«Вот и конец!»

В огромном литературном наследии Льва Николаевича Толстого немало рассуждений о врачах, медицине, здоровье, режиме дня, физических нагрузках, нравственном воспитании. Во времена Толстого у всех образованных людей, а тем более у представителей аристократического круга, было принято уважительное, какое-то сверхпочтительное отношение к медицинской науке. Толстой же иронически воспринимал преклонение перед наукой вообще и медициной в частности. Медицину он рассматривал с нравственных позиций. Вылечить болезнь, с точки зрения Льва Николаевича, нельзя только при помощи лекарств, но ее можно побороть добрым отношением к человеку, состраданием, словом любви. Настоящие врачи, по Толстому, - это особая порода людей, которые обладают врожденным милосердием и даром любви.

«Лечит сама природа», но...

Не раз бывавший в гостях у писателя юрист В.Грибовский так описывал взгляды Толстого на врачей и медицину: ”Все согласны, что мнительность – продукт болезненного воображения, увеличивает страдания от физической боли и ведет даже к ужасной болезни – ипохондрии. Никто также не станет отрицать, что роль врача при нездоровье более предохраняющая, чем исцеляющая. Лечит сама природа, дело врача – дать природе вступить в свои права. Следовательно, мысль, что больного человека лучше оставить в покое и не развивать в нем мнительности, вовсе не так неверна, как это кажется с первого раза. Терпение и время – великие доктора”.

Однажды у маленького сына Толстого заболели зубы. Софья Андреевна пыталась найти болеутоляющее средство и тем самым облегчить страдания ребенка. Лев Николаевич сказал жене: ”Оставь его, верного средства от боли нет, а гадательные только раздражают больного, заставляют его надеяться, и при этом разочарование, несбыточность надежды прибавляют к действительному страданию страдание, созданное фантазией, которое и есть истинное несчастье”. Толстой считал, что поскольку услуги врачей доступны не всем слоям населения, человек должен учиться у природы, как лечить болезни.

В 1862 г. во время великого поста он начал кашлять и решил, что у него туберкулез, как и у двух его покойных братьев. Толстой ездил лечиться кумысом в Самарскую губернию. По свидетельству сына писателя С.Толстого, «возвратившись из Самарской губернии, отец поздоровел. Кумыс всегда приносил ему большую пользу”.

В октябре 1864 г. во время охоты Толстой упал с лошади и вывихнул руку. Вопреки запрету докторов он пошел на охоту снова и сбил повязку. Рука болела и не могла подниматься. Одни доктора советовали лечить руку ваннами и массажами, другие рекомендовали операцию (сломать неправильное сращение кости). Толстой решил оперировать руку. Из воспоминаний Т.Кузьминской, младшей сестры жены писателя: ”Его посадили в кресло, подливая ему хлороформ. Он стал окончательно засыпать. Сидел передо мной мертвец, а не Лев Николаевич. Вдруг он страшно изменился в лице и затих. Двое служащих, по указанию Попова, тянули изо всех сил руку Льва Николаевича, пока не выломали неправильно сросшуюся кость”. Когда рука безжизненно повисла, хирург Попов “ловко и сильно как бы вдвинул ее в плечо”. Через несколько дней Лев Николаевич пошел на поправку.

Его мучили депрессии

Д.Маковицкий в 1904-1910 гг. был домашним врачом в семье Толстого. Он вспоминал: ”Лев Николаевич предпочитал принимаемым внутрь лекарствам внешние отводящие лечебные и гигиенические средства: смоляные пластыри (Fayard), горчичники, припарки, компрессы и особенно растирания, массаж, омовения, гимнастику, телесные упражнения, свежий воздух, прогулки на воздухе, тщательное проветривание комнаты… Лев Николаевич не верил в лекарства, полагая, что они мешают природе организма самой бороться с болезнью, но, когда бывал болен, часто принимал их – частью ради успокоения Софьи Андреевны, которая верила в лекарства и настойчиво требовала, чтобы он принимал их, частью для того, чтобы не обидеть врачей”.

В имении писателя у домашнего врача была комната. В период жизни Толстого в Ясной Поляне эта комната была и детской, и комнатой для гувернеров, и для приезжих. Первый домашний врач появился в семье Толстых в 1902 г. Лев Николаевич был в Крыму, где заболел воспалением легких. Болезнь едва не стала для него смертельной. Родные писателя опасались рецидива и решили, что за ним должен быть постоянный надзор. Толстой согласился на это при условии, что врач будет лечить и крестьян. Сначала обязанности домашнего врача исполнял Д.Никитин, затем Г.Беркенгейм и, наконец, Д.Маковицкий. Хотели пригласить на должность домашнего врача В.Вересаева, но он отказался.

