Молва не щадила лейб-медика

Нередкие диагностические ошибки в Придворной медицинской части в XIX веке были в большинстве своем связаны с женской половиной. Традиционные методы обследования больных женщин императорской фамилии не предполагали непосредственного осмотра, а диагностирование заболевания и определение методов его лечения определялось только на основании сбора анамнеза. Первым из придворных медиков, кто начал ломать отжившие традиции и применять общепринятые методы диагностики в императорской семье, был С.П.Боткин. Если медики, лечившие императриц ранее, ставили диагнозы на основании «расспроса о припадках», то есть применяли способ ненадежный и устаревший, то Боткин испросил разрешения на объективные способы исследования: постукивания, выслушивания и т.д. Разрешение на эти «новаторские методики» в придворной медицине давал лично Александр II, который назначил Боткина впоследствии лейб-медиком.

Главная пациентка

Жена императора Александра II Мария Александровна родила царю семерых детей. Роды и склонность императрицы к простудам сделали свое дело, и во второй половине 60-х годов это была больная, сломленная смертью старшего сына, оставленная жена. 22 ноября 1870 г. Боткин назначается почетным лейб-медиком, и главным объектом его забот становится Мария Александровна.

14 марта 1872 г. императрица уезжает в сопровождении своего доктора в Крым. П.А.Валуев записывает в этот день в дневнике: «О свойстве и степени болезни трудно иметь точное понятие при множестве разноречивых толков. Кажется, однако же, что легкие действительно поражены и что доктор Гартман не заметил зла своевременно и его запустил. Доктор Боткин определил болезнь, и поездка в Крым предпринята по его настоянию». Совершенно очевидно, что Боткин диагностировал болезнь с помощью стандартных методов обследования, а доктор Гартман «не заметил зла», поскольку оставался в плену придворных традиций. О деятельности Боткина как придворного лейб-медика известно немного, и поэтому можно привести не публиковавшиеся ранее архивные материалы, связанные с его придворной службой.

Боткин пишет 11 апреля 1872 г. министру императорского двора А.В.Адлербергу: «Здоровье императрицы с каждым днем заметно улучшается; кашель становится все слабее и слабее, хрипов в груди все меньше и наконец их было так мало, при этом дыхание было свободно... конечно, хрипы еще слышны, но их, может быть, в десять раз меньше, сравнивая с тем количеством, которое было в начале нашего переезда в Крым, ночь проходит теперь совсем без кашля, и днем Ее Величество может говорить и даже смеяться, не платя за каждый раз кашлем, как это бывало прежде... прогулка без поддержки под руку была несколько затруднительна, теперь же императрица прогуливается без помощи довольно свободно».

Боткин наблюдал ее и находясь в Петербурге. Для его писем к Адлербергу характерен оптимистический настрой. 29 мая 1874 г. он писал из Гатчины министру императорского двора: «Петербургская весна миновали благополучно для груди, которая, в сущности, не ухудшилась и представляет при исследовании очень удовлетворительные данные; конечно, явление катара, особенно в верхней части правой стороны, все еще держится, но в весьма благосклонном размере: пострадала несколько только нервная система вследствие комнатной жизни».

В октябре 1874 г. Боткин уезжает из Петербурга, сопровождая императрицу сначала в Лондон, а затем в Италию, в Сан-Ремо. Оттуда с 22 ноября 1874 г. он пишет Адлербергу практически ежедневно, сообщая о малейших изменениях в состоянии здоровья императрицы. Тон его писем по-прежнему оптимистический «государыня быстро поправляется», с министром обсуждается вопрос о возвращении императрицы в Россию. Он пишет: «Я как врач не буду считать себя вправе настаивать на продолжении пребывания Ее Величества за границей ввиду самого страстного желания Государыни возвратиться в Петербург». Однако возвращение пришлось отложить, так как в конце ноября 1874 г. наступило резкое ухудшение: «явления плеврита представлены настолько, насколько это бывает возможным». Ситуация стабилизировалась только к середине февраля 1875 г., и сразу же императрица выезжает в Россию. Следствием этой поездки для Боткина было то, что 10 мая 1875 г. он был назначен лейб-медиком двора Его Императорского Величества.

В мае 1878 г. в состоянии императрицы наступило новое ухудшение, и естественно, видные сановники немедленно зафиксировали это событие в дневниках. 28 мая 1878 г. военный министр Д.А.Милютин записал: «Болезнь императрицы со вчерашнего дня возбуждает тревожные опасения. Плеврит усилился и превратился в сильное воспаление легких. Доктор Боткин не ручается за исход этой болезни, особенно ввиду непомерной слабости больной».

