«Огражданили» военную экспертизу...

Наших читателей не оставила равнодушными публикация «С военной медицины снимают погоны» (см. «МГ № 72 от 25.09.2009). Недавно мы опубликовали статью дальневосточного профессора Валерия Завгорудько «Мочить в кефире!» (см. «МГ» № 84 от 06.11.2009), чья резкая отповедь отражает позицию большинства написавших или позвонившим нам: оптимизация военно-медицинской службы Вооруженных сил РФ в том виде, в котором она задумана и проводится в жизнь, может окончательно добить армию и флот, и без того «подстреленные» многолетней вялотекущей реформой.

Сегодня в продолжение темы предлагаем вашему вниманию взгляд профессионала на «демилитаризацию» военной судебно-медицинской экспертизы. Офицер руководящего звена Российской военно-медицинской академии согласился на откровенный разговор исключительно на условии анонимности. Мы приняли это условие, поскольку известно: инакомыслие в армейских рядах обычно карается увольнением.

- Если сказать, что организационные мероприятия по приведению к так называемому перспективному облику Вооруженных сил РФ отразились на своевременности и полноте судебно-медицинских и других экспертных исследований по уголовным делам, расследуемым военными следственными органами, значит, ничего не сказать. Новации оказались, или скоро окажутся, разрушительными.

Напомню, что зеленый свет изменениям зажгли директива Генерального штаба Вооруженных сил РФ № 314/6/1049 от 17.03.2009 и указание Главного военно-медицинского управления Минобороны России № 161/1/1/2156 от 07.04.2009. В ходе последовавших мероприятий все офицерские должности судебных экспертов в государственных судебно-экспертных учреждениях оборонного ведомства с 1 июня этого года были исключены, взамен введены должности гражданского персонала, а общая численность ГСЭУ МО РФ была сокращена на 18%.

Плоды поспешного секвестра, острая жизненная необходимость в котором совершенно отсутствовала, не заставили себя долго ждать.

Существенно снизились объемы экспертного сопровождения деятельности военных следственных органов, военных прокуратур и военных судов. На 3-4 месяца было приостановлено проведение целого ряда видов судебных экспертиз. Полностью пришлось прекратить выполнение судебно-психиатри-ческих экспертиз в ГСЭУ, за исключением 111-го Главного государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Минобороны России, ввиду сокращения должностей судебных психиатров и медицинских психологов. Вот цифры. Если, скажем, за 7 месяцев 2008 г. было проведено 9348 экспертиз, то за этот же период нынешнего года - всего 4494. Объемы выполненных экспертиз упали почти вдвое!

Весьма серьезной социальной проблемой стало увольнение экспертов-офицеров. Всего в системе ГСЭУ Минобороны России около 40% офицеров были выведены в распоряжение вышестоящего командования: они не могут быть отправлены на «гражданку» из-за отсутствия у них жилья. Около 10% людей в погонах всего 1-2 года не дослужили до пенсии. Другие эксперты-представители офицерского корпуса были уволены без жилой площади, так как не имели права на ее получение из-за недостаточной выслуги лет в календарном исчислении.

В результате проведенных орг-штатных мероприятий обнаружились значительные трудности при командировании судебных экспертов - гражданского персонала ГСЭУ за пределы пунктов дислокации учреждений, в другие регионы страны, а также при направлении в ночное время в составе следственных групп на места происшествий.

Под знаком большого вопроса находится нынче экспертное сопровождение деятельности военных следственных органов, военных прокуратур и военных судов, расквартированных за пределами Российской Федерации. Так, например, экспертное подразделение, дислоцированное в 201-й военной базе (Таджикистан), расформировано. Немалые сложности теперь сопряжены с экспертным сопровождением деятельности органов военной юстиции и в Чеченской Республике.

Ломать, как известно, - не строить. Обидно понимать, что сознательно или по недомыслию заложена мина замедленного действия под здание целой системы военной судебно-медицинской экспертизы, созданной еще в 1943 г.

Следует напомнить, что судебно-медицинское обеспечение органов военной юстиции становилось на крыло в условиях полномасштабных военных действий во время Великой Отечественной войны. На территориях, освобождаемых от оккупации, зараженных вирусом повышенной криминогенности, гражданские судебно-экспертные структуры только воссоздавались, а потому не могли привлекаться органами военного следствия, как это практиковалось в предвоенные годы. Судебно-медицинские, криминалистические, судебно-хими-ческие и судебно-биологические экспертизы требовались в интересах военных прокуратур и трибуналов.

