Строители вселенных

Многих великих архитекторов окружающие считали психически больными людьми

 

В этот дом входишь, словно в подземелье, хотя в нем два этажа с мезонином. Здесь  все покрыто резьбой по дереву, за которой угадываются потайные двери, ловушки, обманки... На самом деле, тайных ходов здесь нет, но три этажа деревянных узоров – и снаружи, и внутри здания – создают столь прихотливую и мрачную игру фактуры поверхностей и светотени, что сюрпризы неотвратимо подозреваются, а их отсутствие кажется объяснимым лишь недостаточно внимательным осмотром. Дом выглядит, как медвежья берлога, внутрь которой прорастают корни деревьев, пронзая потолок и нависая над головой. Тщательно обработанное дерево выглядит мертвым и зловещим. Деревянная паутина покрывает все плоскости стен, мебели и даже потолка. Какой паук может обитать в такой паутине? Кажется, что дом построен для  гномов, но по какому-то недоразумению возвышается над землей, а не углублен в нее. Это дом Карла Юнкера.

 

                      Дом, который построил Юнкер

 

Мастер родился в 1850 г. в немецком городе Лемго (Северный Рейн – Вестфалия). Его отцом был местный кузнец. Через два года умерла мать. Один за другим ушли из жизни брат и отец. Опеку над семилетним мальчиком взял дед. Карл учился в школе Лемго, затем в гимназии, оставив класс в 1864 г. и поступив на обучение к столяру. Еще два года он работал подмастерьем краснодеревщика в Гамбурге и в Берлине, а потом продолжил обучение в Мюнхене: сначала в Художественно-ремесленном училище, затем - в Академии художеств. Благодаря полученной им Римской премии, Юнкер провел год в Италии, откуда привез два альбома эскизов. Чем он занимался еще, где провел несколько лет, остававшихся до возвращения на родину, - неизвестно. В Лемго мастер вернулся между 1883 и 1886 гг. и через несколько лет подал прошение о строительстве дома по собственному проекту.
 

Дом Юнкера загадочен в эстетическом плане и жутковат в эмоциональном отношении. Но он неясен и функционально. Например, в нем есть родительская спальня с колыбелью и детская комната. Откуда взялись они в доме, созданном одиноким архитектором лишь для себя? Карл Юнкер никогда не был женат. В городе, впрочем, бытовала легенда, о том, что он строил дом для своей невесты, которая вот-вот должна была приехать из Голландии, но она так и не появилась... (Может быть, ей рассказали про дом?) Так для кого эта кроватка, более похожая на сундук, дно которого, как кажется, скрывает ловушку-люк, опрокидывающийся в мрачное подземелье?..
 

Уже при жизни Юнкер слыл в Лемго чудаком - из-за своего странного дома и уединенного образа жизни. Он избирательно общался лишь с немногочисленными соседями, да и то, в основном, более с их детьми, нежели со взрослыми. Но до поры-до времени он не был совсем уж десоциализированным человеком. С середины 1890-х гг. посетители могли за небольшую плату осмотреть его дом, и хозяин даже проводил экскурсии, но случалось это нечасто. В последние годы жизни Юнкер все больше отдалялся от людей, полностью уйдя в свое искусство. Умер он 25 января 1912 г. от пневмонии.

В 1922 г. психиатр Г. Принцхорн опубликовал монографию «Художественное творчество душевнобольных». Одним из объектов исследования врача стало творчество К. Юнкера, которого Принцхорн счел психически нездоровым, опираясь в диагностике на характер его работ.
 

С 1962 г. дом находился в муниципальной собственности. Настоящий интерес к творчеству мастера возник в середине 1990-х гг. Здание стало главной достопримечательностью Лемго, но искусствоведческих исследований, посвященных его автору  пока, кажется,  нет. В 2004 г. после реставрации дом Юнкера стал музеем.
 

«Может быть, меня поймут не сразу... Но позднее, через пятьдесят или, возможно, только через сто лет, меня оценят по-настоящему», – эти слова приписывают Карлу Юнкеру. Сто лет прошло. Мастера вспомнили.
 