Осенью 1878 г. Мария Александровна находилась в Ливадии, и роль ее лечащего врача исполнял ученик Боткина В.И.Алышевский. Русские медики проигрывали иностранцам в лоске и знании этикета, и таким прекрасным специалистом, но плохим знатоком этикета был Алышевский. Впрочем, возможно, в его поведении присутствовала и некая фронда «Базаров» при высочайшем дворе. Мемуаристка записала в дневнике: «Алышевский, доктор императрицы, применил все средства, чтобы прервать начинающееся воспаление. Кстати о докторе: он входит к Ее Величеству в сюртуке или пиджаке, с немытыми руками, которыми до того, как войти к императрице, трогал собак и возился с ними! В этом же платье принимает больных в больнице. Вообще сильно отзывается нигилистическим началом».

Милютин 8 ноября 1878 г. фиксирует: «Приехал доктор Боткин, которого ожидали с нетерпением для решения вопроса о том, куда императрице ехать на зиму в Петербург или за границу. Боткин как умный человек решил ехать в Петербург, к великому удовольствию самой императрицы и окружавших ее».

Прошение об отставке

С весны 1879 г. началось непрерывное ухудшение состояния Марии Александровны. То, что знаменитый Боткин не сумел поставить императрицу на ноги, привело к новой волне критики, направленной против лейб-медика. Боткин, который и ранее тяготился своим положением лейб-медика оно отвлекало его от действительно значащих для него дел, немедленно отреагировал на это письмом к министру императорского двора графу Адлербергу. 30 мая 1879 г. он писал: «Вам известно, Ваше сиятельство, каким нареканиям, нападкам и клеветам я имел несчастие подвергаться в течение последних месяцев. Русская и заграничная печать, городские слухи не щадили ни меня, ни даже моей семьи. Глубокое сознание честно и свято выполняемого долга давали мне силы твердо выносить все эти нападки и недостойные инсинуации, доверие же, которым я имел счастье пользоваться со стороны Их Величеств, поддерживало меня в минуты уныния. Вглядываясь, однако, в высокое положение лейб-медика, нельзя не сознаться, что личность его должна быть вне всякого упрека и вместе с этим должна внушать полное доверие не только Их Величествам, но и всему обществу. Как бы ни были несправедливы клеветы и инсинуации, набрасываемые на меня в последнее время с такою щедростью обществом, которому я служил в продолжении 20 лет, тем не менее положение мое как лейбмедика Их Величеств поколеблено настолько, что я не считаю возможным более носить это высокое звание и прошу Ваше сиятельство довести об этом до сведения Их Императорских Величеств, прося Их, как милости, уволить меня от службы, которая очевидно мне не по силам». Многие современники связывали ухудшение здоровья Марии Александровны с покушением А.К.Соловьева на императора в апреле 1879 г. В конце июля 1879 г. Милютин записал: «Она имела такой болезненный и истощенный вид, такую худобу, что все мы, провожавшие, смотрели на нее с стесненным сердцем, думая про себя, что, быть может, прощаемся с нею навеки».

Императрица уехала на воды курорта Югетейм, откуда 7 августа 1879 г. Боткин в очередной раз сообщал успокаивающие Петербург сведения: «Силы гораздо больше, сонливость исчезла, отдышки нет, цвет лица потерял свой синеватый оттенок, на голову Ее Величество не жалуется, опухоль ноги исчезла, по ночам спит гораздо спокойнее». По воспоминаниям камер-юнгферы императрицы А.И.Яковлевой, осенью 1879 г. императрицу «одевали и усаживали в кресло, на котором катили в другую комнату... Несколько раз в день она вдыхала кислород посредством воздушных подушек...» Поскольку состояние было очень неустойчивое, Боткин решил отказаться от планируемой поездки в Крым.

На зиму императрица, как обычно, была отправлена за границу, в Канны. Понадобилось влияние Александра II, чтобы убедить ее уехать. Марию Александровну сопровождал ученик Боткина доктор Алышевский. Как это было принято, Алышевский регулярно информировал Адлерберга о состоянии ее здоровья. 2 ноября 1879 г. он писал: «Дурная гнойная мокрота, содержавшая в себе значительное количество эластичных волокон... продолжала выделяться... вночь на вчерашнее число начался новый бронхит. Ее Величество смочила в течение ночи слизистою мокротой три носовых платка и, кроме того, много отхаркала такой же мокроты еще в тазик».

В декабре ее состояние резко ухудшается, и поэтому 6 декабря 1879 г. Боткин срочно выезжает в Канны. Было принято предварительное решение о срочном возвращении императрицы в Петербург. Поскольку ее состояние было очень тяжелым и опасались самого худшего во время возвращения, в Канны отправляется лично граф Адлерберг для того, чтобы принять решение на месте, после консультаций с медиками. Милютин фиксирует вопросы, бродившие в обществе: «Как выдержит она такое путешествие в настоящую суровую зиму? Не везут ли ее только для того, что бы здесь похоронить?»

