С интеллектом России все в порядке

Беседу с председателем президиума Томского научного центра Сибирского отделения РАМН, директором НИИ кардиологии, академиком РАМН Ростиславом КАРПОВЫМ мы начали с подведения итогов, которых достигла мировая и российская кардиология за последнее десятилетие. А определив «разницу потенциалов», выяснили: как бы нам ни хотелось видеть нашу страну во всем ее интеллектуальном могуществе, но реалии таковы, что говорить о будущем российской науки можно лишь с острожным оптимизмом.

- За последние десять лет кардиология как область медицинской науки достигла колоссальных результатов, сделав мощный прорыв в плане как фундаментальных исследований, так и прикладных. Как клиницист я не хотел бы вернуться на десять лет назад, когда не было технологии стентирования, без которой сегодня трудно представить лечение ишемической болезни сердца, нестабильной стенокардии, инфаркта миокарда. За это время внедрен метод баллонирования коронарных артерий и другие малоинвазивные кардиологические технологии, позволяющие сохранять и продлевать жизнь людей при сердечно-сосудистой патологии. Объективно оценивать достижения можно, только опираясь на цифры. Если во времена, когда я пришел в клинику - это было в 1960 г., - при остром инфаркте миокарда госпитальная летальность достигала 40%, то изменение чисто организационных подходов к оказанию помощи данной категории больных позволило снизить уровень летальности до 20%. С появлением технологии тромболизиса в специализированных клиниках летальность при инфаркте сократилась сразу до 10%, а сегодня уже до 5%.

Посмотрите, как быстро совершенствуется кардиохирургия врожденных пороков сердца! За десять лет появилась возможность эндоваскулярного закрытия дефектов межпредсердной, межжелудочковой перегородки и лечения других ВПС. Разве это не достижение? А раздел нарушений ритма сердца... Я вспоминаю начало 70-х годов: величайшим достижением считался электрошок, который мы применяли, когда невозможно было снять аритмию медикаментозно. Сегодня речь идет уже о радикальном хирургическом лечении мерцательной аритмии в том числе с помощью катетерных внутрисердечных методик. В наше время лечатся практически все нарушения ритма сердца. И более раннее достижение мировой кардиологии -имплантация кардиовертеров-дефибрилляторов, устройств, предотвращающих внезапную смерть, для российской медицины стала реальностью как раз в последние десять лет.

Если говорить о фундаментальных исследованиях, то нужно в первую очередь назвать генно-инженерные технологии. Появился целый раздел регенеративной хирургии и кардиологии, то есть возможность восстанавливать утраченные структуры за счет регенерации клеток. Клеточная терапия уже становится реальностью, она выходит из рамок эксперимента в клинику. В частности, серьезно ведется разговор о возможности регенерации проводящих путей сердца в постинфарктном периоде.

- Ростислав Сергеевич, вы говорите о достижениях практической кардиологии, которые в большинстве своем привнесены в отечественное здравоохранение из-за рубежа. У вас это не вызывает обиду, что российские кардиологи по большей части используют достижения мировой науки и мировой медицинской промышленности? А где же наш интеллект?

- К сожалению, вы правы. Не может не вызывать чувство досады тот факт, что сегодня трудно какие-то значительные достижения мировой кардиологии назвать достижениями российских ученых и клиницистов. Чаще всего мы действительно идем по стопам. Но с другой стороны, на счету российских врачей и исследователей немало открытий мирового уровня. В 1909 г. российские ученые В.Образцов и Н.Стражеско впервые в мире описали клинику острого инфаркта миокарда. Недавно медицинская общественность отмечала 100-летие Н.Короткова: простого врача-хирурга, который изобрел аппарат для измерения артериального давления, и весь мир до сих пор пользуется этой методикой. Операция маммаро-коронарного шунтирования также впервые была предложена в нашей стране - В.Колесовым. Великий хирург К.Барнард учился трансплантологии у нашего соотечественника В.Демихова, дважды приезжал в его экспериментальную лабораторию в Москве и ассистировал на операциях пересадки сердца. А в 1975 г. Е.Чазов впервые в мировой практике осуществил внутрикоронарный тромболизис при остром инфаркте миокарда.

