Он внес нравственные начала в русскую хирургию

«Если гений есть высокая цель и власть над средствами ее достижения, - писал в 1937 г. академик Н.Н.Бурденко, - то в творчестве Николая Ивановича Пирогова дoлжно признать наличие гениальности». Эти слова выдающегося советского хирурга ХХ века снова и снова заставляют нас задуматься над величием гения Пирогова. В чем же оно заключается?

Три его цели
Едва окончив Дерптский университет, 22-летний доктор наук сформулировал три высокие цели: поставить эксперимент на службу патологии, разработать анатомические основы хирургии и внести вклад в создание научной медицины. Достиг ли он этих целей? Безусловно, да. Но что двигало Н.И.Пироговым на этом тернистом пути? Что было основой его власти над средствами достижения этих целей?

Мы считаем, что величие Пирогова, помимо медицинских и общественных достижений (перечислять их мы не будем, они общеизвестны), заключается еще и в том, что своей яркой и многогранной жизнью и научно-практической деятельностью Николай Иванович передал нам, потомкам, свой нравственный опыт, который он приобретал на протяжении всей жизни.

Нравственные начала в деятельности Пирогова как хирурга проявились довольно рано. Как известно, проводившиеся в донаркозную, до-антисептическую и догемотрансфузионную эру операции сопровождались высокой смертностью от болевого шока, инфекции или массивных кровотечений, а потому, как считал Пирогов, требовали от хирурга особенно высоких моральных качеств. Но не только потому, что, несмотря на крики больного, надо было действовать быстро и решительно, а в смысле определения безусловной необходимости вмешательства как лечебного средства, дабы не причинять оперируемым излишних страданий.

Цель хирургической науки и хирургического искусства, по определению Пирогова, состоит в облегчении людских страданий, поэтому ее всецело следует подчинить высшему, нравственному чувству. При решении вопроса об операции «истинно-честный хирург» должен руководствоваться не столько чисто хирургическими обстоятельствами, сколько собственной совестью, ибо опасность операции не должна превышать опасности самой болезни. Вместе с тем к пониманию этих принципов Пирогов пришел далеко не сразу. «Как это всегда случается с молодыми хирургами, - писал он о своей работе в Дерпте, - я был слишком ревностным оператором... Меня занимал не столько сам больной, сколько акт операции, взятой слишком отдельно от ее следствий».

К тому же во время своей первой заграничной командировки в 1833-1835 гг. он убедился в том, что научная истина - далеко не главная цель именитых хирургов, которые нередко принимали меры не для ее открытия, а для затемнения... Видя всё это, Пирогов положил себе за правило «при первом вступлении на кафедру ничего не скрывать от своих учеников и немедля открывать перед ними сделанную им ошибку, будет ли она в диагнозе или в лечении болезни». В духе беспощадной самокритики выдержаны его знаменитые «Анналы хирургической клиники Императорского Дерптского университета». Этому принципу великий хирург пытался следовать до конца своих лет. Но поначалу, конечно же, он был не столь прочен. Когда через несколько лет Пирогов приступил к работе в хирургическом отделении петербургского 2-го Военно-сухопутного госпиталя, то он, пытаясь помочь как можно большему числу раненых и больных, снова начал было выполнять операции «без должного отношения к их последствиям». Об этом в своих мемуарах он писал так: «При осмотре госпиталя я нашел множество больных, требовавших разного рода операций... Это были все залежавшиеся больные, зараженные пиэмией от худого содержания... Я сделал огромный промах и грубую ошибку.... С научной стороны был большой промах, что я сообразил вмешаться в настоящее положение этих больных, не обратив внимание на ту неблагоприятную обстановку госпитальной конституции, при которой я подвергал их операции. Но еще более был мой проступок против нравственности». Далее в рукописи зачеркнуто: «С нравственной стороны грех состоял в том, что я...» Что хотел сказать великий врач? Какой мерой судил он себя за то обилие смертей, произошедших от его вполне понятного порыва приступить «к энергическим производствам не рассмотренных и не анализированных достаточно <...> с нравственной стороны операций», дабы облегчить жизнь молодым солдатам с обширными гнойными ранами, при виде которых «надрывалось» его сердце? К сожалению, этого мы никогда не узнаем.

Но не из этих ли нравственных исканий 30-летнего врача проистекала его знаменитая сортировка раненых, которую он впервые применил в Крыму? Ведь тогда, как и в Петербургском госпитале десятью годами ранее, он увидел одновременно тысячи раненых и «представил себе так живо все бедствия, причиняемые им от беспорядка, хаоса... и (подчеркнем) гоньбы за операциями хирургов...»

