Когда солнце и небо стали ему неприятны...

Среди великого числа трагических, неудачных, пьяно-пропащих судеб русских писателей особым драматизмом выделяется последний период жизни и смерть Николая Васильевича Гоголя.

Первый приступ болезни случился у Гоголя в Риме в 1840 г. Именно тогда он впервые почувствовал чрезвычайно подавленное состояние; в его письмах всё чаще звучат жалобы на грусть, на «болезненную тоску, которой нет оснований». «Солнце, небо - всё мне неприятно. Моя бедная душа: ей нет здесь приюта. Я теперь гожусь больше для монастыря, чем для светской жизни», - жалуется Гоголь друзьям.

Депрессия проходит, меняется настроение и тон посланий. Но все-таки значительно чаще писатель пребывает в угнетенном настроении, хотя и сохраняет способность к объективной оценке своего состояния. В 1842 г. он пишет фразу, достойную учебника психиатрии: «Мною овладела моя обыкновенная периодическая болезнь, во время которой я остаюсь в почти неподвижном состоянии в комнате иногда в продолжение двух-трех  недель».

Четыре года спустя Гоголь всё еще пытается сопротивляться приступам депрессии. Но они учащаются, становясь всё продолжительнее и тяжелее. В 1849 г. Гоголь в письме к другу пытается разобраться в своем настроении: «Что это со мной? Старость или временное оцепенение сил? Или, в самом деле, 42 года для меня старость? Отчего, зачем на меня нашло такое оцепенение - этого я не могу понять. Если бы вы знали, какие со мной странные происходят перевороты, как сильно всё растерзано внутри меня...»

Гоголь не раз обращался к известным врачам. «Прежде всего за год он имел течение из уха будто бы от какой-то вещи, туда запавшей; других болезней в нем не было заметно; сношений с женщинами он давно не имел и сам признавался, что не чувствовал в том потребности и никогда не ощущал от этого особого удовольствия; онании также не был подвержен», - вспоминал доктор Алексей Терентьевич Тарасенков.
*   *   *
Осенью 1851 г. Гоголь решил остаться на зиму в Москве, чтобы продолжить работу над вторым томом «Мертвых душ», но воображение, столь причудливое и фантастическое прежде, теперь становилось всё бледнее; писатель уже не мог повторить однажды осуществленное чудо -создать новый шедевр, воспроизвести мир идеальных героев -анти-Ноздревых, Собакевичей, Плюшкиных.

Временами Гоголь мрачнел, волнами накатывала тоска, он жаловался на плохое самочувствие, озноб заставлял кутаться в теплый халат.

В конце января 1852 г. произошло событие, оказавшее на Гоголя сильное влияние. Скоропостижно умирает жена его близкого друга Алексея Степановича Хомякова - Екатерина Михайловна. Эта смерть потрясла Гоголя, на панихиде он, словно предчувствуя собственную судьбу, произнес пророческие слова: «Всё для меня кончено». На писателя «нашел страх смерти» - та болезнь, от которой, как он говорил, умер его отец.

В первых числах февраля, когда вся Москва весело и шумно отмечала масленицу, Гоголь неожиданно начал поститься. Решение возникло после его свидания с приехавшим из Ржева протоиереем Матвеем Констан-тиновским, известным своим религиозным фанатизмом и нетерпимостью, с которой он изобличал любое инакомыслие. Духовник гневно попрекал Гоголя в недостатке благочестия, требовал бросить писательство, отречься от «грешника и язычника Пушкина». «Сожги мерзкие сие страницы, иначе самому тебе гореть пламенем вечным!» - восклицал священник. Картины загробной кары вызывали у Гоголя страдания, он умолял: «Довольно! Оставьте! Не могу больше слушать, слишком страшно!» Вместо того чтобы ободрить больного, подарить надежду на скорое исцеление, протоиерей попрекал мнимыми грехами, грозил проклятьем, требовал отправиться в паломничество по монастырям. Обвинения священника окончательно сломили волю писателя, лишили сил сопротивляться недугу. Гоголь впал в депрессию и, несмотря на всё нарастающую слабость, продолжал поститься.

Как-то, забывшись под утро в тяжком сне, он увидал себя мертвым. Утром, едва проснувшись, Гоголь посылает за приходским священником, чтобы собороваться. Отныне мысли о близкой смерти уже не оставляют писателя, но еще больше его пугает возможность быть захороненным заживо. Гоголя страшно тревожила, как он писал, «наша неразумная торопливость во всех делах, даже и в таком, как погребение».