Первоначально военная судебно-медицинская экспертиза представляла собой систему Центральная судебно-медицинская лаборатория (ЦСМЛ) - судебно-медицинские лаборатории (СМЛ) военных округов - судебно-медицинские лаборатории армий - нештатные судебно-медицинские экспертизы (СМЭ). В таком виде система просуществовала до середины 1990-х годов. Однако новые социально-экономические реалии, такое народившееся явление, как локальные военные конфликты на территории страны, наконец, возросшие требования органов военной юстиции к результатам экспертного сопровождения их деятельности остро поставили вопрос о необходимости реформирования системы военных судебно-медицинских лабораторий.

Те новации, которые еще на слуху, отличались продуманностью, научным подходом, а потому не идут ни в какое сравнение с поспешной перекройкой облика военной судмедэкспертизы образца 2009 г.

Ровно 10 лет назад руководством ЦСМЛ МО РФ была разработана Программа развития судебно-медицинской экспертизы в Министерстве обороны Российской Федерации на 2001-2005 гг. Этот документ, согласованный с Главной военной прокуратурой и утвержденный начальником Главного военно-медицинского управления Минобороны России, содержал перечень основных мероприятий по реформированию системы военных СМЛ. Речь шла об оптимизации организационно-штатной структуры судебно-медицинских учреждений, совершенствовании системы подготовки специалистов для экспертных учреждений оборонного ведомства и их профессионального уровня, усилении научно-методической составляющей и т.д.

Путем организационно-штатных мероприятий, растянувшихся на несколько лет, без спешки и «подталкивания в спину», что присуще характеру насаждаемой сегодня реформы, судебно-медицинские лаборатории военных округов и флотов были преобразованы в государственные центры судебно-медицинских и криминалистических экспертиз.
 
Что же это дало? Главное - стала «прозрачной» реальная потребность следственных органов в различных видах экспертиз и следственных действий. Увеличился объем и возросло качество проводимых экспертиз, в том числе дорогостоящих, трудоемких и многообъективных. Если касаться направлений «традиционной» экспертной деятельности в интересах структур военной юстиции, то они определенно расширились. Наконец-то представилась возможность обеспечивать производство полноценных экспертных исследований в условиях чрезвычайных ситуаций, включая техногенные катастрофы и локальные военные конфликты.

Немало доказательств того, что военно-медицинские спецы в полном объеме и в максимально короткие сроки справляются с задачами экспертного сопровождения следствия при возникновении чрезвычайных ситуаций как мирного времени, так и в условиях локального вооруженного конфликта. Можно привести опыт расследования уголовных дел по наиболее масштабным и социально значимым техногенным катастрофам последних десятилетий с массовыми человеческими жертвами. Среди них гибель экипажа атомохода «Курск», сбитый вертолет Ми-26 над Ханкалой, взрыв военного госпиталя в Моздоке.

Кроме того, судебные эксперты МО России то и дело привлекаются к решению экспертных идентификационных задач при расследовании причин массовой гибели людей в террористических актах и техногенных катастрофах, имеющих громкий общественный резонанс. Кто не слышал о трагедии Бесла-на, катастрофах аэробуса А-310 в Иркутске и самолета Ту-154 под Донецком...

Особого упоминания заслуживает глобальная медико-правовая и социальная задача - идентификационные исследования тел погибших российских военнослужащих в Чеченской Республике. Как известно, в период первой чеченской кампании (1994-1996 гг.) в Северо-Кавказском военном округе была развернута не имеющая аналогов в мировой экспертной практике работа по установлению личности большого количества неопознанных убитых воинов. Совместными усилиями медицинской службы Минобороны и отдельных тыловых структур Вооруженных сил к моменту начала контртеррористической операции в 1999 г. удалось создать эффективную систему мероприятий, направленных на предупреждение обезличивания павших. Аналогичную миссию наши судебные эксперты успешно решали и во время пребывания российского воинского контингента на территории бывшей Югославии (Косово) в 1999-2001 гг.