Внедрение наркоза

Его «Начала общей военно-полевой хирургии», изданные в 1865 г., пронизаны огромным человеколюбием автора, его состраданием раненым, стремлением облегчить их участь. Особенно хорошо это видно на примере внедрения Пироговым наркоза в хирургию.

В литературе утвердилось мнение, что основной целью его поездки на Кавказ летом 1847 г. была апробация наркоза в полевых условиях. Не отрицая этого, тем не менее, заметим, что, по словам Пирогова, его основная цель заключалась в том, чтобы дать ответ на вопрос: возможно ли оказать «нравственное влияние эфирования» там, где «тысячи людей жертвуют собой во имя общего блага» и где в силу целого ряда причин «эфирование» особенно затруднено? И только затем приложить все усилия «в распространении анестезирования в нашем отечестве».

Каков же результат? В 1849 г. Пирогов представил опыт более 300 операций, проведенных им лично, а также аналогичного числа вмешательств других хирургов из 25 клиник 15 городов страны. Кроме того, он описал технику, клинику, преимущества и недостатки различных видов наркоза, способ определения его глубины по роговичному рефлексу, показания и противопоказания, влияние его на смертность. Однако подчеркнем главный итог этой титанической работы, сформулированный самим автором: поскольку «и наблюдения, и опыт, и цифры говорят в пользу анестезирования, вопрос о нравственном влиянии эфирования на больных и раненых нашими наблюдениями решен вполне». Обратите внимание на то, что Пирогова занимал не столько медицинский, сколько моральный, этический аспект решения проблемы! Более этому принципу он не изменял. Известно, что за 11 проведенных им в 1854-1855 гг. в Севастополе месяцев он и его помощники выполнили около 10 тыс. операций! Примерно по 30 в день! Казалось бы, оперируй по старинке, оттачивая технику молниеносных резекций и ампутаций. Но тогда Пирогов не был бы самим собой. «Ни одна операция в Крыму под моим руководством, - писал он, - не была сделана без хлороформирования». Ни одна!

Мы уже не говорим, насколько это было непросто технически. Но и психологически это явно гуманистическое начало в отечественной хирургии еще долгое время наталкивалось на неприятие наркоза «людьми, презирающими всё, что только превышает их ограниченные понятия», для которых наркоз всего лишь «дорогая вещь для госпитальной экономии». Нельзя без волнения читать письмо Николая Ивановича одному из своих коллег, лейб-хирургу Н.Ф.Арендту, о попытке внедрить наркоз в одной из крупнейших больниц Петербурга: «...операций в Обуховской больнице я более делать не буду. Я не хочу присутствовать при мучениях больных, которых страдания не хотят облегчать от незнания дела и от скупости».

Одним из примеров сочетания гения и высочайшей нравственности Пирогова наряду с анестезиологической является его хирургическая работа в Крымскую войну. Вот какие нехирургические мысли владели им в те дни: «Мы живем на земле не для себя только; пред нами разыгрывается великая драма; грешно, сложив руки, быть одним только праздным зрителем, кому Бог дал хоть какую-то возможность участвовать в ней, у кого не остыло еще сердце для высокого и святого...» И это были не пустые слова. Современники свидетельствовали: «Нельзя было не последовать его великому примеру: как родной отец о детях, так он заботился о больных, и пример его человеколюбия и самопожертвования сильно на всех действовал; все воодушевлялись, видя его; больные, к которым он прикасался, чувствовали облегчение...» Характеризуя деятельность русских сестер милосердия в Севастополе, Пирогов подчеркивал, что они «...не только принесли техническую помощь, но они оказали нравственное влияние на дирекцию всего госпитального корпуса».

О моральных основах поведения великого хирурга свидетельствуют его слова в письме одному из друзей, который после 14 лет отставки упрашивал Николая Ивановича вернуться на государственную службу. Пирогов отказался и, мотивируя свой отказ, отвечал: «Никто не упрекнет меня в равнодушии к общественному делу или в корыстолюбии... Я жертвовал довольно в моей жизни для общего блага. Я служил даром и не получал никакого вознаграждения 13 лет в петербургских госпиталях... Я променял выгодную практику и обеспеченное существование на попечительство в двух учебных округах... Только одно -требование Отечества найдет меня всегда готовым на безусловное и положительное «да».

Друзьям тогда так и не удалосьуговорить Пирогова вернуться в академию, которую он оставил в 1856 г. в знак протеста против поражения России в Крымской войне. Однако уже в преклонном возрасте старый хирург принял приглашение отправиться на театр Балканской войны 1877-1878 гг. «безо всяких условий» (то есть бесплатно), поскольку, как считал Николай Иванович, «русскому человеку в переживаемое время не приходится делить условий с Обществом Красного Креста».