                Гауди: полет ввысь

 

Через два года после того, как в вестфальском Лемго родился мальчик по имени Карл, в каталонском Реусе у мастера котельных дел Франсеска Гауди-и-Серра родился мальчик по имени Антони Пласид Гильем. Здания, построенные им, стали символом Каталонии.
 

Между творчеством Юнкера и Гауди немало общего: эпоха, которую отразил их изысканный архитектурный модерн; причудливый характер творений, казавшихся более декорацией, нежели утилитарным жильем; нетривиальный и очень индивидуальный почерк, узнаваемый с первого взгляда; умение видеть конструкцию таким образом, каким прежде никому - не то что не удавалось, а просто не приходило в голову; удивительное пространственное трехмерное воображение и т.д….
 

Но есть между ними и важные различия. Юнкер построил склеп, подземелье – возможно, сказочное, но не ставшее от этого менее мрачным. Он возводил пещеру для гномов, со сводов которой свисали деревянные сталактиты. Эти интерьеры выглядели катакомбами, которые совсем недавно оставили друиды; теперь внутри воцарилась тягостная тишина и сгустилась зловещая атмосфера.

 Гауди же - стремился  ввысь. Если немецкий мастер превращал живые деревья – в мертвые интерьеры, в которых трудно себе представить живого человека, то испанский архитектор из мертвого бетона делал деревья, а из металла – цветы и ветви. Стены его домов словно дышали, создавая неровные волнистые - волнующиеся - поверхности фасадов, напоминая не созданные человеком инженерно-архитектурные конструкции, но - естественно сформировавшиеся природные образования. Он считал лучшими интерьерами небо и море, а идеальными скульптурными формами — деревья и облака и терпеть не мог замкнутые и геометрически правильные пространства. Ровные скучные стены раздражали его. Гауди считал, что прямая линия придумана человеком, тогда как круг — креатура Бога. Он проектировал не только здания, но и их начинку: мебель, решетки оград, ворот, перила, стулья, ручки дверей, светильники... Свою способность мыслить и ощущать в трехмерном пространстве Гауди объяснял наследственностью: его отец и дед были кузнецами (как и отец Юнкера).
 

Главным созданием мастера стал храм Саграда Фамилиа, который возводится по его идеям до сих пор. Шпили собора устремлены ввысь, словно приглашая ангелов присесть и отдохнуть хотя бы минуту.
 

Как и Юнкер, Гауди был странным, с точки зрения обывателей, человеком. Дело даже не в том, что он тоже никогда не был женат: мало ли кто остается холостяком. Более удивительным кажется изменение стиля его жизни, случившееся в зрелом возрасте, но не повлиявшее на стиль архитектурный. В молодости архитектор одевался как денди, носил дорогие костюмы, регулярно посещал куафера. Он был гурманом, завсегдатаем оперы, ходил в театр. Строительные участки Гауди объезжал исключительно на собственном экипаже. Но в зрелом возрасте в его жизни наступил немотивированный перелом: архитектор стал ревностным католиком – после долгих лет активного агностицизма, граничащего с антиклерикализмом, перестал следить за собой, стал неопрятен, почти аскетически питался. На улице его порой принимали за нищего. Некоторые вспоминали о Гауди, как о замкнутом, неприятном в общении, грубом и высокомерном человеке. Но немногочисленные близкие ему люди утверждали, что он был дружелюбным и вежливым кабальеро и верным другом.
 

7 июня 1926 г. 73-летний Гауди отправился в церковь Сант-Фелип-Нери, прихожанином которой являлся. В пути его сбил трамвай. Извозчики отказывались везти неопрятного старика в больницу. В конце концов, Гауди доставили в клинику для нищих, где ему оказали лишь первую помощь. На следующий день его отыскал капеллан храма Саграда-Фамилиа, но к тому времени лечение уже не могло помочь архитектору.
 

Дворец почтальона Шеваля

 

За два года до смерти Гауди во Франции умер Жозеф Фердинан Шеваль, более известный, как Почтальон Шеваль.
 