Новый рывок военная судебно-экспертная медицина сделала с переоснащением ГСЭУ в рамках уже упомянутой программы развития. Для учреждений начиная с 2003 г. за какие-то 5 лет были закуплены медицинское оборудование и специализированные аппа-ратно-технические средства на общую сумму около четверти миллиарда рублей. Не удивительно, что повседневная экспертная практика сразу же обогатилась внедрением в нее современных методов исследования вещественных доказательств, расширился спектр разгадываемых «ребусов».

Кто бы мог подумать, что на пути естественного движения вперед совсем скоро будет воздвигнут шлагбаум, и для военной судебно-экспертной службы наступит время отката? Именно отката. Более точного слова для обозначения ситуации, в которой оказалась «распого-ненная» военная медицина, в том числе учреждения судмеэдэкспер-тизы Минобороны, трудно подобрать.

Давайте немного поразмышляем. В соответствии с официальным мнением Госдумы РФ, использование потенциала Вооруженных сил страны на современном этапе в случае надобности будет проходить по сценарию локального военного конфликта на собственной или чужой территории. Для войны в Чечне, которая является свежим образчиком «домашнего» локального конфликта, были характерны продолжительность, достаточно высокая плотность недружественного местного населения, отсутствие или слабость инфраструктуры гражданского управления, диверсионная активность противника и активность уголовных элементов, присутствие в зоне ответственности войск представителей правозащитных организаций. Не правда ли, все эти черты, за некоторым исключением, были свойственны тому времени, когда образовывался институт военной судебно-медицинской экспертизы?

Повторения вооруженного столкновения по аналогии с чеченскими событиями, безусловно, следует избегать, но Северный Кавказ и сегодня остается чрезвычайно «взрывоопасным». Отсюда закономерный вопрос: случись что, каким образом будут решаться задачи судебно-экспертного сопровождения работы органов военной юстиции при нынешнем отсутствии военнослужащих в судебно-экспертных учреждениях Минобороны? Вразумительного ответа вы сегодня не найдете.

Рассмотрим второй вариант -участие российских воинских частей в локальном военном конфликте на примере Южной Осетии. Так называемое принуждение к миру грузинских агрессоров отличалось кратковременностью в условиях братской поддержки со стороны местных жителей, невысокой кри-миногенности, диверсионной активности, а также слабости инфраструктуры гражданского управления. Отметим пребывание правозащитников в зоне ответственности наших военнослужащих. Летом и осенью 2008 г. специфические задачи, поставленные структурами военюста, выполняли как офицеры судебно-медицинских лабораторий, так и командированные гражданские судебно-медицинские эксперты.

Итак, по плечу ли обеспечивать интересы следствия гражданским экспертам? В случае с Южной Осетией скорее да, чем нет. Однако не всё так просто. Легко представить, во что обойдется добровольное согласие гражданского эксперта поработать в горячей точке, если, во-первых, военный конфликт затянется, во-вторых, хотя бы часть населения будет настроена против нас, и в-третьих, здесь станут орудовать уголовники и диверсанты.

Примем во внимание и другое обстоятельство: такой сценарий предполагает присутствие в эпицентре событий критически настроенных представителей правозащитных организаций. А значит, придется согласиться с тем, что профессиональные требования к гражданскому эксперту должны быть высокими.

Кроме того, учитывая разнообразие ситуаций, когда следствие нуждается в привлечении специальных знаний, желательно приглашать судебного эксперта-универсала. Дело вот только в том, что таковые в гражданских структурах попросту отсутствуют. Лишь судебно-медицинские лаборатории Минобороны России до недавнего времени совмещали в одном лице универсального судмедэксперта и эксперта-криминалиста, владеющего основными методами криминалистических исследований.

Возможно ли после «огражданивания» экспертной службы готовить такого специалиста в учреждениях Минобороны? Боюсь, что нет. Ведь для этого требуется системный подход, само наличие которого предопределяется потребностями в системной подготовке. А еще нужно время, так как подготовка должна носить этапный характер в силу ее разнонаправленности. Не забудем и про обучаемые кадры, которые не могут быть не заинтересованы в долгосрочных перспективах овладения профессией и не могут не иметь жесткие контрактные обязательства.

Записал
Владимир КЛЫШНИКОВ,
соб. корр. «МГ».
С.-Петербург.