Он прятал руки в карманы

Все анатомические труды Пирогова, которые широко известны, можно также отнести к его деятельности, направленной на облегчение не только труда хирургов, но и участи оперируемых ими больных. Ведь только тот хирург выполнит операцию наилучшим для больного способом, который хорошо знает анатомию доступов и операционного поля. Считаем, что нравственное значение анатомических трудов Пирогова еще ждет своих исследователей.

Ярким проявлением профессионального и нравственного долга Пирогова является издание им ряда научных трудов с перечислением вырученных денег «в пользу неимущих», на организацию в Медико-хирургической академии отделения «для безденежного содержания и пользования больных», а также упоминавшиеся выше бесплатные консультации в петербургских больницах. Для него это было принципиально. В Дерпте и Петербурге, Симферополе и Кишиневе, Германии, Италии или в селе Вишня он приходил на помощь по первому зову больного человека. Причем совершенно бескорыстно: «Господин Пирогов всегда так доступен и прост, что каждый больной, богатый или бедный, может прийти к нему, и он всегда окажет им безвозмездную медицинскую помощь», - писал современник. И таких свидетельств множество. Современники киевского периода жизни Пирогова, между прочим тайного советника, то есть гражданского генерала, вспоминали, что два раза в неделю он проводил 12-часовые бесплатные приемы больных.

Газета «Киевский телеграф» в 1861 г. сообщала, что «господин Пирогов в любую погоду шел и ехал к своим пациентам, делал операции и перед уходом прятал руки в карманы, чтобы ему не вздумали платить!»

Истории памятен его визит в Специю к раненому Д.Гарибальди, которого он посетил бесплатно по просьбе русских студентов. Вспомним также врачебные приемы Пирогова в больничке, которую он оборудовал в своем имении Вишня: тысячи больных!

Тем большее восхищение вызывает потрясающая скромность этого человека. В письме И.Бертенсону в ответ на просьбу написать автобиографию Пирогов заметил: «...но для этого я не имею никаких материалов под рукой и не собирал их, потому что никогда не думал писать собственную биографию и, признаюсь, мало ею интересовался...» Тот, кто не знает его судьбы, полной лишений, неприязни со стороны чиновников и менее удачливых в научном отношении коллег, может решить, что старый врач рисуется. Но это не так. Об этом свидетельствует конец фразы: «...правда, иногда я мечтал написать историю моих заблуждений».

Пироговеды советского времени практически ничего не писали об отношении Пирогова к религии. Однако истоки нравственности профессиональной у этого мыслителя и философа вполне могли проистекать из его глубокой веры в нравственность христианскую. Как и бoльшая часть образованных людей своего времени, Пирогов вступил в жизнь скептиком в вопросах веры и апологетом эмпирического направления в естествознании. «Полное неверие и атеизм охватывали душу... Если так шатка была у меня религиозная сторона, то понятия мои о нравственности также были не крепки, - писал он. - Но лета, другой образ жизни, и другие, более прочные думы убедили меня в полной неосновательности этого мировоззрения... Для меня существование верховного разума и верховной воли сделалось такой же необходимостью, как мое собственное умственное и нравственное существование». Причем можно указать примерное время влияния на него этих «более прочных дум»: между его «проступком против нравственности» в 1841 г. до изучения «нравственного влияния эфирования» в 1847-м.

На основании вышеизложенного мы считаем, что к началам, внесенным Пироговым в медицинскую науку и практику, следует отнести и нравственные принципы профессии врача, которые сам Николай Иванович подытожил в письме к одной из основоположниц сестринского дела в России Е.М.Бакуниной за 5 месяцев до своей кончины: «Главное - не терять уверенности в значении дела, которому была посвящена жизнь, в пользе, доставленной страждущим людям...»

Ибо грош нам, врачам, цена, если за суперсовременным оборудованием и методиками, как, например, операциями при помощи робототехники, когда оперирующий на сердце хирург вообще не видит, кого он оперирует, мы перестанем замечать больного человека, взрослого или совсем маленького, с его полными скорби и надежд глазами. И сегодня, в год 200-летия со дня рождения нашего гениального соотечественника, его образ воодушевляет нас надеждой, а его беспримерное человеколюбие еще долго будет служить нравственным ориентиром для многих поколений врачей настоящего и будущего.

Владимир ФЁДОРОВ,
директор Института хирургии
им. А.В.Вишневского,
академик РАМН.
Сергей ГЛЯНЦЕВ, профессор.