С 13 лет он работал помощником пекаря, в 1867 г., когда ему стукнуло 29 лет, Шеваль стал сельским почтальоном. Разнося почту, он ежедневно проходил путь в 25 километров, складывая в тачку камни необычной формы. В течение 33 лет - в одиночку в свободное от работы время, днем и ночью, в любую погоду, при помощи примитивных инструментов Почтальон Шеваль возводил из них дворец, чем-то напоминающий индонезийский Боробудур. Закончив строительство, он начертал над входом: «Пусть теперь за работу принимается более упорный, чем я». Получив от властей отказ в просьбе быть после смерти похороненным в своем строении, он за восемь лет превратил семейный склеп в Усыпальницу молчания и бесконечного покоя.

 

Благодаря сюрреалистам, его Дворец, стал известен всему миру как Идеальный дворец почтальона Шеваля, и был причислен к шедеврам так называемой «наивной архитектуры». В 1969 г. Идеальный дворец, а в 1975 г. – и Усыпальница были признаны правительством Франции памятниками истории и культуры.
 

Башни Уоттса

 

В последние годы жизни А. Гауди, на другой стороне планеты, но почти на той же широте, что и Барселона – в Лос-Анджелесе - итальянский эмигрант Симон Родиа начал строить свои странные сооружения, позже получившие название «Башни Уоттса». Он возводил их из промышленных отбросов и строительного мусора. В ход шли битый фарфор, бутылки, стальные трубы неведомого предназначения, каркасы от кроватей и пр. Родиа был разведен и не имел возможности видеться с детьми. Он был одинок, как коза Робинзона Крузо. Близкие с ним не общались. Родиа работал то на шахте, то в каменоломне, то – на лесозаготовках, а еще - в железнодорожных лагерях, строительным рабочим и почти все время бедствовал, недоедая и терпя лишения. Он строил эти башни во дворе своего домика в течение 33 лет, не имея никакого строительного образования. Некоторые из соседей специально посылали своих детей играть на его участке и ломать уже возведенные фрагменты. Из-за этого Родиа построил вокруг башен забор. Менялись президенты; пролетела Великая депрессия; началась одна война, потом другая; потом они закончились… Родиа строил, дети ломали, соседи кляузничали. Во времена Второй Мировой войны кто-то утверждал, что эмигрант из фашистской Италии строит антенны, передающие важные сведения в Японию... В конце концов, окружающие так допекли Родиа, что в 1955 г. он бросил стройку, уехав из этих мест. Через 10 лет Симон Родиа умер.
 

Его дом, стоявший среди башен, сгорел (верно, соседи постарались). Башни было решено снести. Однако, актер Н. Кинг выкупил их у города за  3000 долларов. В качестве доказательства того, что сооружение прочно, к  башням прицепили стальные тросы, дернули тягачом. Ни одна из башен не сдвинулась и не наклонилась.
 

Эти люди возводили не здания – они строили свой персональный Космос. Современная им архитектура не соответствовала их мироощущению, угнетая и удручая мастеров. Они не просто строили дома: они улучшали мир. И руководило ими не стремление к комфорту, столь естественное в таком утилитарном искусстве, как архитектура, но - желание духовного совершенства (не случайно, многие из этих домов вовсе не годятся для проживания). Компас этих зодчих-звездочетов был ориентирован не на Малую Медведицу, как у остальных, а на какие-то иные - неведомые - светила. Каждое из зданий, построенных этими мастерами, было, по сути, культовым сооружением, возведенным во славу уникальности каждого человека. Нетривиальное мышление позволило им оторваться от канонов, отпустив собственную фантазию на свободу. Эмоциональное своеобразие позволило обрести творческую смелость, давшую независимость от суждений пресловутого «большинства», привыкшего к тому, что архитектура имеет сугубо утилитарное предназначение. Аутистическая обособленность позволила сосредоточиться на творческих задачах, не обращая внимания на критику, привычно желавшую видеть в доме – пространство для проживания в нем человеческих тел. Мастера создали концепцию дома-космоса, и их души удобно разместились в башнях Уоттса, завитках перил дома Мила, нагромождениях камней Идеального Дворца и резных балясинах деревянной колыбели.
 

Игорь ЯКУШЕВ,

доцент Северного государственного медицинского университета

Архангельск