9 января 1880 г. великий князь Павел Александрович приехал из Канн и сообщил Милютину о том, что принято окончательное решение перевезти императрицу в Петербург. Фрейлина императрицы А.А.Тютчева назвала это решение «жестоким» и вспоминала, что Мария Александровна «возмутилась этой непоследовательностью и долго плакала». Императрица была настолько плоха, что «много раздумывали не довезут ее живой, и доктор Боткин предупредил священника Никольского, ехавшего в поезде Императрицы, чтобы он был готов причастить ее Святых тайн».

По свидетельству Милютина, императрицу привезли в Петербург23 января 1880 г. Император встретил ее с сыновьями в Гатчине. На вокзале было строго запрещено находиться кому бы то ни было, чтобы не беспокоить императрицу. Потом Милютину передавали, что все были «поражены ее худобою и истощенным видом». Тема умирающей императрицы стала главной новостью светского общества, Милютин писал, что она не выходит из своей комнаты, ее никто не видит. В газетах начали появляться бюллетени, носившие достаточно успокоительный характер. 26 января 1880 г. Милютин записал рассказ баронессы Н.К.Пиллар: «Императрица обратилась в скелет; не имеет сил даже двигать пальцами; ничем не может заниматься» и добавляет, что «первая встреча с нею должна была произвести тяжелое впечатление на государя, который с того дня также чувствует себя нехорошо, жалуется на лихорадочное состояние и слабость.

Он создал свою терапевтическую школу

5 февраля 1880 г. в Зимнем дворце взорвалась бомба Степана Халтурина. Взрыв был так силен, что его слышали не только в окрестных зданиях, но и живущие на Мойке. Императрица же, постоянно находившаяся в полузабытьи, даже не услышала взрыва, а суету во дворце ей объяснили случайным взрывом газа. Поскольку Боткин не отходил от умирающей императрицы, Александр II решил продемонстрировать ему свое монаршее благоволение и подарил ему табакерку, украшенную бриллиантами, с вензелем императора. В мае 1880 г. по причине постоянно ухудшающегося самочувствия Марии Александровны традиционный переезд императора в Царское село был отложен. Но колебания продолжались не особенно долго, и 10 мая Александр II вместе с Е.М.Долгоруковой уезжает из Петербурга. Императрица в том же безнадежном состоянии осталась в Зимнем дворце вместе с младшими сыновьями. Для того чтобы соблюсти приличия, царь приезжал время от времени в город на несколько часов, чтобы навестить умирающую жену.

22 мая 1880 г. в 10 часов утра лейб-медик Боткин и почетный лейб-медик Алышевский направляют Адлербергу донесение о смерти императрицы. Документ написан рукой доктора Алышевского: «Ее императорское Величество Государыня Императрица в течение вчерашнего дня была слаба и сонлива. Спокойно уснув в обычный час вчера вечером, Ее Величество больше не просыпалась. В три часа ночи немного кашляла, а в седьмом часу утра прекратилось дыхание и Ее Величество в Бозе опочила без агонии».

После смерти императрицы остались разрозненные наброски завещания, в одном из них было зафиксировано ее желание «если это возможно, не производить вскрытия». Тем не менее вскрытие было произведено 23 мая 1880 г. в присутствии министра императорского двора Адлерберга, лейб-медика Боткина и других врачей. При вскрытии было отмечено, что подкожный жировой слой почти совершенно исчез. В заключении констатировалось: «У Ее Императорского Величества было хроническое воспаление обоих легких и по преимуществу правого. Воспаление это имело характер интерстициального воспаления, сопровождавшегося расширением бронхов в нижних долях и язвенным разрушением легочной ткани по преимуществу в верхних долях и особенно правого легкого. Поражение легочной ткани осложнено последствиями бывшего воспаления легочной плевы, выразившееся сращениями правого легкого с грудною стенкою, особенно заднею частью нижней доли... Осложнения легочной болезни, изменения в различных других органах, как сердце, почках, селезенке, были очевидною причиною и тех особенностей, которые наблюдались при жизни в течение этого легочно-чахоточного процесса».

После смерти императрицы, главной пациентки Боткина, 15 июля 1880 г. Александр II повелел «сохранять все получаемое им содержание и назначить пенсию в 4 тыс. руб.»

Придворная служба, безусловно, отнимала много времени от преподавательской деятельности, и «число лекций, прочитанных Боткиным в течение учебного года, было очень невелико... не превышало 30, максимум 40... Бывало, открывал курс в начале ноября, а закрывал (вынужденно) в половине февраля», но вместе с тем именно придворная служба поставила Боткина в особые условия и позволила создать терапевтическую клинику, пользующуюся особенными привилегиями (ни в какой иной клинике не числилось столько ассистентов и не было замещающего директора в лице экстраординарного профессора). Ему удалось создать собственную терапевтическую школу, ведущую продуктивную исследовательскую деятельность. Из терапевтической клиники Боткина вышло 60 докторских диссертаций и около 400 научных работ.

Игорь ЗИМИН, доктор исторических наук.
С.-Петербургский государственный
медицинский университет
им. И.П.Павлова.