Ирина ТОКМАКОВА: "Книга - особый организм"

Старомодный лифт, двери в котором надо открывать самому. Пятый этаж. Серая кошка на пороге открытой двери. Квартира, которую хозяйка относит к стилю «поздний хрущевский ренессанс». А дальше - сказка. Из нашего детства.

Ирина Токмакова - известная детская писательница, автор более 300 книг для детей и около 20 пьес. Лауреат Государственной премии РФ 2003 года.

- Ирина Петровна, ваша мама была врачом...

- Да, очень хорошим педиатром. Она заведовала так называемым домом подкидышей, куда приносили брошенных детей. При этом доме в Москве мы и жили - другой квартиры у нас не было. В 1941 году нас вместе с детьми вывезли в эвакуацию в Пензу, и там мама вместе с остальными сотрудниками их и лечила, и учила, и выхаживала. Всё мое детство мама занималась больше чужими детьми, чем своими двумя дочерьми. Меня в основном растила тетушка, которая жила с нами, она занималась хозяйством, готовила, шила. А мама параллельно еще и преподавала в 1-м Медицинском институте курс детских болезней. После войны она стала заместителем директора клиники этого же института. А когда началась война, она готовила кандидатскую диссертацию, и вот приехала в голодную, холодную Москву в 1942 году защищаться. Я даже помню название работы: «Переливание крови у грудных детей при хронических расстройствах питания». Защитилась мама блестяще - ей даже хотели присвоить сразу докторскую степень, но кто-то возразил. В доме всегда были медицинские журналы, в том числе и на немецком языке, мама постоянно занималась наукой.

Старшая сестра Елена тоже окончила медицинский институт. Так что врачей вокруг меня всегда было много.

- А вы, видя маму в белом халате, окруженную детьми, сами не хотели стать врачом?

- Никогда! Еще в младших классах твердо решила поступать в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. В доме это почему-то вызывало смех, а меня дразнили «свиносовхоз». Но к 8-му классу я передумала и решила пойти на филологический факультет. Тем более что у меня была золотая медаль, с которой в университет тогда принимали без экзаменов. Очень увлеклась английским языком, а в школе учила немецкий. Языки мне давались легко, может, потому, что мама была русской, а папа - армянин, и его сестра разговаривала со мной на двух языках. Даже девичья моя фамилия была русифицирована - изначально она звучала как «Манукян», но когда отец, еще до революции, стал работать инженером-электриком, ему заметили, что русские рабочие «Перч Карапетович Манукян» не выговорят. Пришлось ему стать Петром Карповичем Мануковым. Но, если разобраться, «Манукова» не сильно отличается от «Токмакова».

После окончания филологического факультета я была рекомендована в аспирантуру. Занялась теорией литературы и, наполовину сделав диссертацию, бросила и стала писать для детей. Начала с переводов - первыми были шведские народные песенки:

Мы пойдем по ельнику,
Ельнику, ельнику,
Мы придем на мельницу,
К мельнику.
К нам навстречу
Из ворот,
Вышел черный,
Черный кот,
Говорит он:
«Мельник нынче
Вовсе вас к себе не ждет!»

- А стихотворение «Мне грустно, я лежу больной» написано по какому-то конкретному случаю?

- Нет, это был целый цикл стихов «Весело и грустно» - когда ребенку хорошо и когда он страдает. Меня в советские времена даже пытались за эти стихи ругать - мол, восстанавливаю детей против взрослых. А я просто хотела показать, что когда ребенку грустно, надо искренне его понимать и говорить ему правду. Там и такое было стихотворение:

Это ничья кошка,
Имени нет у нее,
У выбитого окошка -
Какое ей тут житье?
Холодно тут и сыро,
У кошки лапа болит,
А взять ее в квартиру
Соседка мне не велит.

Ребенок переживает, ему жалко кошку, а тут такая несправедливость. Сейчас с таким же названием «Весело и грустно» готовится большая книга - там не только стихи, но и переводы. С иллюстрациями моего мужа, народного художника РФ Льва Токмакова.

- Может ли детская литература сегодня если не лечить, то иметь некий терапевтический характер? Как в старину, когда детям на ночь рассказывали сказки, чтобы они лучше спали...

- Думаю, что может, но очень многое зависит от родителей - приучен ли ребенок читать. Если родители, вечно занятые, вместо того, чтобы вместе с малышом почитать книжку, покупают ему диски, включают телевизор, тогда нет, он не воспримет написанное. А если ребенок приучен к чтению, то книга, мне кажется, безусловно будет иметь хороший эффект.

- Вам удается жить на литературные гонорары?

- Да. Я не могу сказать, что они адекватны моей работе - не люблю слово «творчество» в применение к себе. Хотя однажды мой друг и учитель Сергей Владимирович Михалков сказал: «Это очень глупо, потому что скромность - путь к неизвестности!»

- Станет ли в ближайшее время литература полностью электронной или, как прогнозировал Брэдбери, превратится в телевизионные конспекты?

- Я не пророк, но мне кажется, что эти процессы будут идти параллельно. Не могу себе представить, что книга совсем исчезнет. Книга - это особый организм, с ней вы находитесь наедине, можете к ней вернуться или остановиться, подумать. Я не предвижу смерть книги, если только коммерсанты ее не убьют, когда она будет просто недоступна по цене нормальным людям. Сейчас пошла тенденция делать толстенные детские хрестоматии, которыми просто неудобно пользоваться - ребенок такой «кирпич» и не поднимет, да и оформлены они кое-как.