И вообще, в истории российской медицины много уникальных достижений и приоритетов. Поэтому я не стал бы утверждать, что отечественная наука окончательно обессилела. С интеллектом у российских ученых все в порядке. Но вы же понимаете, трудно рассчитывать на то, чтобы при таком отношении государства к науке и при таком финансировании происходили какие-то великие открытия. Для создания новых лекарств нужны миллионы долларов. Кто выделяет у нас такие деньги? Да, есть новые, уникальные препараты, разработанные в НИИ фармакологии Томского научного центра СО РАМН, но из-за отсутствия инвестиций сложно говорить о возможностях их дальнейшего изучения и внедрения в широкую клиническую практику.

Еще пример: совместные исследования томского НИИ кардиологии   и Института ядерной физики Томского политехнического университета. Создаются радионуклидные препараты для дифференциальной диагностики сердечно-сосудистой патологии, с их помощью можно отличить миокардит от дистрофии миокарда или ишемического поражения сердца. Это важно? Важно. Это экономически выгодно? Выгодно. Это достижение науки? Безусловно. Но... Вторая после финансирования проблема - продвижение отечественных научных разработок на рынок, это не менее сложно, чем найти средства на саму разработку.

Есть современная аппаратура для кардиологии, созданная сибирскими учеными-медиками и инженерами. Речь идет о навигаторе - приборе, который придумали и изготовили в Томске. Он позволяет направленно проводить клеточную терапию, то есть вводить стволовые клетки именно в то место сердечной мышцы, которое повреждено. По сути, это аналог дорогостоящей зарубежной установки, он полностью соответствует мировым стандартам и имеет европейский сертификат. Россия этой разработкой, несомненно, может гордиться. Но чиновники отдают предпочтение импортному оборудованию, даже если оно не намного лучше или вообще не лучше отечественного и при этом существенно дороже. У данного явления имеются объективные причины: в советские времена наше медицинское оборудование весьма часто было слабее западного, а врачу в его работе нужна хорошая, надежная аппаратура. Так сложился стереотип восприятия, что все российское заведомо хуже зарубежного. Но давайте учитывать реальность: прошла целая эпоха. За качество современных разработок сибирских ученых я могу поручиться, так что устоявшийся стереотип чиновникам надо преодолевать.

- В области фундаментальных исследований вы оцениваете российскую кардиологию так же высоко?

- Видите ли, область научных знаний, о которой вы спрашиваете, предполагает крен как раз в сторону прикладных исследований. Кто-то метко пошутил, что наука – это желание удовлетворять собственное любопытство за государственный счет. Так вот, в кардиологии, в принципе, мало исследований, которые были бы далеки от практики, выполнялись просто из научного любопытства. Поэтому в академическом институте кардиологии развитию клиники, внедрению новых методик лечения придается значение ничуть не меньшее, чем работе экспериментальных лабораторий.

Но в принципе фундаментальная наука в России сегодня финансируется крайне недостаточно. Поговорите с ректорами медицинских университетов: на науку им вообще не выделяется средств, нет такой статьи в бюджете вуза.

Академическим институтам не легче, жизнь заставила их в большей степени заниматься прикладными темами. Например, еще в конце 80-х годов в Институте кардиологии Томского научного центра начали создавать лабораторию культуры клеток. Это был именно фундаментальный подход к будущему клеточной терапии. И что же? Грянула перестройка, затем реструктуризация внутри медакадемии, финансирование экспериментальных работ резко сократилось, и народ из науки побежал. Все талантливые ребята, которые стояли у истоков той лаборатории, уехали в Соединенные Штаты Америки. Затем институту вообще сократили штатное расписание, мы потеряли не менее 25 ставок. Для учреждения, в котором было всего-то 200 научных сотрудников, это потеря значительная. Естественно, существенно уменьшилось количество работ по экспериментальной кардиологии. Конечно, к сегодняшнему дню многое удалось наверстать, но время упущено, и многие приоритеты уже не за нами...

