают полотенцем к повозке. Дают наркоз. Главное – правильно поддерживать нижнюю челюсть, подавая ее вперед, чтобы не западал язык и чтобы больной не захлебывался. Так, Люба, так! Недаром она буквально чуть не удушила Соню, целыми днями обучаясь на ней поддерживать нижнюю челюсть.

Фадеев дышит глубоко, ровно. Наступает стадия возбуждения: он рвется с повозки, бранится, кричит «Вперед!», говорит что-то о шахте, где работал отец... Как здоровый, сильный человек, он долго буйствует под наркозом. Выше места ампутации туго затягиваю жгут. Не дождавшись глубокого сна, так как эфир на ветру быстро улетучивается, разрезаю кожу, затем мышцы, до кости. Перевязываю бедренную артерию. 

Говорю:

– Давайте!

Два партизана входят в загородку; прижимаясь к стенкам, становятся по обе стороны повозки. Соня подает мне пилу, осторожно держа за ручки. Снимаю вату, устанавливаю на нужном месте обнажившейся кости.

– Берите!

Оба партизана, заранее проинструктированные, берутся за пилу и короткими и быстрыми движениями перепиливают кость. Мельком гляжу на них – бледные, вспотевшие, со сжатыми губами.

Когда всё кончено Колю относят в шалаш, и я выхожу. У загородки толпа партизан, на всех лицах один вопрос: выживет?

...Через 3 дня у Коли уже была нормальная температура. Затем в течение 2 недель культя покрылась кожей. Ему сделали деревянный, выдолбленный из сосны протез. И потом целый год Коля ездил с ним в по возке. На стоянках Фадеев занимался с партизанами подрывным делом, готовил из них новых саперов, передавая свой боевой опыт, и всегда находил себе какое-нибудь занятие, полезное для отряда».

В своих воспоминаниях Цессарский пишет и о том, что ему приходилось оперировать легендарного разведчика Николая Кузнецова. Однажды его сильно ранило осколком гранаты. Подложив под рукав носовой платок, Кузнецов махнул рукой на «пустяковую» рану. Однако ранение оказалось совсем не пустяковым: острый осколок засел в глубине мышцы возле плечевой артерии. Нужно было оперировать. В отряде оставалась последняя ампула новокаина. Зная об этом, разведчик отказался от обезболивания.

«Пока я резал по живому, – вспоминает доктор, – Николай Иванович отвернулся и отрешенно смотрел в сторону. За всё время операции он не издал ни единого звука. Я был поражен, насколько этот человек владеет нервной системой»…

Цессарский очень уважал Николая Кузнецова за его бесстрашие, прямодушие, находчивость, за то, что он прекрасно знал немецкую культуру, помнил наизусть массу стихотворений Гёте, Шиллера…

Альберт Вениаминович Цессарский работал за линией фронта до февраля 1944 г. , потом он получил тяжелое ранение. Был дважды награжден орденом Отечественной войны I степени, медалями «Партизану Отечественной войны» I степени, «За оборону Москвы», «За победу над Германией», «За освобождение Украины», другими наградами. После войны он работал в системе здравоохранения Москвы, одно время играл на сцене московского Театра им. М.Ермоловой. Получил звание «Заслуженный врач РСФСР», стал членом Союза писателей СССР и России, написал 15 книг.

Все эти годы рядом с Альбертом Цессарским была его верная супруга Татьяна Петровна – врач-гематолог, кандидат медицинских наук, с которой они поженились 9 мая 1941 г. и которая здравствует по сей день. Она бережно хранит все письма, написанные мужем, а также носовой платочек, собственноручно вышитый, и маленький томик шекспировского «Гамлета», с которым Альберт Вениаминович не расставался всю войну. Выбрав делом своей жизни врачевание, в душе он так и не смог ответить на вопрос: что же все-таки было для него главным – медицина, литература или искусство?..

Татьяна КУЗИВ, корр. «МГ».

Автор выражает искреннюю признательность врачу Управления Роспотребнадзора по железнодорожному транспорту, кандидату медицинских наук Юрию Подкорытову за помощь в подготовке материала.