Летом 1901 г. Толстой плохо себя чувствовал. Из Москвы приехал доктор П.Усов, лечивший писателя в 1899 г. Знакомый Льва Николаевича П.Буланже вспоминал: «Приехавший врач нашел положение очень серьезным и склонен был к определению грудной жабы и к тому, что единственным лечением в данном случае было – увезти больного в теплый климат за границу, на Южный берег Крыма. По его мнению, Лев Николаевич должен был быть окружен самым тщательным уходом, избегать всякого напряжения, волнения, вести ”старческий ” образ жизни, на что больной так трудно поддавался. Ему необходим был воздух, легкое движение, прогулки, но при его болезни врач находил, что оставаться здесь было крайне неудобно и вредно…” По всей видимости, на поездке настояла Софья Андреевна, после того как с графом случился припадок и домашние боялись, что он ночью умрет. Из воспоминаний П.Буланже: «Весь этот период (июль и август) Лев Николаевич изредка только покидал постель. Припадки болезни и мучительной слабости чередовались с короткими периодами сравнительного улучшения». В Крыму состояние его улучшилось, он гулял, писал повесть “Хаджи-Мурат”.

Однажды он провожал одного из сыновей на пароход. Прогулка утомила писателя, у него начался сильный припадок сердцебиения и удушья, как в Ясной Поляне. Температура была высокой. Ялтинский врач И.Альтшуллер поставил больному диагноз воспаления легких. Постепенно состояние здоровья больного стабилизировалось. Лев Николаевич выздоровел и на этот раз. Но жизнь в его тульском имении всё более тяготила его. После 40 лет его мучили глубокие и продолжительные депрессии, которые сопровождались полным упадком сил и духа. С депрессией он упорно боролся в течение многих лет и, нужно сказать, что эта борьба была успешной.

В периоды, когда болезнь обострялась, Толстой писал о своем состоянии друзьям и родным. Из писем к А.Фету: «...Я был нездоров и не в духе и теперь так же. Нынче чувствую себя совсем больным...», «...Не сплю, как надо, и потому нервы слабы и голова, и не могу работать, писать». Из писем к жене (1869): «Третьего дня я ночевал в Арзамасе... Было два часа ночи. Я устал страшно, хотелось спать, ничего не болело. Но вдруг на меня напала тоска, страх, ужас – такие, каких я никогда не испытывал. Я вскочил, велел закладывать. Пока закладывали, я заснул и проснулся здоровым».

Характерен отрывок из письма С.А.Толстой к Т.Кузьминской, описывающий депрессивное состояние Толстого: «Завтра месяц как мы тут, и я никому ни слова не писала. Первые две недели я ежедневно плакала, потому что Лёвочка впал не только в уныние, но и в какую-то отчаянную апатию. Он не спал, не ел, сам плакал иногда... Потом он поехал в Тверскую губернию, виделся там со старыми знакомыми Бакуниными, потом ездил также в деревню к какому-то раскольнику-христианину и когда вернулся, тоска его стала меньше». Подобных отрывков из писем, показывающих, что писатель страдал от депрессии, но вместе с тем не сидел сложа руки, а действовал, можно привести очень много.

В старости, когда жизнь многих людей катится под уклон, Толстой продолжал жить полноценной жизнью. В 75 лет он научился ездить на велосипеде, в 80 лет гарцевал на лошади и делал на ней рысью по 20 верст. Он не бросал литературный труд, понимая, что это его погубит, но вместе с тем умел переключаться. Изучал греческий и иврит, занимался хозяйством, вникая в каждую мелочь, составлял азбуку для крестьян, изучал философию, писал статьи по религиозным и нравственным вопросам.

Толстой понимал, что если он остановится, то болезнь быстро его убьет, и поэтому создал собственную философию, позволяющую выжить. Эта философия напоминает учебник по жизни, указывающий, что нужно делать в той или иной ситуации. Как и большинство жизненных философий, толстовская хорошо подходила только самому автору. К сожалению, люди, которые слепо следовали советам писателя, кончили не очень хорошо – можно вспомнить несколько самоубийств толстовцев.