- Ваши сказки про Алю и Кляксича, если говорить современным языком, написаны в стиле фэнтези, хотя и в советское время. Вольно-невольно вы стали основоположником этого жанра в России - в сказках у вас и волшебство присутствует, и детективные мотивы...

- Да, это был первый буквенный детектив, написанный очень давно, в начале 60-х. Впервые я написала эти рассказы для «Мурзилки», потом вышла книжка с иллюстрациями Чижикова, которая переиздавалась много раз. Сейчас этих «Кляксичей» уже 5 - для 1-2-го классов, даже есть сказка про английский алфавит.

- Ваше отношение к Гарри Поттеру?

- Когда Поттер у нас был еще не известен, как сейчас, мне прислали одну из этих книжек на английском языке. Смогла прочитать только половину - мне прежде всего кажется, что всё это не так уж хорошо написано, как литература. И главное - я не вижу в этой книжке витамина для детской души. Это не для детей написано, но и не для взрослых. Хотя по форме это детская книжка, пользы для детей в ней я не нашла.

- Может, стоит попробовать ввести термин «гигиена литературы» - что и как читать детям?

- Я состояла и состою в редколлегиях многих детских журналов («Мурзилка», «Читай-ка», «Дошкольное воспитание»). Слава Богу, эти журналы выходят, дети их любят и читают. Мне кажется, что «гигиена» заключается в том, что произведение должно быть талантливо, а не бездарно. А у современного издателя этой гигиены как раз и нет. У меня был такой случай. Когда еще «Детгиз» не был в таком загоне, как сейчас, я переводила Питера Пэна. Эта книга переиздавалась многократно. И вот звонит мне редактор одного из издательств и говорит: «Наш директор спрашивает: сколько вы хотите за Питера Пэна? Если вы запросите много, то мне велено найти переводчика подешевле». А я никогда не назначаю цены - не умею торговаться. И в свои годы вряд ли научусь. Зато в современных переводах часто встречаются жуткие ляпы - человек думает только о заработке, не вдаваясь в тонкости языка. А это сказывается на качестве, отсюда и негативное отношение читателя.

- Можно сказать, что вы работаете вместе с мужем?

- Первоначально он меня и поставил на эти «рельсы» - помог сделаться писателем. Он уже в молодости работал иллюстратором, хотя и специализировался в Строгановском училище по художественной обработке металлов. Так случилось, что в мои руки попали «Шведские песенки» (шведский - мой второй язык), которые я перевела. Муж отнес мои переводы в «Детгиз», и их сразу напечатали. А я в это время, окончив университет и работая над диссертацией, преподавала английский язык в Физико-техническом институте. Муж «отвлек» меня от этой работы. Кроме того, он и сам стихи пишет, замечательный редактор. И вот я, приведя в ужас своих родителей, бросила диссертацию и занялась детской литературой. Раньше прием в Союз писателей был очень сложен. Но мне дал рекомендацию Маршак, очень помогала Барто. Когда же я показала отцу билет члена Союза писателей СССР, он посмотрел и спросил: «А работать-то ты когда будешь?»

- Можно сказать, что у вас с мужем любовь - это прежде всего совместное творчество?

- Нет, познакомились мы еще до начала совместного творчества - я была на 3-м курсе филфака, а он заканчивал Строгановку. Но потом он уехал на Урал работать по распределению, поэтому поженились мы не сразу.

- А кто ваши любимые детские писатели?

- Астрид Линдгрен - дивный писатель. Но я сумела оценить это только тогда, когда переводила «Мио мой, мио». Это такой язык, такое тончайшее чувство ребенка! Это удивительная писательница! И очень люблю Туве Янсон - перевела «Шляпу чародея», «Комету» и «Маленькие тролли и большое наводнение». Это такой теплый мир, замешанный на доброте и приятии. С Янсон я была знакома, это получилось случайно. Отмечалась Неделя детской книги в Вене. Туда пригласили нескольких иностранцев, в том числе меня и ее. Она была очень добрая и милая, тихая ласковая старушка. Начинала Ян-сон, кстати, с иллюстраций – Муми-тролль сначала был небольшой марочкой, своего рода подписью под картинами художницы. А потом стала писать потрясающие детские сказки.

- Вспомните, пожалуйста, какой-нибудь забавный случай из вашей жизни писателя и переводчика.

- Я была членом Международного жюри по присуждению медали Андерсена. Ездила на заседание в Болонью. В Италии английский язык совершенно не идет как разговорный, а я не знаю итальянского. У меня кончалась виза, надо было ехать в Рим ее продлевать. И вот я ночью, к двум часам, согласно надписи на билете, прихожу на пустой перрон Болоньи. Прождала час -поезда нет. В четвертом часу приходит какой-то поезд. Куда, откуда? Спросить не у кого. Забегаю в пустой вагон, где вижу одинокого спящего пассажира. Начинаю его трясти и пальцем показываю в сторону Рима: «Сеньеро! Рома! Рома!» «Си, си, Рома!» - ответил тот. Действительно, поезд просто опоздал.

Другой забавный эпизод, там же, в Италии. В Риме как-то утром решила пойти погулять. А у меня чувство ориентации на местности совершенно отсутствует. Зато хорошо запоминаю слова. Вижу надпись - «сенсо унико» - всё в порядке: название улицы, значит, к ней надо вернуться. И спокойно отправилась. Иду обратно - и что вижу: на ближайшей улице надпись «сенсо унико», на следующей - то же самое, и на следующей - опять «сенсо унико»! Оказалось, это означало «одностороннее движение»...

Беседу вел Вячеслав СВАЛЬНОВ.