В медицинской литературе подобное душевное состояние именуется специальным термином «тафофобия» - производным от греческих слов гроб и страх. По Фрейду, люди испытывающие страх при мысли быть заживо погребенными, лишь вспоминают «о пребывании в материнской утробе». Создатель психоанализа полагал, что подобные душевные терзания отражают «бессознательное обоснование веры в загробную жизнь, которая представляет собой лишь продолжение в будущем загадочной жизни до рождения».

Но во времена Гоголя психоанализа не существовало. Зато весьма вероятно, что создателю «Вия» была известна книга анатома и хирурга Егора Еллизена «Врачебные известия о преждевременном погребении мертвых», в которой описывалось 56 случаев мнимой смерти от самых разных причин - от угара до запоя. «Не станем оставлять умершего, - убеждал Е.Еллизен, - но окажем ему почтение, внимание и попечение, каковое оказывалось пред смертию его; поелику может быть он слышит, и внутренно благославляет человеческие попечения. Не оставим его до тех пор, пока гнилостность не удостоверит нас, что и последняя искра жизни угасла». Еллизен давал обстоятельные советы, как избежать роковой ошибки: к рукам и ногам покойника необходимо привязать нитки с колокольчиками, не менее трех дней около гроба должны находиться люди, чтобы не пропустить воскрешение усопшего. Мнительный Гоголь умолял друзей не предавать его тело земле, пока не появятся явные признаки разложения. В завещании писатель настоятельно повторял просьбу: «Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс  переставали биться».
*   *   *
В ночь с 11 на 12 февраля 1852 г. Гоголь долго молился в своей комнате. Затем он достает портфель с рукописью «Мертвых душ», бросает листы в печь, ждет, пока огонь не уничтожит его творение. Вернувшись к себе, писатель ничком бросается на диван, рыдания душат его.

Последующие дни Гоголь молча лежал с закрытыми глазами, отвернувшись к стене. Больной полностью отказался от пищи, лишь иногда удавалось уговорить его сделать несколько глотков воды или бульона. 20 февраля состоялся врачебный консилиум, на который пригласили тогдашних московских медицинских светил: гоф-медика А.И.Овера, профессоров Московского университета А.Е.Эвениуса, С.И.Клименкова и старшего врача больницы для чернорабочих А.Т.Тарасенкова. Доктора долго осматривали больного, сокрушенно кивали головами, что-то тихо шептали по-латыни. После долгих раздумий решили поставить больному две пиявки к носу и сделать холодное обливание головы в теплой ванне.

Больной слабо сопротивлялся, просил укрыть его одеялом, дрожащей рукой пытался стряхнуть с лица пиявок. Кто знает, читали ли бодрые, не сомневающиеся в своей правоте доктора пророческие слова своего пациента, написанные им задолго до болезни: «Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! Что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Что я сделал им? За что они мучат меня? Чего хотят они от меня, бедного?»...

А.Т.Тарасенков вспоминал: «Приехали в седьмом часу Овер и Клименков; они велели подо-лее поддерживать кровотечение, ставить горчичники на конечности, потом мушку на затылок, лед на голову и внутрь отвар алтейного корня с лавровишневой водой. Обращение их было неумолимое; они распоряжались, как с сумасшедшим, кричали перед ним, как перед трупом. Климен-ков приставал к нему, мял, ворчал, поливал на голову какой-то едкий спирт и, когда больной от этого стонал, доктор спрашивал, продолжая поливать: «Что болит, Николай Васильевич?» Но тот стонал и не отвечал...»

Ночью Гоголь неожиданно громко закричал: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!» В этом крике было что-то жуткое, недаром в мифологии лестнице приписывается особый, потаенный смысл - она является символом снятия с креста, и в то же время подъема в твердь небесную... Что виделось в предсмертный час Гоголю, куда он собирался подниматься?

Вскоре началась агония. Кожа покрылась холодной испариной, под глазами разлилась синева, черты лица заострились в маске смерти. В 8 часов утра 21 февраля 1852 г. дыхание сделалось едва заметным, еще мгновенье и великий писатель отошел в вечность.
*   *   *
Похороны состоялись по православному обычаю через 3 дня после смерти, 24 февраля 1852 г. Был ясный, морозный день. После отпевания в университетской церкви гроб с телом великого писателя до самого кладбища Данилова монастыря на руках несли студенты Московского университета. На могиле, находившейся подле кладбищенской церкви, был установлен памятник с высеченным изречением пророка Иеремии: «Горьким словам моим посмеются».