«Может, что приключится»…

Лев Николаевич собирался покинуть свой дом в Ясной Поляне и в 1881 г. , и в 1896-м, и в 1909 м. Секретарь Толстого В.Булгаков вспоминал: «В основе трагедии (имеется в виду уход Л.Толстого из Ясной Поляны. – А.В.) лежала тяжелая распря между близкими Л.Н.Толстому людьми – его женой и ближайшим другом В.Г.Чертковым, которого поддерживала младшая дочь Толстого Александра Львовна. Поводом для распри, помимо чисто личных чувств симпатии или антипатии, послужила ревность жены Толстого к “забравшему силу” его другу, а, главное, борьба из-за судьбы литературного наследства великого писателя”. В 1892 г. писатель отказался от права собственности на все свои сочинения, написанные с 1881 г.

28 октября 1910 г. в три часа утра Толстой объявил Д.Маковицкому о том, что он покидает Ясную Поляну, и просил врача ехать с ним. Перед отъездом Душан Петрович пощупал у Толстого пульс. Позднее он вспоминал: ”Пульс – 100. Может, что приключится”.

Вещей, которые хотел взять с собой Толстой, набралось на большой дорожный чемодан. Плед, пальто, корзинку несли отдельно. Ехали не от дома, чтобы не разбудить Софью Андреевну. До конюшни вместе с вещами шли пешком. Кучер отвез графа на станцию Щёкино, откуда Лев Николаевич доехал до станции Горбачёво, а затем в вагоне третьего класса, прицепленном к товарному поезду, до Козельска. Он собирался заехать к сестре Марии Николаевне в Шамордин монастырь. В Козельск приехали поздно, да и дорога утомила немолодого Толстого. Переночевали в Оптиной пустыни. На другой день поехал к сестре, где ночевал и провел день 30 октября. Вечером 30 октября он жаловался на некоторую слабость и недомогание. 31 октября он вернулся в Козельск и оттуда по железной дороге поехал по направлению к Ростову-на-Дону. Во второй половине дня всемирно известный писатель начал жаловаться, что его знобит. Измерили температуру, она оказалась 38,6. Здоровьем Толстого Маковицкий решил не рисковать, и у ближайшей большой станции поезд был остановлен. Станция называлась Астапово. Ее начальник И.Озолин предложил графу и сопровождавшим его людям помещение в своей квартире, которая располагалась в отдельном доме недалеко от вокзала. В “Болезни и смерти Льва Николаевича Толстого (медицинское заключение)” написано: «Лев Николаевич чувствовал себя уже настолько слабым, что с трудом дошел до квартиры; здесь он сделал разные распоряжения, а затем с ним сделался непродолжительный (около минуты) припадок судорог на левой руке и левой половине лица, сопровождавшийся обморочным состоянием”. Графа уложили в постель. К ночи температура поднялась до 39,8. У больного был насморк, он кашлял, у него были боли в ногах и перебои пульса. 6 ноября (по старому стилю) около 14 часов Толстой сел на постель и сказал собравшимся в комнате людям: “Вот и конец!.. И ничего! Только одно я прошу вас помнить: на свете пропасть народа, кроме Льва Толстого, а вы помните одного Льва”.

В медицинском заключении далее написано: ”Вслед за этим наступил резкий упадок сердечной деятельности (коллапс): пульс едва прощупывался, появилась синева (цианоз) ушей, губ, носа, ногтей; конечности похолодели… С двух часов ночи пульс, несмотря на впрыскивание камфоры, стал падать, сделался нитевидным. Предпринятые впрыскивания соляного раствора заметного влияния на пульс не оказали. Тем не менее сознание еще сохранялось: Лев Николаевич реагировал на оклики и сделал один-два глотка предложенной воды. Ввиду опасности положения была приглашена вся семья. С 5 часов утра пульс стал пропадать, дыхание сделалось поверхностным и в 6 часов 5 минут утра (по московскому времени) Лев Николаевич тихо, без страданий, скончался, окруженный женой, детьми и друзьями”. Смерть наступила от воспаления легких. Составители медицинского заключения указали следующую причину смерти писателя: ”Смерть Льва Николаевича последовала от быстро наступившего упадка сердечной деятельности. Во время прежних тяжелых заболеваний деятельность сердца также бывала очень ослаблена, но благодаря своему крепкому организму, главным образом необычайным душевным силам, Лев Николаевич выходил победителем из борьбы. Это давало надежду, что и на этот раз сильный организм Льва Николаевича, хотя и постаревший, но достаточно крепкий, победит инфекцию. Однако, по нашему мнению, сильные душевные потрясения последнего времени и утомление от необычного путешествия настолько ослабили нервную систему и сердце Льва Николаевича, что болезнь приняла сразу тяжкий характер и привела к роковому концу”.

4 ноября 1919 г. в Ясной Поляне также от воспаления легких умерла жена писателя Софья Андреевна.

Андрей ВУКОЛОВ, историк.