Сегодня в отделе экспериментальной кардиологии занимаются нейропептидами - это тоже актуальное направление, выход мог бы быть в создании новых противоаритмических препаратов. Проводятся и комплексные исследования: ученые НИИ кардиологии совместно с НИИ медицинской генетики ТНЦ СО РАМН занимаются изучением генетики артериальной гипертонии. То есть в Сибирском отделении не забывают фундаментальную науку и закладывают основу на будущее. Но при том финансировании, которое сегодня есть, конечно, говорить серьезно о крупных достижениях науки, к сожалению, нельзя.

- Вы упомянули клеточную терапию. Отношение к этой теме в научном мире весьма противоречивое, тем не менее томский НИИ кардиологии также ведет такие исследования. Что это: попытка сибирских ученых не отстать от мировой моды на клеточные технологии или уверенность в перспективности данного научного направления?

- Не будем забывать, что учение о стволовой клетке - это наше, российское достижение, хотя его автору А.Максимову и пришлось уехать из страны. Профессор А.Тимофеевский на кафедре общей патологии Томского медицинского института (ныне - СибГМУ) один из первых в мире развивал культуру клеток in vitro. Активно занимаются фундаментальными аспектами стволовой клетки в НИИ фармакологии ТНЦ СО РАМН.

Вообще, что касается клеточной терапии, на мой взгляд, она теоретически обоснованна, будет развиваться и найдет применение в клинической практике. Другое дело, не при всех болезнях и не в каждой ситуации, как это пытаются преподнести. Надо отдавать себе отчет, что клеточная терапия на сегодняшний день еще не полностью вышла из эксперимента. И если что-то успешно делается в эксперименте на мышах и кроликах, еще не означает, что можно применять это и в клинике для человека.

При этом сами результаты исследований обнадеживают. Сегодня в эксперименте уже конструируют клапаны сердца и проводящую систему, сосуды. Поэтому, когда сотрудники томского Института кардиологии ознакомились с данными фундаментальных исследований и оценили возможности клеточных технологий в плане регенеративной медицины, решили, что должны начать приобретать собственный опыт. Ибо, не начиная делать, не сделаешь никогда, так и будешь плестись в хвосте научно-технического прогресса. Томичи первыми в России провели рандомизированные исследования по использованию клеточных технологий при остром инфаркте миокарда. К сожалению, технология, при которой вводилась взвесь мононуклеарных клеток, не дала ожидаемого эффекта. Было некоторое улучшение перфузии, но сказать, что мы добились замещения рубцов миокарда, нельзя, таких доказательств мы не получили. Но работа не заброшена, методика совершенствуется.

- Если Правительство РФ реализует идею изменить устав Российской академии наук и действительно возьмет на себя финансирование исключительно фундаментальных исследований, все прикладники окажутся перед необходимостью зарабатывать деньги не только на выживание, но и на развитие науки. Что вы думаете по этому поводу?

- Меня не радует эта перспектива. Нас, ученых, вообще в последнее время настораживает слово «реформа». По идее, реформа подразумевает развитие, существенное улучшение. А у нас, как только произносится это слово, начинается тотальное разрушение. Образование в результате реформирования становится хуже, науку загоняют в угол тоже под флагом реформы.

Да, ряд научных институтов, в их числе и кардиологические, могут зарабатывать деньги. Но представьте: через год построят кардиоцентры в Астрахани, Красноярске, Хабаровске и Пензе, причем оборудуют их существенно лучше, чем оборудованы уже существующие. Дадут им государственное финансирование: по плану Минздравсоцразвития России в 2008 г. кардиохирургических вмешательств в стране должно быть выполнено в 4 раза больше, чем в 2007 г. Нас, академические институты, фактически вытеснят с этого рынка, и те деньги, которые мы можем сейчас зарабатывать оказанием медицинской помощи, уже не сможем заработать в будущем. А ведь на эти средства существует не только клиника, но и исследовательская база. Одним словом, я не думаю, что академическая наука готова работать самостоятельно, без финансовой поддержки государства. Единственное, в чем я не сомневаюсь - это в огромном потенциале российской науки.

Беседу вела Елена БУШ, соб. корр. «МГ».
Томск.