Но случилось так, что не эта могила стала местом последнего успокоения писателя. Еще в 1909 г. на могиле Гоголя проводились реставрационные работы: укрепляли фундамент под массивным памятником, отремонтировали ограду. Тогда при раскопе рабочие обнаружили углы дубового гроба, помещенного в кирпичный футляр.

В 1931 г. старое кладбище решили скопать. Прах Гоголя взялись перенести на Новодевичье кладбище. Комиссия, состоявшая из административных и литературных начальников, прибыла на кладбище, чтобы присутствовать при эксгумации останков и зафиксировать: «31мая 1931 г. мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт в том, что в нашем присутствии на кладбище бывшего Данилова монастыря произведена эксгумация писателя Николая Васильевича Гоголя для перезахоронения его праха на Новодевичьем кладбище в Москве». Далее следовали 12 подписей, среди которых автографы В.Лидина, И.Сельвинского,   А.Тышлера.

Но если официоз не счел нужным входить в детали, многие участники печальной процедуры не скупились на рассказы о знаменательном событии. Писательница М.Ю.Барановская утверждала, что останки Гоголя лежали в гробу с вытянутыми вдоль тела руками, на черепе остались светло-каштановые волосы, а на ногах полосатые брюки со штрипками и стоптанные туфли. Потрясенная писательница зарыдала, и милиционер, присутствующий при эксгумации, с сочувствием произнес: «Гляди, как вдова убивается». С этого момента за Барановской навсегда закрепилось прозвище «Мадам Гоголь».

Археолог А.П.Смирнов рассказывал о печальной процедуре иначе. По его словам, расположение скелета оказалось совершенно обычным, за одним исключением... В могиле отсутствовал череп. Кто-то добавлял, что обращали внимание на длинные ногти на пальцах руки, кто-то говорил о повернутой голове.

Еще дальше пошел в своих воспоминаниях литературовед С.М.Соловьев, утверждавший, что в яме не было не только останков писателя, но и самого гроба. Зато обнаружилась целая система вентиляционных ходов и трубок на случай воскрешения покойного. Слухи полнились, некоторые из них перешли в популярную литературу. Возникла версия о попытке ограбления могилы с целью похищения черепа Гоголя и легенда о летаргическом сне писателя. Есть в этих сюжетах отголоски традиционной любви москвичей к страшным, мистическим историям, достойным пера автора  «Вия».

При наличии такого количества версий было бы непростительно не предложить своей гипотезы. Зная о нравах московских могильщиков не понаслышке - не раз и не два представилась печальная необходимость тесно общаться с представителями кладбищенского пролетариата, а также памятуя о нашей вечной племенной ненависти к любой педантичной работе, можно предположить, что всё выглядело намного проще и обыденнее. Раскопки, начавшиеся утром, продолжались до вечера - в этом единодушны все свидетели. Работу заканчивали уже в сумерках, благо ночи в конце мая коротки. Гроб писателя, плотно замурованный в кирпичной кладке и корнях старых деревьев, не смогли поднять целиком. Уставшие рабочие извлекают из раскопа фрагменты останков и, не обременяясь излишними условностями, кучей сваливают в новый гроб, который собираются захоронить на Новодевичье кладбище.

Ни криминалистических, ни археологических правил вскрытия могильников не соблюдалось. Об этом свидетельствуют факты: один из писателей, присутствовавших на эксгумации, забирает с собой кусок сюртука, чтобы вклеить в обложку «Мертвых душ»; другой почитатель Гоголя прихватил на память его ребро.
*   *   *
Ныне останки Гоголя покоятся на Новодевичьем кладбище. Неподалеку от автора «Мертвых душ» похоронен другой классик - Михаил Булгаков. Долгие годы на его могиле не было памятника, только скромная цветочница, да небольшие деревца, посаженные по углам. Е.С.Булгакова, вдова писателя, придирчиво подбирала камень для монумента. Однажды она увидала старый ноздреватый валун, видневшийся среди обломков мрамора в гранитной мастерской. Рабочие охотно объяснили, что это голгофа - подножие православного креста, некогда стоявшего на могиле Гоголя. По преданию, И.Аксаков вез камень на телеге из Крыма почти месяц, чтобы положить на могилу Гоголя. Но к юбилею классика в 1952 г. крест решили заменить обелиском. Старый мраморный крест бесследно исчез, а голгофу за ненадобностью притащили в мастерскую.

«Я покупаю», - воскликнула Елена Булгакова. Вскоре камень установили на могиле автора «Мастера и Маргариты». Булгаков как-то написал о Гоголе: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью». Жизнь иногда бывает удивительнее любых фантазий тем, что она исполняет подобные желания...

Александр ТОЛСТИКОВИЧ.